Ловушка подтекста: что такое двойное послание

Порой в общении возникает путаница между тем, что собеседник сообщает буквально, тем, что он имеет в виду на самом деле, и тем, что он желает донести. В результате мы можем оказаться в дезориентирующем потоке противоречивых сигналов, а попытка к ним приспособиться приводит к странным психическим сдвигам. 

Ключ к пониманию 

Концепция «двойного послания» возникла в 1950-х годах, когда известный англоамериканский ученый-полимат Грегори Бейтсон вместе со своими коллегами, психиатром Доном Д. Джексоном и психотерапевтами Джоном Уиклендом и Джеем Хейли, начал исследовать проблемы логических искажений при коммуникации. 

Рассуждения Бейсона основывались на том, что в человеческом общении правильная логическая классификация аргументов постоянно нарушается, что и приводит к недопониманию. Ведь разговаривая друг с другом, мы используем не только буквальные значения фраз, но и различные коммуникативные модусы: игру, фантазию, ритуал, метафору, юмор. Они создают разные контексты, в которых может быть истолковано сообщение. Если оба участника коммуникации интерпретируют контекст одинаково, они достигают взаимопонимания, но очень часто, к сожалению, этого не происходит. Кроме того, мы можем искусно симулировать эти модальные идентификаторы, выражая фальшивое дружелюбие или неискренне смеясь над чьей-то шуткой. 

Человек способен проделывать это и бессознательно, скрывая от самого себя настоящие эмоции и мотивы собственных поступков. 

Хейли подметил, что от здорового человека шизофреника отличают в том числе и серьезные проблемы с распознаванием коммуникативных модальностей: он не понимает, что имеют в виду другие люди и не знает, как правильно подать свои собственные сообщения, чтобы окружающие его поняли. Он может не распознать шутку или метафору или использовать их в неуместных ситуациях — словно у него начисто отсутствует ключ к пониманию контекстов. Бейтсон оказался первым человеком, предположившим, что этот «ключ» теряется не из–за разовой детской травмы, а в процессе приспособления к повторяющимся однотипным ситуациям. Но к чему можно адаптироваться такой ценой? Отсутствие правил трактовки было бы уместно в мире, где общение лишено логики — там, где человек теряет связь между декларируемым и реальным положением дел. Поэтому ученый попытался смоделировать ситуацию, которая, повторяясь, смогла бы сформировать такое восприятие — что и привело его к идее о «двойном послании». 

Вот как вкратце можно описать суть концепции double bind: субъект получает двойное послание на различных коммуникативных уровнях: на словах выражается одно, а в интонации или невербальном поведении — другое. Например, на словах выражается нежность, а невербально — отторжение, на словах — одобрение, а невербально — осуждение и т.д. В своей статье «К теории шизофрении» Бейтсон приводит типичную схему такого послания: 

Субъекту сообщается первичное негативное предписание. Оно может принимать одну из двух форм: 

а) «Не делай того-то и того-то, иначе я накажу тебя» или 

б) «Если ты не сделаешь того-то и того-то, я накажу тебя» 

Одновременно передается вторичное предписание, которое конфликтует с первым. Оно возникает на более абстрактном уровне коммуникации: это могут быть поза, жест, тон голоса, контекст сообщения. Например: «не считай это наказанием», «не считай, что это я тебя наказываю», «не подчиняйся моим запретам», «не думай о том, чего ты не должен делать». Оба предписания достаточно категоричны, чтобы человек побоялся их нарушить. При этом он не может ни избежать парадоксальной ситуации, ни прояснить, какое из предписаний является истинным — потому что уличение собеседника в противоречии тоже приведет к конфликту. 

Например, если мать одновременно испытывает и враждебность, и привязанность к cыну и в конце дня хочет отдохнуть от его присутствия, она может сказать: «Иди спать, ты устал. Я хочу, чтобы ты уснул». Эти слова внешне выражают заботу, но на самом деле маскируют другой посыл: «Ты мне надоел, убирайся с глаз моих!» Если ребенок правильно понял подтекст, он обнаруживает, что мать не хочет его видеть, но зачем-то обманывает его, симулируя любовь и заботу. Но обнаружение этого открытия чревато гневом матери («как тебе не стыдно обвинять меня в том, что я тебя не люблю!»). Поэтому ребенку проще принять как факт то, что о нем заботятся таким странным образом, чем уличить маму в неискренности.