Лондон

1620 год

Звездной ночью в июле 1620 года толпа человек из семидесяти образовала в ожидании рассвета полукруг на берегу Темзы. Некоторые нервничали, другие пребывали в возбуждении, но Марта, смотревшая на водные блики, испытывала лишь великое ликование во славе Божьей.

Набожные лондонцы годами говорили об этом замысле. Но кто мог представить, что ей будет позволено сделаться его частью? Кто мог предвидеть необычайные перемены в семействе Доггет? Или неожиданную позицию мальчика. Или, страннее всего, недавние, но загадочные обстоятельства, приведшие ее семью этим утром к реке. Она с улыбкой взглянула на мужа. Но Джон Доггет не улыбнулся.

Доггет любил вторую жену. Когда двадцать лет назад исчезла Джейн Флеминг из театра «Глобус», он сильно горевал, но время шло, через два года он женился на веселой девице, дочери лодочника, и успел изведать великое счастье до ее внезапной кончины. В последующие же месяцы Джон был настолько несчастен, что женился на Марте, едва понимая, что делает.

Ему навсегда запомнился день свадьбы, когда он ввел ее к себе. Он постарался прибрать дом у лодочной мастерской, но его семейство привыкло к развеселому хаосу, и одному Богу известно, каково ей пришлось. Доггет подозревал, что и брачная ночь не доставила ей большого удовольствия, хотя он все сделал правильно. С утра он пошел на работу в задумчивости и неуверенности. Но когда вернулся, дома его ждало преображение. Все было вычищено. Детская одежда выстирана. На столе красовался большой пирог и миска с нарезанными яблоками; с жаровни приятно тянуло свежими овсяными лепешками. Семья уже год не питалась так хорошо. Ночью, исполненный благодарности, он любил ее нежно и страстно.

Детей она тоже покорила необычайной кротостью. Никогда не принуждала признавать себя – знай делала свое дело, но те быстро смекнули, что затхлость сменилась свежестью, одежду починили, кладовку наполнили продуктами; в доме воцарился отрадный покой. Она никогда не просила о помощи, но вот уже скоро восьмилетняя девочка захотела с ней стряпать, а через несколько дней старший мальчик, увидев, как Марта метет двор, отобрал у нее метлу со словами: «Я сам». «Хорошая женщина», – сказал Джон отцу на следующий день, когда они трудились над лодкой.

Она же ставила его в тупик. Доггеты были весельчаки; не проходило дня, чтобы они не отыскали чего-нибудь забавного. Но когда все смеялись, Джон замечал, что Марта сидела с кроткой улыбкой, так как видела, что им хорошо, но никогда не смеялась сама. Он начал задумываться, понимала ли жена шутки вообще. И так ли ей нравилась физическая близость? Она, конечно, возбуждалась и благосклонно встречала все его действия, но он не мог не заметить, что она никогда не брала инициативу на себя. Возможно, ей это представлялось греховным. Но когда через три месяца Марта спросила, хорошая ли она жена, и он ответил, что лучше некуда, она была так довольна, что всякие сомнения показались злыми придирками.

Положенным чередом родился ребенок.

Изменения происходили так медленно, что Джон поначалу едва замечал их, но постепенно пришел к пониманию, что с семейством творится странное. Даже в скандальном Саутуарке те лавочники, что были поприличнее, теперь любезно улыбались ему и детям – в прошлом за ними такого не водилось. Еще страннее вышло, когда приходской староста, говоривший о каких-то буйных пропойцах, извинился перед ним за причинение беспокойства таким, как вы, благочестивым людям. Но истинный поворот состоялся в день, когда он указал десятилетней дочурке на симпатичного юного лодочника и обронил: «Взгляни-ка, вот тебе и муженек». Однако девочка серьезно ответила: «О нет, отец, я хочу выйти за уважаемого человека». Он счел, что она права, но что-то в нем умерло.

Ему открылось и еще кое-что. «Я женился не на женщине, – говаривал он сухо. – Я женился на конгрегации». Дело было не только в молитвенных собраниях, хотя она их посещала; казалось, будто сеть неразличимых между собой единодумцев опутала все городские уорды и протянулась много дальше. Это очень напоминало огромную гильдию, куда Марта могла обратиться за помощью. Ярчайшее понимание этой истины явилось, когда они однажды поссорились.

Все дело в старшем сыне. Он был приучен помогать в мастерской, но не выказывал желания идти по отцовским стопам. Нудный ручной труд был ему в тягость, и он заявил, что хочет рыбачить в море. Доггет, знавший, что ремонт лодок был делом мелким, но надежным, ожидал от жены поддержки, но Марта, промолившись день, заявила:
– Ты должен его отпустить. Наша вера в труде. Если труд ненавистен, то как послужить Богу?
– Отца надо слушать! – возразил Доггет.

– Его отец – Бог, – мягко поправила Марта. – А не ты.
Он так рассвирепел, что несколько дней не разговаривал с ней.
Но через неделю они с Мартой стояли в Биллингсгейте перед рыжебородым здоровяком, главой семейства Барникель, который занимал высокий пост в Компании торговцев рыбой. Тот сказал Доггету:
– Подыскал вашему мальчонке приличное место. Хорошо знаю капитана. – И, не успел Доггет заикнуться о чем-то своем, продолжил: – Рад помочь. Доброе имя вашей жены летит впереди нее.

Сейчас, покуда небо светлело, слова Барникеля эхом отдавались в голове Доггета. Доброе имя его жены! Без этого проклятого доброго имени ничего бы и не было. Но что он мог поделать? Скоро их заберет ялик. А близ Уоппинга виднелась ловушка, куда его увлекали.
Там был пришвартован трехмачтовый «Мейфлауэр».

К полудню они прошли Медуэй.

«Мейфлауэр» – небольшой лондонский корабль водоизмещением сто восемьдесят тонн, на четверть принадлежавший капитану Джонсу, под началом которого и ходил: еще одно доказательство надежности. Его часто фрахтовали лондонские купцы, он долго использовался для транспортировки вина по Средиземноморью. Ходовой, ладно справленный и просторный, он был вполне готов перевезти пассажиров в Новый Свет.

Марта имела случай пообщаться с агентами Виргинской компании, которые спрашивали, не хочет ли она обосноваться с семьей на Новой земле. Это был пустяк, такого же предложения удостоилась половина Лондона. И она деликатно ответила, что мало смысла пересекать Атлантику лишь ради того, чтобы найти на другом берегу Церковь короля Якова. Но тут обозначилась разница. Услышав о скромной группе пуритан, собравшихся основать собственную общину не в Виргинии, а где-то на диком северном побережье Америки, она увлеклась. И ощутила зависть, как ни старалась ее преодолеть. Она даже поделилась своей тоской с Доггетом, но тот лишь посмеялся.

Подмога явилась с неожиданной стороны. Старший сын пришел с рыбалки и спокойно объявил:
– Отец, готовится экспедиция в Массачусетскую колонию, далеко на север от Виргинии. Ее организуют купцы-авантюристы. Мы можем там неплохо устроиться, и Барникель думает так же.
Когда же родитель осведомился зачем, он пояснил одним словом:
– Бог.

Затея, таким образом, стала осуществимой. Король Яков, спросивший, чем собираются заняться колонисты, получил ответ: рыболовством. «Как апостолы», – сухо заметил тот, однако признал, что колония соседствовала с крупнейшими в мире промысловыми районами.
– Конечно, это дело рискованное, – согласился юноша. – Но ты будешь строить лодки, а я – рыбачить.
Однако Доггет все равно не пришел в восторг.

На следующий день поступило загадочное предложение. Марта не имела к нему отношения, хотя Доггет подозревал иное. Она пребывала в неведении, как и он, но было ясно, что оно исходило от лица или группы лиц из пуританской общины. Марта даже подумала на самого Барникеля. Пришло письмо, где говорилось, что, если они пожелают присоединиться к экспедиции, доброжелатель готов заплатить Доггету круглую сумму за мастерскую – намного больше, чем она стоила, а также приобрести для них долю в компании. Откуда еще им было взять такие деньги? Именно эту тему поднял сын Доггета перед остальными детьми. В том и загвоздка – неоткуда. Через неделю глава семьи сдался.

О путешествии «Мейфлауэра» был дан подробный отчет. Пройдя по широкому эстуарию Темзы, маленький корабль взял курс на восток, имея справа протяженное побережье Кента. Затем повернул на юг, обогнул мыс Кента и через Дуврский пролив вошел в Английский канал. У Саутгемптона, на полпути вдоль южного побережья Англии, «Мейфлауэр» повстречался с попутчиком – кораблем «Спидвелл». «Мейфлауэр» достиг Саутгемптона в самом конце месяца.

«Спидвелл» был очень маленьким кораблем водоизмещением всего шестьдесят тонн. Войдя в воды Саутгемптона, он имел глубокую осадку и шел неуклюже.
– Мачта слишком тяжелая, – обронил Доггет, рассматривая его.
Когда же корабль подошел ближе, повисло тягостное молчание. Наконец тишину нарушил старший сын:
– Это судно непригодно для плавания.

Так оно и было. Через час они услышали, что положение придется исправлять. Но этим дело не кончилось. Доггет и сын сразу поднялись на борт, но лишь покачали головой, когда вернулись:
– У них ничего нет для ремонта.

Таким образом, когда они покинули Саутгемптон, шел уже август. Впрочем, погода стояла хорошая, и настроение улучшилось. Они миновали песчаное побережье близ Нью-Фореста, затем – высокие скалы и бухты Дорсета. На заре следующего дня они удалялись от побережье Девона, когда Марта услышала крик:
– Они останавливаются!
В «Спидвелле» открылась течь.

Наконец его признали снова годным для плавания, и на обоих кораблях подняли паруса. Пять дней они медленно шли на юг при умеренном волнении. На шестой, удалившись на шестьсот лиг, «Спидвелл», как заметила Марта, осел и несколько завалился назад. Часом позже оба корабля повернули обратно.
– «Спидвелл» прогнил и не может идти дальше, – сообщил собранию пассажиров капитан Джонс по возвращении в западный порт Плимут. – «Мейфлауэр» потянет только сотню человек. Двадцать должны остаться.

Джон Доггет, терпевший шесть недель, нарушил повисшую тишину.
– Мы остаемся, – сказал он, и дети кивнули, даже старший. – Хватит с нас твоих затей.
И Марта не могла их винить. Остальные тоже признались в нежелании продолжать путь.
– Они не собираются этого делать, – поделился с ней старший.
И вот в сентябре 1620 года от Рождества Господа нашего отцы-пилигримы подняли в конце концов на «Мейфлауэре» паруса и вышли из Плимута, но без семейства Доггет, которое вернулось в Лондон.

Ясным утром в начале октября сэр Джейкоб Дукет возвращался домой и натолкнулся на Джулиуса. Сын посмотрел чуть неуверенно, и мужчина осведомился, в чем дело. Помявшись, Джулиус произнес:
– Отец, вы помните тех людей со смешными руками?
Сэр Джейкоб нахмурился.
– Ну так я снова их видел, с Карпентером, – продолжил мальчик. – По-моему, они к нему переехали.

Для сэра Джейкоба это стало страшным ударом, ибо ранее в том же году он анонимно и через третьих лиц заплатил проклятой семейке большие деньги – лишь бы убрались. Вечером, после нескольких часов бдения за графином вина, чего обычно никогда не случалось, сэра Джейкоба Дукета хватил удар. Через два дня стало ясно, что дела его придется принять сыновьям – Генри и Джулиусу.
* * *
Привычная картина тех лет: каждым вечером на закате она выходила на возвышенность Уилерс-Хилл и глядела на восток.

На что она смотрела? На широкие поля, раскинувшиеся внизу, на изгибы реки? В погожий день открывался вид на Атлантику, но что женщина высматривала в море? Никто не спрашивал. Вдова Уилер держала свои мысли при себе.

Владения Уилера были типичными для Виргинии тех времен – несколько сот акров земли, крестьянская ферма. От самого Уилера толку было немного, но вдова трудилась не покладая рук. Она всем заправляла сама, работала в поте лица. Еще имелось двое рабов, но рабство в Виргинии было в самом зачатке. Большинство работников – англичане, отбывавшие повинность: бедняки, должники, мелкие преступники, обязанные отпахать десять лет ради освобождения. Она прослыла справедливой, но беспощадной особой. Однако главной причиной процветания хозяйства был ее выбор посевной культуры: каждый ярд, как часто бывало в Виргинии, был отдан под единственное растение; огромные зеленые листья шумели на ветру, подобно многим и многим лоскутам парчи.

Табак. С тех пор как Джон Рольф, супруг Покахонтас, ввел его в обиход, виргинский табак вошел в великую силу. Несколько лет назад его отправили морем двадцать тысяч фунтов, а в этом – кто знает? – быть может, и полмиллиона.

Взяв неуверенный старт, Виргинская колония стремительно разрасталась. Теперь поселенцев были тысячи, и с каждым годом они осваивали все больше земли. Некоторые фермеры покрупнее преуспели настолько, что начали импортировать из Англии кое-какие предметы роскоши. Но вдова Уилер почти ничего не покупала. Возможно, дело крылось в ее пуританстве, а может быть, просто в скупости. Судить было трудно; приходилось признать, что мало кто из соседей знал ее достаточно хорошо.

Они бы наверняка удивились, узнав, что почтенная вдова Уилер пятнадцать лет прожила с пиратом Черным Барникелем.
По правде говоря, их странные, неровные отношения не исчерпывались этим описанием. Сама же Джейн все эти годы характеризовала их много проще: «Я его женщина».

Она стала его женщиной в том первом путешествии. Выбора не было. Она, уже беременная, была его женщиной, когда он оставил ее рожать в африканском порту, куда вернулся через несколько месяцев, в восторге обнаружил, что обзавелся сыном, и осыпал ее подарками. Пять плаваний, дюжина портов, еще трое детей. Ее жизнь прошла в местах диковинных, экзотических, от государств Карибского бассейна до Леванта.
[56]

И каково ей пришлось? Сначала было неуютно пребывать в его власти и знать, что он мог и убить ее. Потом она хорошенько его изучила и нашла на удивление нежным. Хотела Джейн, не хотела – он знал, как довести ее до экстаза. Думала ли она о бегстве? Он был слишком хитер, чтобы предоставить ей случай. К Лондону и близко не подходил. Что ей было делать – бросить детей? Она поняла: это ей не под силу. Забрать их в Лондон? Кем они стали бы там, такие диковинные, с темной кожей? Размышляя над этим, она догадалась о тайном гневе Орландо и, думая о его беде, намного ярче, чем в минуты страсти, сознавала, что в некотором смысле любила его.

Все закончилось внезапно. После третьего ребенка, мальчика, она потеряла еще двух младенцев. Орландо подолгу отсутствовал. И она годами не могла зачать. Когда же младший сын, двенадцати лет, совершил с отцом свое первое путешествие, Орландо объявил:
– Я отправляюсь в Америку. Ступай со мной.
Едва они достигли Виргинии, он сошел с ней в Джеймстауне, вложил в руку кошель с деньгами и сказал:
– Теперь тебе пора оставить меня.

Ей было без малого тридцать – достаточно молода для замужества и семейной жизни в колонии, где жен зачастую не хватало. Он был прав.
Через шесть месяцев она сошлась с Уилером, состоялась свадьба. Одна беда: тот заболел и детей у них не было. Что касалось Орландо, то Джейн его больше не видела и не слышала. А в последнее время, стоя на Уилерс-Хилл и обозревая владения, она ловила себя на том, что погожими днями устремляла взгляд на лазурную гладь океана.

Причиной были известия, которые сообщил ей подневольный работник. Этот человек прибыл из Саутуарка и хорошо знал «Глобус». Не ведая, кто она такая, он рассказал, что ее родители недавно скончались, а брат переехал на юго-запад Англии. Новости поселили в ней странное чувство свободы. Она поняла, что теперь до нее никому не было дела. И никто не задаст ей неприятных вопросов.

О том, что табак истощает почву, знал каждый виргинский плантатор. За семь лет такая участь постигла уже многие хозяйства. Большой беды в этом не было, благо в распоряжении колонистов находился весь Американский континент. Они просто шли вглубь страны и разбивали новую плантацию. Джейн понимала, что через три года земля выдохнется и ей придется сниматься с насиженного места. Но к этому времени у нее накопится солидная сумма. Быть может, как думалось ей при виде моря, достаточная для чего-нибудь нового.

Кому-то Генри казался заносчивым, но Джулиус лишь восхищался бесстрашием, с которым тот взял на себя роль главы семьи. Сэр Джейкоб так и не оправился от удара: правую половину тела парализовало, говорить он не мог. Вид у него был плачевный, и другие дети, возможно, сочли бы за лучшее держать его подальше от людских глаз. Но только не Генри. По его распоряжению сэра Джейкоба, опрятно одетого и в сопровождении сыновей, раз в неделю переносили в паланкин и доставляли на Королевскую биржу, чтобы люди отдали ему дань уважения.

– И нашему семейству заодно, – сказал Генри Джулиусу. – Не вешать носа, что бы ни случилось!
У него в самом деле был стиль.
Отцовская немощность изменила и жизнь Джулиуса. Предполагалось, что в этом году он и сам отправится в Оксфорд, но не прошло и месяца, как Генри признался:
– Братишка, мне без тебя не обойтись. Один я не потяну.
Вскоре Генри переложил на плечи Джулиуса обыденную бухгалтерию и морские перевозки.
– Ты здорово управляешься с цифрами, – пояснил он.

Генри сделал один неожиданный ход. Однажды он заявил, что покупает земельный участок вдоль Боктонской гряды.
– Зачем? – удивился Джулиус.
– Выращивать хмель, – последовал бодрый ответ. – На пиво. Этим уже все занимаются.

И он оказался прав. Английские пивовары, применявшие импортный хмель для создания странных темных сортов пива, теперь сочли, что будет дешевле приобретать хмель на родине, если фермеры позаботятся его вырастить. Вскоре был заключен выгодный контракт с саутуаркской пивоварней Буллов, и посевы боктонского хмеля приносили в дальнейшем устойчивый доход, даже когда торговля шла плохо.

Но подлинным даром Генри, как вскоре убедился Джулиус, было умение обзаводиться влиятельными друзьями. За считаные недели после возвращения он, казалось, перезнакомился со всеми не только в городе, но и при дворе. Покуда Джулиус возился с отчетностью, Генри чаще отсутствовал: то выезжал на охоту, то обедал с каким-нибудь знатным лордом, то посещал придворное увеселение в Уайтхолле. Сперва Джулиус думал, что это было лишь способом укрепить положение семьи в обществе. Но однажды Генри, щеголяя охотничьим костюмом, небрежно бросил на стол документ: это был контракт по отправке огромного груза шелка, подписанный ни много ни мало самим Бекингемом – наиболее влиятельным фаворитом при королевском дворе.

– Полезные друзья, – обронил Генри. – Больше ничего не нужно.
Все дело заключалось в монополиях, которыми, конечно, обладали крупные торговые компании. Строго говоря, наверное, без привилегий, дававших исключительные права на торговлю в дальних краях, при инвестициях столь значительных было не обойтись. Но Генри говорил о сделках незначительных:

– Хочешь открыть пивную? Тебе понадобится лицензия – обратись к фавориту. Золоченая канитель? Изволь, у моего приятеля есть монополия. Крохотная монополия, Джулиус, все равно стоит целое состояние. И так заведено при всех дворах.
Особенно при дворе Стюартов, мог бы добавить он.
Когда Джулиус достиг зрелости, то поводом для его беспокойства стал именно королевский двор.
Не приходилось отрицать, что между новым домом Стюартов и английским народом существовал разлад.

Личность короля Якова лишь ухудшала дело. Он и прежде не отличался особой моралью, а к старости превратился в позорище. Был ли он вправду гомосексуалистом или испытывал лишь старческое влечение к юношам, никто наверняка не знал. «Но он буквально исходит слюной», – делился Генри. К счастью, наследный принц Чарльз обладал и достоинством, и высокой нравственностью, а потому пуританское население Англии закрывало глаза на отца и обращало взоры к отпрыску. У короля действительно имелись фавориты. Наибольшим, который вскоре стал заправлять всем, был Бекингем – юноша редкого обаяния, недалекого ума и до того ладный собой, что король Яков произвел его в герцоги. Многие считали, что монополий у Бекингема и его друзей стало слишком много.

– Он, как и все фавориты, задел старую аристократию, – объяснил Генри. – Они готовы при случае расправиться с ним.
Но это были обычные придворные распри, с которыми король мог разобраться. Настоящая проблема, намного глубже, возникла меньше чем через год после того, как сэра Джейкоба хватил удар.

Парламентская сессия 1621 года началась за упокой. Во-первых, король Яков не созывал парламент уже несколько лет. Правда, и денег не просил, но за истекшие столетия депутаты привыкли к регулярным консультациям. Они чувствовали, что ими пренебрегают. И если кому-нибудь из аристократов хотелось обуздать зарвавшихся придворных фаворитов, то палата общин расположилась их поддержать, и стоило всем собраться в Вестминстере, как депутаты нашли способ напомнить королю, кто они такие на деле. Избранный метод наполнил двор удивлением.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь