Метро

Когда я стою на станциях метро — обожаю быть близко к проносящимся мимо вагонам, ощущать, как лёгкий ветерок овевает лицо; чувствовать близость многотонной железной махины. И понимать, что стоит сделать лишь шаг — и ты труп.

 Средняя скорость современного поезда метрополитена — 70 км/час. Его стальные колёса превратят тебя в фарш, не успеешь сказать "ой". Там, в темноте подземных станций, всей этой путаницы прорытых в граните нор, перегонах, тупиков и отстойников.. Там будут раскиданы твои скользкие, блестящие в лучах фонарей внутренности. Там таится твоя смерть. Она скалится из арочных сводов и пролётов станций, глядит хмуро из влажного нефа, хлюпает разлитой по рельсам смазочной субстанцией.

 Никогда не любил японцев, но кое-что дельное их культура всё же сумела сказать. Просыпаясь утром — помни о смерти. Всегда будь готов к смерти. Узкоглазые относились к смерти как к чему-то прекрасному. В их понимании смерть это не дно жизни, а высочайший пик, вершина, на которую человек карабкается всю свою жизнь. Как та самая памятная улитка, что упорно взбирается на гору Фудзи.

 По вечерам я хожу в ожидании своего поезда по платформе. Разглядываю безделушки за витринами мелких ларёчников. Тут можно за сто рублей приобрести отраву из двадцати пропитанных никотином курительных палочек. Прочесть о жизни знаменитостей на глянцевых страницах журналов. Выблевать из утробы дешёвого бумажника смятые бумажки, в обмен на которые получишь ненужную тебе вещь. Но эти бумажки очень жаль. Я работаю на конвейере, где день ото дня перекладываю с места на места, фасую, собираю матовые пластмассовые изделия. За это в середине и конце месяца начальник выдаёт мне 20 зелёных бумажек. Я очень устаю, но работу бросить не могу — необходимо платить за квартиру, заочное обучение в институте, обеспечивать себя едой, одеждой и прочим. Иногда мне охота отбросить от себя очередной кусок пластмассы, скинуть с себя опротивевший халат и респиратор, а потом просто выйти из цеха в большой мир. И идти куда глаза глядят. Однако я понимаю, что там, в этом мире, нет ничего нового. Там, за пологом окутавшего одинаковые дома сырого тумана, скрываются такие же цеха, заводы, промзоны; сотни тысяч одинаковых людей, сидящих в своих комнатушках перед сверкающими иной жизнью экранами. Порой вообще возникает сомнение — а существует ли она, эта другая жизнь? Быть может, все эти пляжи под ласковым солнцем и лазурные моря придуманы для нас, дурачков, сплетены воедино из такой же цветастой, но насквозь фальшивой пластмассы? А стоит оказаться там — и напорешься ногой на торчащий из жёлтого песка острый край консервной банки; нырнёшь в море и почуешь исходящий от него запах кислятины и прогорклого машинного масла. Есть ли она, эта лазурь и прозрачная синева неба? Или же всё это подделка, симулякр, выдумка чьего-то гениального ума?

 Мне кажется, милиционер за стеклом будки что-то подозревает. Он наблюдает за мной всё более и более пристально, опустив оправу очков на самый кончик носа. Он уже пожилой, этот человек, но всё ещё исполняет нудную малооплачиваемую работу здесь, в подземелье. Вместо смартфона у него другое лекарство от скуки: жёлтая газетёнка с чёрными квадратами кроссворда на последних страницах. Человек кусает край карандаша в раздумье, напрягая весь свой лексикон, чтоб оставить окончательное решение грифелем на волокне бумаги. Мы словно бы играем в некую игру — с каждым днём я становлюсь всё ближе и ближе к краю платформы, а человек хмыкает раз от раза и черкает в кроссворде удачно разгаданную головоломку. Но бдит. Он словно бы не верит, что я способен на окончательный шаг. Я и сам не верю. Просто меня манит эта чёрная бездна под колёсами. Я уже вижу внутренним взором, как кричит та смутно знакомая женщина с вызывающе-красной сумочкой; как выталкивает кровь вспоротый живот; и свистит ободами по рельсам поезд, высекая жёлто-сиреневые искры; и бегут по перрону служители метро, а тот самый милиционер-кроссвордист разводит руками, как бы говоря: "а что я мог сделать?"

 В кармане 10 зелёных бумажек. Зарплату урезали, я не смогу оплатить даже квартиру. Настроение такое, что хоть волком вой. Сегодня я подошёл уже чрезвычайно близко к краю, навис прямо над бездной своей давно не стриженной головой. С переносицы соскользнули очки и упали на полотно. Разбились, наверное. Жаль.

— Эй!

 Оглядываюсь. Стоит та женщина с красной сумкой. У неё немного пухлое лицо (пьёт, наверное), но доброе и уставшее от жизни. Ещё более уставшее, чем у меня, пожалуй.

— Не надо, парень.

 Смотрю на милиционера. Он в кои-то веки отложил свою газету и вышел из будки. Сейчас он стоит, скрестив руки на груди, просто глядя на меня.

— Почему? — голос мой внезапно охрип, когда я понимаю, что они разгадали мой замысел. В конце концов, это моя жизнь! Хочу — и бросаюсь под поезда, что вам ещё от меня нужно?

— Просто не надо, — говорит женщина устало, — ты такой молодой.. И у тебя доброе сердце, я вижу. Я вижу тебя здесь каждый день. Пожалуйста, не надо.

 Пока я колеблюсь, из мрачного зева туннеля выныривает поезд. Он проезжает мимо, тормозит, колыхая мою шевелюру. Мы с женщиной смотрим друг на друга ещё некоторое время, а потом входим в открывшиеся двери вагона. Садимся поодаль и смотрим каждый в своё окно. Я чувствую, как сжавший грудь твёрдый комок растекается по телу горячей волной, давящей из нутра слёзы и горечь.

 Ничего, завтра будет новый день. Завтра будет новый день..