Мертвые души

ГЛАВА II

Уже более недели приезжий господин жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам и таким образом проводя, как говорится, очень приятно время. Наконец он решился перенести свои визиты за город и навестить помещиков Манилова и Собакевича, которым дал слово. Может быть к сему побудила его и другая, более существенная причина, дело более сурьезное, такое, которое было несравненно ближе к его сердцу… Но обо всем этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную и раздвинущуюся[Так в подлиннике. ] потом шире и просторнее по мере приближения к концу, венчающему дело.

Кучеру Селифану отдано было приказание с раннего утра заложить лошадей в известную бричку; Петрушке же приказано было оставаться дома смотреть за комнатой и чемоданом. Для читателя будет не лишне познакомиться с этими двумя крепостными человеками нашего героя. Хотя конечно они лица не так заметные и то, что называют [лица] второстепенные, если даже <не> третьестепенные, хотя главные ходы и пружины нашего романа на них не утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их — но автор любит чрезвычайно быть обстояте<льным> во всем, что ни есть в его поэме, и в этом отношении, несмотря на то, что сам человек русской, [но] он хочет быть аккуратен, как немец. Это займет [однако ж] впрочем немного времени и места, ибо немного останется прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом сертуке с барского плеча и имел по обычаю людей своего звания крупный нос и губы. Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого, имел даже благородное побуждение к просвещению, т. е. чтению книг, [Далее начато: которых впрочем содержание он] содержанием которых он впрочем вовсе не затруднялся. Ему было совершенно все равно: похождение ли это какого-нибудь влюбленного героя, [описание ил<и>] молитвенник, или просто букварь — он всё читал с равным вниманьем. Если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то, [что он] о чем читал он, но больше самое чтение, или лучше процесс самого чтения, что вот-де из букв веч

“Ты, брат, чорт тебя знает, потеешь что ли. Сходил бы ты хоть в баню”. На что Петрушка ничего не отвечал, а старался заняться тут же каким-нибудь делом: или подходил с щеткой к висевшему барскому фраку, или просто прибирал что-нибудь в комнате. Может быть он что-нибудь и думал в это время, когда молчал, может быть он говорил про себя: “и ты, однако ж, хорош: не надоело же тебе сорок раз повторять одно и то же”. Бог знает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин дает ему наставление. Итак, вот что на первый раз можно сказать о Петрушке. Кучер Селифан, напротив… Но, признаться, автор очень совестится[Но [лучше остави<м>] признаюсь мне уж и совестно] занимать так долго крепостными людьми: лучше[Далее было: уже] Селифана оставить на после. У нас[Далее начато: вообще к] читатели очень неохотно знакомятся с низшими сословиями. Да и вообще у русского человека неодолимая[такая] страсть: познакомиться с человеком, который бы хоть одним чином был его повыше, а уж никак не ниже. И приведи только ему судьба столкнуться[Далее начато: где-нибудь с генералом, он уж сам не свои, радость такая; он приедет домой в духе удивительном — будет и развязней и молодцеватей, как-то свободнее станет размахивать руками при жене и детях любезничает<?> <нрзб.> внутреннего удовольствия. А уж о знакомстве с какими графами и князьями] где-нибудь <с> графом или князем, и говорить нечего, там просто рай. По этой-то самой причине автор очень опасается за своего героя, которы

“Ну да, Маниловка”.

“Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть так прямо направо”.

“Направо?” отозвался кучер.

“Направо”, сказал мужик. “Это будет тебе дорога в Маниловку, а Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка, а Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом каменный, в два этажа, господский дом, в котором то есть живет сам господин. Вот это-то и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь

и не было”.

Мужика не слушали и поехали отыскивать Маниловку. [не слушали и ехали далее. ] Проехавши две версты, встретили поворот на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты пронеслись мимо, а каменного дома в два этажа всё еще не было видно. Наконец, когда проехали еще две версты, высунулось вместе с горою одиноко белевшее на ней строение, тогда как самая деревня еще скрывалась за едва заметною возвышеностию. Тут Чичиков вспомнил, что когда приятель приглашает к себе в деревню за 15 верст, то это значит, что к ней есть верных 25 или же целых 30. Деревня Маниловка не многих[Вместо “не многих”: едва ли кого] могла заманить своим местоположением. Дом господский стоял одиночкой на возвышении, открытом со всех сторон; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней были разбросаны по-аглицки две-три клумбы с кустами сирени и желтых акаций. Пять-шесть берез небольшими группами кое-где возносили свои узколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью:

“храм уединенного размышленья”.[Вместо “На ней были ~ размышленья”: два или три куста ~ пространстве (РМ)] Пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в английских садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения и частию по самому скату темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые[Вместо “бревенчатые”: русские; а. Начато: руб<ленные>] избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двух сот. Нигде [впрочем] между ними растущего деревца, или какой-нибудь зелени. Везде гляде<ло> только одно бревно. Вид оживляли только разве три бабы, шлепавшие, стоя на деревяной жердочке, мокрым бельем по воде и перебранивавшиеся издалека между собою, да двое мальчишек, которые, [Вместо “между ними ~ которые”: ни деревца — Двое мальчишек (РМ); а. ни деревца, всё бревна да бревна. У пруда видны были три бабы, шлепавшие, стоя на деревянной жердочке, мокрым бельем по воде и несколько мальчишек, которые] поднявши рубашенки, брели по пруду, [брели по нем] разбрызгивая ногами воду с таким спокойным видом, как будто занимались делом. Поодаль в стороне темнел каким-то скучно-синеватым цветом сосновый лес. Даже самая погода в это время очень кстати прислужилась. День был не то ясный, [не то серый] не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает на мундирах гарнизонных солдат, [а. а просто цвету мундира гарнизонных солдат] этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого[а. но мертвецки пьяного] по воскресным д

“Павел Иванович!” вскричал он наконец, когда Чичиков вылезал из брички: “насилу вы-таки нас вспомнили”.

Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя в комнату. Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попытаемся, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома. Но тут автор должен признаться, что это очень трудно. Гораздо легче изображать характеры большого размера. Там просто бросай краски со всей руки на полотно: [Там просто ляпай кистью со всей руки] черные палящие глаза, [Вместо “черные ~ глаза”: огненные глаза] нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый как огонь плащ[закинутый на плечо черный или огненный плащ] — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем, как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей — эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собой выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется углублять уже изощренный в науке выпытывать взгляд. [Вместо “эти господа ~ взгляд”: О, это пытка для автора. Он [долго] должен над ним долго продумать, прежде чем приняться за кисть; а. Начато: О здесь много работы; б. Начато: О здесь должно сильно напрягать зрение и [много] далеко углублять; в. Начато: Эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание [пока заставишь выйти] и далеко углублять уже изощренный в науке выпыты

Один бог разве может сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: “люди так себе, ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан”, как говорит пословица. Может быть к ним [нужно] следует присоединить и Манилова. Он был на взгляд человек [очень] видный; в выражении лица его было что-то приятное, но уж слишком сладкое; во всех приемах его видно было что-то снискивающее расположения и знакомства. Он приятно улыбался, лицом был вовсе не дурен: [Вместо “Есть род ~ не дурен”: “На Руси ~ не дурен собою (РМ); а. Начато: Есть род людей, которых называют на Руси: так себе] блондин с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: какой приятный и добрый человек! в следующую затем минуту ничего не скажешь; а в третью скажешь: “чорт знает, что такое!” и отойдешь подальше. Если ж не отойдешь, то почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, которое можешь услышать почти от всякого, если коснешься его предмета. У всякого есть какое-нибудь влечение: один имеет влечение к борзым собакам;[Вместо: “У всякого ~ собакам”: У всякого ~ всех собак (РМ)] другой мастер лихо пообедать; третий охотник сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; четвертый [просто спит] с желаньем более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гуляньи с каким-нибудь [камергером или] флигель-адъютантом, и чтоб увидели это его знакомые; пятый имеет уже такую руку, которая

Жена его… Они совершенно были довольны <друг> другом. Несмотря на то, что прошло более шести лет после замужества, но всё [если случалось кому есть яблочко] еще один другому приносил или кусочек яблочка, или конфекту, или орешек и клал собственными руками в рот, который другая или другой очень грациозно открывал. Сюрпризы были приготовляемы ко дню рожденья: какой-нибудь бисерный чехольчик [для] на зубочистку, и весьма часто, сидя на диване, один, оставивши свою трубку, а другая работу, напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы даже прочесть небольшой журнал. Словом, они были то, что говорится счастливы. Конечно можно бы здесь кое что сказать… но признаюсь и т. д. как в тексте. ]

“Сделайте милость, не беспокойтесь так для меня, я пройду потом”,[после] говорил Чичиков.

“Нет, Павел Иванович, нет, вы — гость”,[Нет, Павел Иванович, вы — гость, вы должны вперед идти[говорил Манилов, показывая ему рукою на дверь.

“Не затрудняйтесь, пожалуста не затрудняйтесь. Пожалуста проходите”, говорил Чичиков.

“Нет, Павел Иванович, это обида. Вы хотите, [Как можно] чтобы я такому приятному гостю позволил пройти после себя”.

“Ах, боже мой… Мне право совестно. Проходите, сделайте милость, проходите, я после”, говорил Чичиков.

“Нет, никак нельзя”.

Наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга.

“Позвольте мне вам представить жену мою”, сказал Манилов. “Душенька! Павел Иванович”.

Чичиков увидел точно даму, которую он совершенно было не приметил, раскланиваясь в дверях с Маниловым. Она была недурна; одета [очень] к лицу. На ней хорошо сидел[а. На ней был хорошо сидевший] матерчатый шелковый капот бледного цвета. Тонкая, небольшая кисть[а. Начато: тонкие небольшие молочного цвета каз<авшиеся?>; б. тонкие небольшие руки] руки ее что-то бросила поспешно на стол и сжала батистовый платок с вышитыми угликами. Она поднялась с [своего] дивана, на котором сидела. Чичиков не без удовольствия подошел к ее ручке. Манилова проговорила, несколько даже картавя, [а. Манилова заметила] что он очень обрадовал их своим приездом и что муж ее, не проходило дня, чтобы не вспоминал о нем. На что Чичиков ответствовал, поворотивши голову несколько на бок, с свойственною ему приятностью, что муж ее далеко простирает доброту свою к нему. [Вместо “Она была недурна ~ к нему”: и которая ~ сказал Чичиков (РМ)]

“Да”, примолвил[отвечал; а. сказа<л>] Манилов. “Уж она бывало всё спрашивает меня: “Да что же твой приятель не едет?” — Погоди, душенька, приедет. А вот вы, наконец, и удостоили нас своим посещением. Уж такое, право, доставили наслаждение, майский день, именины сердца…”

Чичиков, услышавши, что дело уже даже дошло до именин сердца, несколько даже смутился и отвечал скромно, что ни громкого имени не имеет, [Вместо “именины сердца ~ не имеет”: “О никак не достоин такой чести. Что ж я… ни громкого имени не имею] ни даже ранга заметного…

“Вы всё имеете”, прервал Манилов с тою же приятною улыбкою, “всё имеете, даже еще более”.

“Как вам показался наш город?” примолвила Манилова — “Приятно ли провели там время?”

“Очень хороший город, прекрасный город”, отвечал Чичиков. “И время провел очень приятно. Общество самое[прекрасный город и время провел приятно. Общество такое] обходительное”.

“А как вы нашли нашего губернатора?” сказала Манилова.

“Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший человек?” прибавил Манилов.

“Совершенная правда”, сказал Чичиков, “самый почтенный. И как он вошел в свою должность, как понимает ее! Нужно[Вместо “Совершенная ~ Нужно”: “О, препочтеннейший! ~ Истинно нужно (РМ)] желать побольше таких людей”.

“Как он может этак, знаете, принять всякого, обворожить своим обращением”, присовокупил Манилов с улыбкою и от удовольствия почти совсем зажмурив глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем. [Вместо “и от удовольствия ~ пальцем”: и почти ~ был доволен (РМ)]

“Очень обходительный и приятный человек”, продолжал Чичиков, “и какой искусник! Я даже никак не мог предполагать этого. Как хорошо вышивает разные домашние узоры. Он мне показывал своей работы кошелек: редкая дама может так искусно вышить”.

“А вице-губернатор? Не правда ли, какой милый человек!” сказал Манилов, опять несколько прищурив глаза. “Очень, очень достойный человек”, отвечал Чичиков. “Ну, позвольте, а как[Вместо: “Ну, позвольте, а как”: А как] вам показался полицмейстер? Не правда ли, что очень приятный человек?”

“Чрезвычайно[О, чрезвычайно] приятный. И какой ученый, какой начитанный человек! Мы у него проиграли в вист вместе с прокурором и председателем гражданской палаты до самых поздних петухов. [до самых петухов] Очень, очень достойный человек!”

“Ну, а какого вы мнения об жене полицмейстера”,[Вместо “Ну, а какого ~ полицмейстера”: А жена полицмейстера] прибавила Манилова. “Не правда ли, прелюбезная[Не правда ли, какая препочтенная и прелюбезная] женщина”.

“О, это одна из достойнейших женщин, каких только я знал”, отвечал Чичиков.

За сим не пропустили[За сим Манилов не пропустил] председателя палаты, почтмейстера, и таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самые[которые, как нарочно, все были] достойные люди.

“Вы всегда в деревне проводите время?” сделал, наконец, в свою очередь, вопрос Чичиков.

“Больше в деревне”, отвечал Манилов. “Иногда, впрочем, приезжаем в город для того только, чтобы увидеться с образованными людьми. Одичаешь, знаете, если будешь всё время жить взаперти”.

“Правда, правда”, сказал Чичиков.

“Конечно”, продолжал Манилов, “другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой человек, с которым бы, в некотором роде, можно было поговорить[а. поговорить красноречиво эдак] о любезности, о хорошем обращении, о какой-нибудь науке, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье[а. дало бы паренье] эдакое…” Здесь он еще что-то хотел[прибавить] выразить, но заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только рукою в воздухе и продолжал: “тогда, конечно, деревня и уединение имели бы очень много приятностей. Но решительно нет никого… Вот только иногда почитаешь “Сын Отечества””.

Чичиков согласился с этим совершенно, прибавивши, что ничего не может быть приятнее, как[Вместо “Чичиков ~ как”: “Это справедливо ~ лучше, как (РМ)] жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу. [природы, почитать иногда книгу]

“Но знаете ли”, прибавил Манилов: [“прибавил Манилов” вписано. ] “всё если нет друга, с которым бы можно поделиться…”

“О, это справедливо, это совершенно справедливо”, прервал Чичиков: [“прервал Чичиков” вписано. ] “Что все сокровища тогда в мире! Не имей денег, имей хороших людей для обращения, сказал один мудрец”.

“И знаете, Павел Иванович!” сказал Манилов, сделавши такую сладкую мину, что уж даже было[что даже сделалось] несколько приторно, как натощак, “тогда чувствуешь какое-то, в некотором роде, [какое-то эдакое] духовное наслаждение… Вот как, например, теперь, когда случай мне доставил счастие, можно сказать, редкое, которого я даже, в некотором роде, недостоин: то есть говорить с вами и наслаждаться приятным вашим разговором…”

“Помилуйте, [О, помилуйте] как можно, чтобы я льстил себя… Ничтожный человек и больше ничего”, отвечал Чичиков. [“отвечал Чичиков” вписано. ]

“О! Павел Иванович! Я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!..”

“Напротив того, я бы почел с своей стороны за величайшеее…”

Неизвестно, до чего бы дошло взаимное излияние чувств обоих[до чего бы дошли взаимные учтивства двух] приятелей, если бы вошедший слуга не доложил, что кушанье готово.

“Прошу покорнейше”, сказал Манилов. “Вы извините, если у нас нет такого обеда, какой на паркетах и в столицах. У нас просто по русскому обычаю щи, но от чистого сердца. Покорнейше прошу”.[Прошу покорнейше]

Тут они еще несколько времени поспорили о том, кому первому войти, и наконец, Чичиков вошел боком в столовую.

В столовой уже стояли два мальчика, дети Манилова, которые были в тех летах, когда сажают уже за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, который очень вежливо и с улыбкою поклонился. Хозяйка села за свою суповую чашку. Гость был посажен между[Вместо “Гость ~ между”: Мужчины ~ между (РМ)] хозяином и хозяйкою. Слуга завязал детям на шею салфетки.

“Какие миленькие дети”, сказал Чичиков, посмотрев на них, “а который год?”

“Старшему осьмой, а меньшому вчера только минуло шесть”, сказала Манилова.

“Менелай!” сказал Манилов, обратившись к старшему. Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое совершенно неожиданное имя, [такое странное имя] но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение. “Менелай, скажи мне, какой лучший город во Франции?”

Здесь учитель обратил всё внимание на Менелая и, казалось, хотел вскочить ему в глаза, но наконец совершенно успокоился и кивнул головою, когда Менелай сказал:

“Париж”.

“А у нас какой лучший город?” спросил опять Манилов.

Учитель опять…[Фраза не дописана. ]

“Петербург”, отвечал Менелай.

“А еще какой?”

“Москва”, отвечал Менелай.

“Умница, душенька!” прибавил с своей стороны Чичиков. “Скажите, однако ж”, продолжал он, обратившись с некоторым видом изумления к Маниловым. “В такие лета и уже такие сведения. Я должен вам сказать, что в этом ребенке будут большие способности”.

“О, вы еще не знаете его”, отвечал Манилов, “у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкивиад, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит: букашку, козявку — тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Менелай!” продолжал он обратясь снова к нему: “хочешь быть посланником?”

“Хочу”, отвечал Менелай, жуя хлеб и болтая головою направо и налево.

В это время стоявший позади лакей утер посланнику нос, и очень хорошо сделал, иначе бы канула в суп препорядочная посторонняя капля. Разговор начался за столом об удовольствии спокойной жизни, прерываемый замечаниями хозяйки о городском театре и об актерах. Учитель очень внимательно глядел на разговаривающих и, как только замечал, что они были готовы[что уста их готовы] усмехнуться, в ту же минуту раздвигал рот и смеялся с величайшим усердием. Один раз только лицо его приняло суровый вид, и он, стукнув вилкою по столу, устремил взгляд на сидевших насупротив его[против него] детей. Это было весьма у места, потому что Менелай укусил за ухо Алкивиада, и Алкивиад, зажмурив глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом, но почувствовав, что за это легко можно было лишиться блюда, привел рот в прежнее положение и начал со слезами грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром. Хозяйка очень часто обращалась к Чичикову с словами: “Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли”. На что Чичиков отвечал: “Покорнейше благодарю, не беспокойтесь, я сыт, приятный разговор лучше всякого блюда”.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь