Лондон

1652 год

Да, размышляла Марта, Господь благословил ее радостным возвращением! Какое счастье было воссоединиться с Гидеоном, его семьей, с дражайшей миссис Уилер и, разумеется, с ее мужем! Она искренне сожалела, что не прислушалась к настойчивым письмам Гидеона и не приехала раньше. Но главным было то, что теперь, по словам Гидеона, ей стало возможно осуществить свою давнишнюю мечту, причем в старой Англии – быть может, даже вернее, чем в Массачусетсе.

По правде сказать, Марта немного разочаровалась в последнем. Будучи там, она едва ли признавалась в этом себе, но с миссис Уилер поделилась бедой: «В Новой Англии возникли ростки вероотступничества». Даже в Бостоне и Плимуте! Когда же миссис Уилер деликатно осведомилась, что именно сбивало колонистов с праведного пути, Марта ответила не задумываясь: «Треска. Рыба отвратила людей от Господа».

Улов на побережье Новой Англии оказался небывалым и превзошел самые дикие мечты поселенцев. «Рыбы столько, – твердили они, – что можно чуть ли не по воде ходить». Массачусетские рыбаки ежегодно переправляли в Англию от трети до полумиллиона бочек рыбы.
– Бог даровал им изобилие, и они решили, что больше не нуждаются в Нем, – посетовала Марта. – Они созидают сокровище на земле, а не на небесах.

Действительно, все большая зажиточность жителей побережья и столь же светлые перспективы, открывшиеся перед фермерами и трапперами, которые осваивали огромные участки во внутренних областях страны, коварно наполнили скверной сердца. В колонии едва ли осталась хотя бы одна непострадавшая церковь.
– Они говорят о Боге, но думают о деньгах, – скорбно признала Марта.

А некоторые рыбаки и этим не утруждались. Она не могла ни забыть, ни до конца простить старшего сына Доггета, который, будучи ныне морским капитаном со средствами, набросился на нее с криком: «Черт бы тебя побрал, женщина! Я приехал ловить рыбу, а не молиться!»

В двойственности, которую приобретала Массачусетская колония, не было вины ни губернатора Уинтропа, ни праведных мужчин и женщин из конгрегаций: с тех самых пор протестантизму и деньгам предстояло шагать рука об руку по обетованной земле Новой Англии.

И в таких расстроенных чувствах три года назад Марта получила призывное письмо от Гидеона. Тот обещал, что со смертью короля святые и Кромвель установят новый порядок, достойный ее. «Ты нужна здесь, – гласило письмо. – И твой супруг, – продолжал Гидеон, – чрезвычайно нуждается в твоем моральном наставничестве». Она же все равно колебалась полтора года, пока в конце концов, после усердных молитв, не решила вернуться. С собой она взяла младшего сына Доггета, который не сумел получить гражданство в Массачусетсе и возлагал теперь надежды на Лондон, а также собственную дочь, ибо Марта боялась, что та соблазнится браком с мужчиной пусть и праведным, но все-таки, по мнению женщины, праведным недостаточно.

Марта угодила в незнакомую Англию. После казни короля строй разительно изменился. Палату лордов упразднили. Страна называлась не королевством, а Содружеством Англии, которым правила палата общин. Порядок казался непоколебимым. Кромвель, новый лорд-генерал, с каждым годом входил во все большую силу. Старший сын казненного короля, объявивший себя Карлом II и попытавшийся двинуть на Английское королевство шотландскую армию, был наголову разгромлен вместе с последней. Теперь он без всякой пользы проживал за границей. Кромвель разбил и мятежных ирландцев, полностью их подчинив. Говорили, что он пролил много ирландской крови. «Но они же паписты, – заметила Марта. – Наверное, это было необходимо». Кромвель подмял под каблук даже левеллеров в собственной армии. Содружество Англии находилось в полном порядке, готовое воспринять Закон Божий.

Конечно, дел оставалось много. Сверкающий град не построишь за день. Марту огорчило смятение, в котором пребывали иные лондонские церкви. Причина заключалась в единственной слабости Кромвеля: его религиозной терпимости. «Многим было бы и под епископом хорошо, и под пресвитерианами, и под кем угодно еще», – резко осудила она. Не столь благочестив, как ей мечталось, оказался и народ. Обеспечить безупречный порядок в таком большом, как Лондон, городе было непросто. Стремилось ли общество к укреплению нравственности, располагалось оно к добру или к худу – вот что важно.

Правление святых удивило Марту. Старый город не видывал подобного за всю историю. Перемены, как обычно бывает, свершались силами активного меньшинства, но эта горстка набожных людей пользовалась широкой поддержкой. Большинство лондонцев одевались так прилично и скромно, что Марта ощутила себя в Бостоне. Строго почитался день субботний: никаких спортивных мероприятий. Косо посматривали даже на простую прогулку, если шли не в церковь. Майские деревья угодили под запрет. Судами навязывался и строгий моральный кодекс с суровыми наказаниями за крупные прегрешения и штрафами за мелкие. Перед самым приездом Марты ее собственного супруга оштрафовали на шиллинг за богохульную брань. «Поделом, муженек», – довольно сказала она. Но больше всего ей понравилось то, что балаганы, закрытые в начале войны, теперь заколотили и приказали впредь не открывать. «Во всем Лондоне – и ни одной пьесы, – улыбнулась она. – Слава богу!»

Она смиренно радовалась благословению, сошедшему на нее и родню: они пребывали в здравии и благочестии. Все дочери Гидеона благополучно повыходили замуж – даже Персеверанс нашла себе мужа достойного, хотя и молчуна. Что касалось юного Обиджойфула, то его вдумчивая, но любящая натура всегда служила для Марты источником вдохновения.
– Ты станешь отличным резчиком, ибо будешь трудиться во славу Божью, – говаривала она.

Предметом легкого беспокойства было благополучие ее мужа. В своих письмах Гидеон столь пылко заклинал ее принять участие в наставлении Доггета, что через день после приезда она отвела его в сторону и спросила, о чем шла речь. В чем бы ни заключалось дело, Гидеон откровенно смутился и начал вилять.
– Пьет? – осведомилась она. – Или сквернословит?
Марта знала, что Доггет не так крепок духом, как она сама, но человек он был неплохой, и она напомнила Гидеону:

– Племянник мой Гидеон, мы должны быть сострадательны и милостивы к нашему меньшому брату. Все будет хорошо.
Она сказала себе, что ее долг не только любить Доггета, но и помогать ему. В первую совместную ночь он обнял ее рукой, что показалось ей подобающим случаю, однако в следующую, когда он начал неуверенно лапать ее, она ласково упрекнула: «Сие свершается для порождения детей, сегодня же Бог затворил нам эту цель». И рада была увидеть, что Доггет смиренно повиновался.

Впрочем, ей приходилось признать свое удовольствие от присутствия миссис Уилер, которой можно было передоверить его на пару часов. Какая разумная и добрая женщина эта вдова Уилер! Марта не вполне одобряла ее бесконечную тяжбу с сэром Джулиусом Дукетом – не нужно так много думать о деньгах. Да, она сочла своим долгом это сказать, однако не сомневалась в виновности сэра Джулиуса, которого следовало призвать к ответу. Поэтому Марта редко корила вдову и вместо этого говаривала Доггету: «Почему бы тебе не проведать миссис Уилер?»

Прислушайся Джейн к совету Мередита, она бы давно уже бросила это дело.
– То, что Барникель был пиратом и мавром, рано или поздно всплывет, – предостерег он. – Тогда ты лишишься доброго имени, а слову сэра Джулиуса против пирата поверят даже круглоголовые.
Но Джейн знала, что Джулиус лжет; ее деловая жилка не позволяла ей остаться в дураках.
– Это не важно, – возразила она Мередиту. – Мне нужны мои деньги.

Но Джейн никак не могла найти выход. Она без колебаний осаждала сэра Джулиуса при каждой встрече на улице, во всеуслышание вопрошая: «Куда вы дели мои деньги?» Ее адвокаты продолжали писать ему письма, но толку было мало, и он вежливо игнорировал ее. Затем, в декабре, при виде жены баронета, которая покупала на рынке мясо, Джейн вдруг придумала новый, оригинальный способ ему насолить. Это была рискованная затея, но игра стоила свеч. Кроме того, понадобится помощь, но Джейн знала, к кому обратиться. Она отправилась к Марте.

Джейн не уставала удивляться тому, что ревностная пуританка не догадывалась о ее связи с Доггетом. Впрочем, подумала она с улыбкой, в их возрасте не приходилось говорить о недозволенной страсти. Конечно, в строгом смысле эта связь была предательством их дружбы, но Джейн все равно не видела за собой большой вины, так как супруги прожили годы на расстоянии трех тысяч миль друг от друга. С ее точки зрения, это был попросту дружеский поступок по отношению к одинокому мужчине. А после возвращения Марты? Что ж, она полагала, что делу конец, но Доггет, проведя с Мартой несколько дней, уныло сообщил: «Она говорит, что слишком стара для этого. Господь не одобрит». И Джейн со смешком поцеловала его. «Как же нам быть?» – улыбнулась она.

Иногда она даже предполагала, что Марта все знает и предпочитает игнорировать. Та явно не испытывала никакого влечения к мужу и, думала Джейн, была рада-радешенька сбыть его с рук. Но после, поразмыслив над серьезностью Марты, он решила, что нет, не знает, однако настолько нелюбопытна, что вряд ли проведает. И связь продолжилась. Джейн видела, что Доггет безнадежно стареет. «Я согреваю его, – осознала она, – и вдыхаю в него жизнь». А для себя – к чему скрывать, для себя она делала то же самое.

Они встречались по воскресеньям, днем. Марта со всем семейством уходила к обедне в церковь Святого Лаврентия Силверсливза, а то и дальше, в поле, послушать проповедь. Но Марта как будто не огорчалась, если Доггет оставался дома; он же шел к Джейн Уилер и проводил у нее час или два. И даже случись ему обронить, что заходил к ней, Марта не видела в этом никакого греха.
Поэтому, когда Джейн изложила подруге свой план, та отнеслась с пониманием.

– Вы правы, – согласилась она. – С этим надо что-то делать. Я поговорю с Гидеоном.

25 декабря 1652 года от Рождества Господа нашего сэр Джулиус Дукет уселся в своей просторной гостиной за стол, где собралось все семейство. Они обменялись заговорщицкими улыбками, ибо готовились совершить преступление.

Однако сперва, по заведенному обычаю перед трапезой, сэр Джулиус благоговейно извлек небольшую книжицу. Ни одна важная годовщина не проходила без того, чтобы он не читал из нее, негромко напоминая родным об их долге, – так было и нынче.

Сей вдохновляющий томик имел греческое заглавие «Eikon Basilike», что означало «Царственный образ». Простой и проникновенный текст представлял собой якобы молитвы и размышления короля-мученика; за три года со времени казни Карла I он выдержал уже тридцать изданий. Круглоголовые негодовали и пытались подвергнуть его цензуре. Потом привлекли великого пуританского поэта Джона Мильтона к написанию против него памфлета. Но тщетно. Опасность была в том, что даже те, кто поддержал парламент, но сомневался в новом военном режиме Кромвеля, могли прочесть королевскую книгу и, не найдя в ней ничего, кроме добродушия и смиренной набожности, усомниться и в справедливости его казни.

Для Дукетов, понятно, такого вопроса вовсе не существовало. Книга была подобна маленькой Библии, король считался великомучеником, и сэр Джулиус, когда прочел несколько страниц, бережно отложил ее и напомнил собравшимся:
– Карл Первый – наш истинный король; коль скоро он умер, ему наследует его брат Яков. Помните, что мы дали слово.
И после этого все с радостью принялись за рождественский обед.

Они не слышали солдат, которые подошли к дому и вступили во двор. Их застали врасплох, когда дверь с грохотом распахнулась. Чеканя шаг, в гостиную вошел Гидеон в сопровождении четырех воинов. Незваные гости окружили стол.
– Сэр Джулиус! – объявил Гидеон. – За это вам предстоит держать ответ перед магистратами.

Преступление баронета заключалось не в чтении книжицы, которую он вовремя успел сунуть в карман, и даже не в высказываниях о короле – преступлением сэра Джулиуса Дукета и его семьи являлся сам по себе рождественский обед.

Дело было в очередном нововведении круглоголовых. «Великие церковные праздники, – заявили они, – суть время для вдумчивых молитв, а не языческих празднеств». Англичанам надлежало приблизиться к Богу. Любой, застигнутый за рождественской трапезой в 1652 году от рождения Господа нашего, рисковал угодить под суд.
– Вы осквернили священный праздник, – с отвращением изрек Гидеон и приказал солдатам: – Обыскать дом!
– Обыскать дом? – вскинулся Джулиус. – На какой предмет?

– На предмет суеверных изображений. Улик, изобличающих в папизме, – невозмутимо ответил Гидеон.
Джулиусу было нечем крыть. В течение получаса круглоголовые бродили по комнатам, совались в сундуки и шкафы, переворачивали матрасы; они обыскали даже погреб, но ничего не нашли. Джулиус не боялся. За рождественский обед даже заведомому «зловредному» полагался лишь умеренный штраф. Но он, взбешенный вторжением, ходил за ними по пятам, а Гидеону презрительно бросил:
– Это чтобы вы ничего не украли.

Будучи наверху, он посмотрел в окно и заметил двух женщин. У ворот стояли Марта и Джейн, томившиеся ожиданием. Марту он еще мог понять. Но Джейн? Ей-то какое дело? Но тут он сообразил, повернулся к Гидеону и воскликнул:
– Так вы не за папистскими образками! Вы ищете деньги вдовы Уилер!
И тот зарделся – всего на миг.

Идея пришла в голову Джейн при виде жены сэра Джулиуса, купившей добрый шмат говядины. Она поняла, что затевался рождественский обед. Вот отличный повод! Все остальное устроила Марта.
К моменту, когда Гидеон закончил, Джейн упорхнула, а потому Джулиус, сопроводивший отряд к воротам и белый от злости, застал только Марту. И тогда, доведенный до крайности их поступком, он позволил себе жестокость, которой в обычном состоянии не допустил бы. Его прорвало:

– Диву даюсь, до чего же вы замечательный друг, госпожа Марта! На все готовы для приятельницы: и сокровища поискать, и муженька уступить!
Сказав так, он резко поворотился и зашагал к дому.
Марта проводила его удивленным взглядом. Потом нахмурилась. Затем посмотрела на Гидеона и обнаружила, что тот побледнел как смерть.

В пуританском Лондоне времен Английской республики было много зрелищ, способных приободрить и даже воодушевить праведников. Но к 1653 году ничто не могло сравниться со знаменитым молебном, который прославился как Последняя проповедь Мередита.

Наконец время добралось до Эдмунда Мередита. Ему было за восемьдесят, и он начал ощущать груз лет. Внезапный недуг, сразивший его в минувшем году, превратил Мередита в скелет, и люди при встрече с ним невольно ахали, словно видели призрак. Шагая бок о бок со смертью, Эдмунд Мередит и достиг высокого положения.

Его метод был прост. Святые насадили фанатизм, который пугал его и о котором он предупреждал Джейн, но они создали такую религиозную неразбериху, что он не знал наверняка, к кому прилепиться – пресвитерианам, квакерам или какой-нибудь другой свободной конгрегации. Кто мог угадать? Поэтому он нашел простейший выход. Он возвысился над всеми. Возраст лишь придавал убедительности действу. Его слог воспарял, худое лицо обращалось к небу. Чем более вдохновенными и душераздирающими делались его проповеди, тем невозможнее становилось понять, какую веру он, собственно, исповедовал. Да это никого не заботило. В обморок грозили упасть и самые строгие и невежественные пуританки, облаченные в черное и туго затянутые чепцы. Когда дух Мередита закладывал вираж, рыдали даже их мужья в высоких черных шляпах.

На Последнюю проповедь Мередит поднимался по ступеням с таким трудом, что все собрание с тревогой подалось вперед, не успел он начать. Один лишь вид его – белые, снова отпущенные и ниспадавшие на плечи волосы, запавшие очи – порождал благоговейную тишину. Говорил же он, как обычно, о смерти.

Поводов было много: в Великий пост он разглагольствовал о смерти и воскресении Христа; в Рождественский пост – о гибели бренного мира и наступлении христианской эры. Семена смерти обнаруживались повсюду. Поскольку же воскресные проповеди вошли в великую моду, Мередит всякое воскресенье, наполнившись мыслями о смерти, ссылался на традиционные строки вечерней службы:
– Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром…

Взирая поверх собравшихся на западное окно, как если бы тотчас усматривал ангелов, явившихся по его душу, он восклицал:
– Мои глаза узрели Спасение, которое Ты приуготовил для всех людей!

Он был готов. И община это видела. Готов и полон желания. Воистину, было ясно, что он мог и впрямь отойти в мир иной в любую секунду, у всех на виду. Сама эта возможность делала его проповеди неописуемо популярными. Так что спрос на него не иссякал. Прошлой осенью он проповедовал в церкви Святой Маргариты, в Сент-Брайдс, Сент-Клемент Дейнс, Вестминстере, даже в соборе Святого Павла. И никогда не забывал добавить смирения, без которого пуританская служба была бы неполной. Ревностно взирая на паству с кафедры, он вопрошал:

– И скажите же, возлюбленные чада мои, будь суждено вам разделить мою участь сей же час, готовы ли вы? – Он выдерживал скорбную паузу, после чего обвиняюще наставлял перст. – Готовы ли вы?..
Ему отзывались великим стоном, ибо нет, не были. И это подводило Мередита к кульминации его проповеди. Привстав на цыпочки, как будто вправду намереваясь взлететь, он, возведя очи к небесам и воздев руки, словно настал его смертный час, громогласно возглашал:

– Но время пришло, и уже ныне я зрю Его, идущего со всеми ангелами. Он приближается к нам. Он с нами. И Он стучит в мое сердце, стучит и в ваши! Он здесь. Ныне. Ныне!
И резко отступал, после чего, спотыкаясь, сходил с кафедры и садился на свое место, поддерживаемый двумя помощниками. Последняя проповедь Мередита была венцом его творений.

Поэтому он несколько удивился, когда однажды в январе, едва начав ее в приходе Святого Лаврентия Силверсливза, заметил, как два прихожанина выскользнули из церкви – Марта и Гидеон.

Джейн и Доггет лежали, когда дверь неожиданно распахнулась и перед ними предстала Марта.
Марта была дотошна. Ей не понадобилось много времени, чтобы вызнать у Гидеона правду. Будучи спрошен напрямик, он не сумел солгать.
– Знать не могу, – сказал он, защищаясь, – но думаю, это правда.
– Даже сейчас?
– Возможно.

И вот она привела с собой не только Гидеона, но и соседа.
– Все должно быть доказано, – отрезала она.
Доказательство последовало. Сосед стоял потрясенный, Гидеон находился в смятении. Лицо Марты закаменело и побелело. Увидев, что хотела, она ушла.
Часом позже Мередит, выслушавший рассказ Джейн, взглянул на нее мрачно:

– Именно этого я и боялся. Я понял, откуда дует ветер, еще до убийства короля. Теперь же пуритане переиначили все законы… – Он горестно покачал седой головой. – Будь прокляты эти святые со своими нравоучениями и охотой на ведьм. А ты изобличена в преступной связи.
– В моем возрасте это нелепо, – пожала плечами Джейн.
– Ты забываешь об одном, – настойчиво напомнил Мередит. – Супружеская измена теперь карается смертью.

Юный Обиджойфул сидел на краешке стула. Ему было странно видеть, что миссис Уилер и дядюшка Доггет, как он его называл, стояли подобно преступникам. Но ясно, что таковыми они и были. Теперь об этом знали все. Даже дети Доггета осознали порочность отца. Марта об этом позаботилась.

Перед суровым судьей и жюри из двенадцати почтенных граждан предстала женщина преклонных лет. Она десять лет не видела мужа и обвиняла другую женщину, еще старше, в каких-то с ним делах. Причем к последним сама она, даже если не врали, была вовсе не расположена. Почему? Потому что ее одурачили, потому что она завидовала их любви, потому что Бог ее был Богом отмщения.
Судья был мрачен. Он знал, какой будет вердикт.

Улики не вызывали сомнений. Преступление видели, свидетели подобрались надежные. По совету найденного Мередитом адвоката обвиняемые не признали своей вины. Они утверждали, что свидетели неправильно истолковали увиденное. Соития не было. Но в эту наглую ложь не поверила ни одна живая душа. Дело не затянулось. Все понимали, какое наказание полагалось за подобное злодеяние. В Лондоне, где заправляли святые, не было места ни бессмысленному милосердию, ни оправданию. Правосудие напоминало гранитный утес. Двенадцати добрым людям не потребовалось много времени, чтобы вынести приговор. Через несколько минут они уже подали знак, что готовы. Председатель жюри торжественно предстал перед судьей, дабы ответить на ужасный вопрос.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь