Лондон

1685 год

Обе дочки в ужасе липли к нему. Солдат, оставшийся в седле, тряс орешник; двое других скрутили свинью и саблей перерезали горло. Офицер, командовавший драгунами, с холодным презрением взглянул на Юджина:
– Мы забираем ваши спальни, все три.
– А нам где спать? – спросила жена Юджина.
– В амбаре, мадам, – пожал плечами офицер. Он рассматривал девчушек. – Сколько лет?
– Семи еще не исполнилось, мсье капитан, – сухо ответил Юджин. – Уверяю вас.
Хоть бы не возвращался, подумал он.

Несмотря на защиту, дарованную заветным Нантским эдиктом, гугеноты-протестанты обнаружили, что веротерпимость его католического величества истощалась из года в год. Под запрет угодили не только кальвинистские собрания. Их пасторов обложили особыми налогами, им запретили брать в жены добропорядочных католичек. Дабы наставить их на праведный путь, посулили налоговые льготы, если отрекутся от ереси и вернутся в лоно Католической церкви. А недавно король Людовик прибегнул к более строгим мерам. Любой гугенотский ребенок старше семи подлежал обращению в католичество независимо от воли родителей. Юджин понимал, что еще пара лет – и девочкам никуда не деться. Ничего подобного не случилось бы, останься он в Лондоне.

Возвращение во Францию было безрадостным. Отец рассвирепел.
– Тебе было велено торить нам путь, – холодно напомнил он Юджину и год с ним не разговаривал.

Смягчился он только после женитьбы Юджина на гугенотской девушке, дочери фрахтовщика из Бордо. Отношения наладились, но пять лет назад старик умер, и Юджин сделался главой семьи. Между тем домашние распри не прекращались. И года не прошло, как молодая вдова отца перешла в католичество, покинула дом и вышла замуж за католика, владевшего небольшим виноградником. В итоге на Юджине оказались не только две родные крошки, но и незамужняя единообразная сестра, которая отказалась принять католичество и последовать за матерью.

Гугенотам и раньше приходилось нелегко, но за последние четыре года король Людовик XIV сделал их жизнь невыносимой. Метод был прост: он отправил к ним на постой войска. Юджин регулярно слышал, как прибывали отряды драгун, съедали все подчистую, крушили мебель, даже терроризировали гугенотских жен и дочерей. Формально французский король не запрещал им веровать как хотят, но на деле преследовал. И в последнее время Юджин не раз подумывал вновь эмигрировать в Англию со всем семейством, хотя ему не хотелось покидать любимый край, пока не будет вынужден. Кроме того, здесь возникали еще и серьезные финансовые затруднения.

– Король запретил всем подданным уезжать из Франции без его разрешения, – предупредил он жену. – Это означает, что, если мы попытаемся продать дом или мебель, нас обязательно арестуют по подозрению в бегстве. Если ехать, то лишь с тем, что унесем в руках.
Его часовое дело приносило скромный доход, но капитал семейства заключался в унаследованном доме с фруктовыми садами. Как прочие окрестные гугеноты, они часто молились со своим пастором дома же, читали свою Библию и уповали на лучшие времена.

– И как долго, – спросил он теперь у офицера, – намерены вы с вашими драгунами занимать мой дом?
– Откуда мне знать? – отозвался тот. – Год? Два?
– А если я приму католичество?
– Помилуйте, мсье. Нас завтра же здесь не будет.
Но если офицер надеялся, что этот близорукий, очкастый часовщик с малыми дочками испугается и сдастся, то он глубоко заблуждался.
– В таком случае добро пожаловать в мой дом, мсье капитан, – произнес Юджин с легкой иронией. – Надеюсь, ваше пребывание будет приятным.

Следующие два месяца он ни разу не пожаловался, хотя семья ночевала в амбаре, а солдаты оккупировали дом. Однажды утром ему даже почудилось, что офицер смущен. «Они уйдут, а мы останемся, – внушил он детям. – Потерпите». Так все и длилось, пока в один прекрасный день офицер не вошел во двор, стуча каблуками и вид имея на сей раз весьма суровый.

– Для вас есть вести, которые целиком изменят сложившееся положение, – заявил он. – Нантский эдикт отменен. Терпение закончилось. – В наступившей тишине он продолжил: – Все гугенотские пасторы упразднены; любой, кого изловят, будет казнен. Гугенотам вроде вас выезд из страны запрещен. Ваши дети станут католиками. Таков новый закон.
В молчании вернулись они в амбар. Незадолго до полуночи Юджин тихонько разбудил детей.
– Закутайтесь потеплее и обуйтесь, – велел он. – Мы уходим.

Будучи служителем Господа, Мередит не должен был так поступать, но поискал, где спрятаться, когда поднялся от Лондонского моста к Истчипу и увидел удрученного Обиджойфула. Благодарение Богу за Его провидение – Мередит сунулся в темный дверной проем и стал ждать, пока не минует опасность.

А потому пришел в ужас, услышав за короткой паузой шарканье, затем вздох, после чего обнаружил в каких-то шести шагах знакомую спину ремесленника, усевшегося на ступеньку прямо перед ним. «Проклятье, – подумал Мередит, – теперь я в ловушке». Выход был один: подняться по лестнице за его спиной. И через пять минут уже смотрел с высоты Монумента.

Мало какая местная достопримечательность поражала взор сильнее, чем лондонский Монумент. Задуманный Реном в виде одиночной, простой дорической колонны в память о Великом пожаре, он высился рядом с Паддинг-лейн, где бедствие началось. Построенный из портлендского камня, он возносился на двести два фута, а венчала его позолоченная урна, из которой вырывались языки пламени, сверкавшие в лучах солнца. Сразу под урной располагался балкон, куда вела бесконечная витая лестница. Пустота разверзалась настолько отвесно, что кружилась голова. Налюбовавшись панорамой – Темзу было видно на мили вверх и вниз по течению, – Мередит заглянул через край, дабы выяснить, можно ли спуститься. Нельзя: Обиджойфул никуда не ушел.

Резчику было о чем подумать, год выдался богатым на события. В феврале совершенно неожиданно и без всяких признаков нездоровья скончался король Карл. Монархом стал, следовательно, его брат-католик – ныне Яков II, и Англия замерла в ожидании перемен. При коронации весной он, ко всеобщему облегчению, безупречно выдержал англиканский обряд, но появились намеки на бо́льшую терпимость к подданным католической веры и откровенные признаки того, что он не позволит их притеснять. Летом же Титуса Оутса, изобличенного наконец как мошенника, привязали к телеге и проволокли по улицам от Олдгейта до Ньюгейта. Лично Мередит нисколько против этого не возражал, так как и раньше не сомневался, что Оутс – мерзавец и плут. Опаснее же было восстание протестантов, которое попытался устроить на западе молодой Монмут, сдуру вообразивший, будто его популярность придает ему больше могущества, чем было в действительности. Регулярные войска под умелым командованием Джона Черчилля без труда разбили мятежников, и бедного Монмута казнили. Но последствия оказались еще неприятнее. В ходе судебных заседаний, немедленно окрещенных «кровавыми ассизами», судья Джеффрис десятками приговаривал бунтовщиков к повешению, а Яков был так доволен, что назначил его верховным судьей. Мередит знал, что перечисленного хватит, чтобы Обиджойфул мучил его часами.

С годами Мередит заметил, что ему становится неинтересно раздумывать над такими вещами. Что значили, в конце концов, недолговечные людские дела в сравнении с великими тайнами Вселенной? Особенно при том, что величайшая тайна была раскрыта в том же году в Лондоне?

Галлей, поддержанный тогдашним президентом Пипсом, предложил Королевскому обществу опубликовать теории Исаака Ньютона, довольно желчного кембриджского профессора. И Ньютон, готовившийся обнародовать свою великую теорию, уже не первый месяц осаждал Гринвичскую обсерваторию, испрашивая сведения об астрономических наблюдениях. Поэтому Мередит успел получить представление о теории тяготения Ньютона и был ею захвачен. Он узнал, что притяжение двух тел зависело от квадрата расстояния между ними, а еще понял и то, что два предмета, брошенные с высоты, упадут с одинаковой скоростью независимо от их массы. И вот сейчас, глядя вниз, он внезапно сообразил, что Монумент – отличное место для такого опыта. Два предмета, хмыкнул он, одновременно приземлятся точно на темечко Обиджойфула.

Карпентер, сидевший двумя сотнями футов ниже, не подозревал об этих опасных идеях. Он не впервые пришел к Монументу. Несколько месяцев назад он любовался изящной резьбой в его основании, и некий любезный джентльмен перевел ему начертанное там латинское изречение. К описанию Великого пожара спустя какие-то годы добавили:
Но папское безумие, породившее
такие ужасы, все еще не побеждено.
– Потому что пожар, знаете ли, устроили паписты, – объяснил джентльмен.

Обиджойфул счел, что сей факт неопровержимо доказывался уже тем, что был письменно отражен в столь великом сооружении. И пока Мередит мерз наверху, Обиджойфул просидел у Монумента еще полчаса, мрачно обдумывая новые ужасы, замышлявшиеся католиками.

Когда все было готово, они помолились. Затем рассадили детей по бочкам.

Тесть Юджина – человек кряжистый и сам не сильно отличался от бочки. Юджин знал, что купец из Бордо укроет их лучше, чем кто другой, и также решил, что уезжать нужно как можно скорее.
– Гугеноты повалят толпой, случится или затор, – сказал он жене, – или власти заметят.

Людовик XIV – «король-солнце», как его называли – был автократом и обладал властью, о которой не мог мечтать даже Карл I, веривший в свое Божественное право. Король, отстроивший огромный Версальский дворец, почти истребивший протестантов-голландцев и способный разорвать Нантский эдикт, не мог не подойти к делу тщательно. Всего через час после того, как они юркнули в купеческий дом, один из детей передал, что солдаты уже на пристани и обыскивают все корабли.
Юджин не зря доверился тестю.

– Я посажу вас на английское судно. Мы с капитаном давние деловые партнеры, он человек надежный. – Тесть вздохнул. – Лучшей возможности не будет.
Судно отплывало в английский порт Бристоль.
Юджин поблагодарил купца за риск, которому тот подвергался, и спросил, не хочет ли тот присоединиться к ним.

– Нет, – грустно ответил старик. – Мне придется сменить веру. – Он пожал плечами. – Ты моложе. И ремесло знаешь – устроишься везде. Но я-то виноторговец. Все, что имею, у меня здесь, да еще пятеро ребятишек. Так что хотя бы на время придется мне стать католиком. А дети, быть может, когда-нибудь переберутся к вам.
Было видно, что ему горько.
Теперь задача свелась к доставке Юджина с его небольшим семейством на борт. Впрочем, купец не сомневался в успехе.

– Пять бочек из сотни! Ваши будут в середке.
В бочках просверлили крошечные отверстия, чтобы дышать.
– Надеюсь, в море капитан вас выпустит, – продолжил купец. – Но просто на всякий случай…
Его жена выдала каждому по бутыли воды и два ломтя хлеба.
– Учтите, сидеть придется долго, – настойчиво напомнил он всем. – Ешьте и пейте по крошке и капле.

К середине утра телеги с винными бочками прогрохотали по причалу, возле которого ждало английское судно. Все выглядело совершенно безобидно. Люди фрахтовщика и английские матросы приступили к погрузке, но действовали с откровенной ленцой. Молодой офицер, командовавший отрядами, явился проследить и встал поближе к купцу, на которого время от времени подозрительно посматривал. И вдруг заметил, что одну бочку понесли чуть пошатываясь. Он извлек шпагу, велел грузчикам опустить ношу и проткнул ее насквозь.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь