Лошадь
Ядвига ГжельскаЖили-были две сестры. И была у них лошадь. Они очень любили друг друга и эту лошадь.
Родители у них умерли, и сестры жили вдвоем в большом доме из четырех комнат. И лошадь жила с ними, потому что конюшня ее была старая и в ней протекала крыша, а починить ее было некому. В первой комнате жили сестры, во второй лошадь, третья была у них гостиной, а четвертая пустовала, а раньше там жили родители.
Комната, где жила лошадь, была на первом этаже, потому что по лестницам лошади не умеют ходить. А сестры жили на втором, потому что по лестнице ходили вполне сносно. Каждое утро сестры спускались вниз и угощали свою лошадь то яблочком, то кусочком сахара. А лошадь благодарно фыркала им в ответ.
Как-то раз сестры спустились вниз, а лошадь стоит грустная и не берет ни яблоко, ни сахарок. Сестры заволновались и поняли, что надо вызвать врача. Но телефона у них не было, и дом их находился очень далеко от города. Поэтому они решили отправить почтового голубя - когда-то давно они нашли его в лесу со сломанным крылышком, выходили и оставили жить у себя, на чердаке.
На чердаке, кроме голубя, никто не жил, поэтому там все было покрыто пылью и густой паутиной. Пыли сестры не боялись, а вот пауков боялись, но лошадь они любили сильнее, чем боялись пауков.
Зашли они на чердак и зовут своего голубя:
-Голубь! Голубь! Лети скорее к врачу, наша лошадь заболела!
А голубь отвечает им:
-Курлы-курлы!
И улетел.
А сестры стали ждать врача.
Ждали они ждали, а врача все нет и нет. А все потому, что голубь тот, которого они выходили, давно сдох - а это был совершенно другой голубь, который просто залетел на чердак укрыться от дождя. И он, конечно же, ни к какому врачу не отправился, а полетел куда-то по своим делам.
Но как раз тем временем мимо дома сестер проходил беглый каторжник. Он в очередной раз сбежал из тюрьмы и сейчас искал себе пристанище. Сестры увидели его через окно и подумали, что это врач, поскольку обычно мимо их дома давно уже никто не ходил. Они выбежали ему навстречу и наперебой стали рассказывать про лошадь и тянуть его в дом. Каторжник сначала испугался безумных сестер, а потом смекнул, что они дурочки и прикинулся врачом.
-Да, - говорит, - Я тот самый врач и есть. Ведите меня к больному.
Сестры отвели его к лошади, он на нее посмотрел внимательно, поцокал языком, а сам думает - что же этой твари надо? С одной стороны ее обошел, с другой - лошадь как лошадь. В зубы ей заглянул - она же не дареная, значит, смотреть можно. Зубы на месте, чуть палец ему лошадь не оттяпала - не понравилось, что ей в рот лезут.
-Она у вас просто старая, - сказал он, наконец, сестрам. - Вы ее отпустите на волю, пусть хоть перед смертью травки пощипет.
“Сам ты старый”, - подумала лошадь, но ничего не сказала, потому что травки пощипать очень хотелось.
Сестры, конечно, расстроились, что лошадь скоро умрет, но решили последовать совету “врача”. Выпустили ее на полянку возле дома, и там она с удовольствием стала пастись.
А каторжник думает, как бы ему у сестер и дальше остаться - здесь-то его никто не найдет. Пересидит какое-то время и дальше пойдет куролесить. А может и здесь притон устроит - очень уж сестры глупые ему показались. И при этом красивые.
-Что же у вас лошадь, - говорит он сестрам, - в доме жила? Ей нужно на свежем воздухе, в конюшне.
-А у конюшни крыша протекает, - отвечают сестры.
-Так давайте я починю?
-Давай.
И вот каторжник остался у сестер. Починил им крышу у конюшни, крыльцо у дома подправил, дров нарубил, огород вскопал, в общем, привел хозяйство в порядок. Сидит вечером на крылечке, мечтает. Думает, как бы ему связаться со своими подельниками, сообщить, где он находится да организовать здесь малину.
А сестры смотрят на него, да говорят между собой:
-Лошадь наша выздоровела, в доме он нам все починил - к чему он нам теперь? Давай убьем его, а то сам ведь он не уйдет.
Сказано - сделано. Напоили они его утром чаем с ядовитой травой, он и помер. Сволокли они его в овраг и там и оставили - там земля-матушка его быстро примет. А они потом ту землицу в огород добавят - недаром ведь он у них такой урожайный всегда.
В общем, стали сестры снова жить-поживать, и лошадь с ними.