Лондон

1649 год

29 января. Вечер. Темнело уже в пять часов пополудни. Впереди – долгая ночь, звездная и холодная, безмолвные часы которой для многих превратятся в мрачное бдение. В сером утреннем свете Уайтхолл узрит, как они свершат небывалое в Англии дело.

Эдмунд Мередит сидел в одиночестве. Жена и дети отправились наверх, но еще не спали. На столе лежала жесткая черная шляпа с высокой тульей и широкими круглыми полями. Он оставался в дневном платье – черный камзол без рукавов, застегнутый от пояса до адамова яблока; рубашка в черно-белую полоску, с большим белым льняным воротником и манжетами; черные штаны ниже колен, шерстяные носки, простые туфли. Серебристые волосы были подрезаны до подбородка. Такой неприглядный вид был нынче в моде у пуритан, и Эдмунд без колебаний принял его тремя годами раньше.

Он восседал в тяжелом кресле с мягкой спинкой. Длинные пальцы сцеплены перед аристократическим лицом, глаза полуприкрыты, будто в молитве. Но Эдмунд не молился, он размышлял. О том, как выжить.
Ему это всегда хорошо удавалось. Сейчас ему перевалило далеко за семьдесят, но выглядел он на двадцать лет моложе. Из пятерых живых детей младшему было всего шесть, и Эдмунд, похоже, собрался прожить достаточно долго, чтобы увидеть его зрелость. Что же касалось искусства политического выживания…

– Дорога ложка к обеду, и это главное, – объяснил он однажды Джейн.
И ныне, оглядываясь на семь лет противостояния, мог уверенно заявить, что все сделал вовремя.
Ему нравилось общество Джейн. Они были знакомы слишком давно, чтобы обманываться или иметь секреты. Он любил ее дружеские подначки и только с ней осмеливался быть полностью откровенным.

Самым важным был первый шаг, сделанный еще в 1642 году, когда он потряс беднягу Джулиуса переходом в лагерь пресвитериан. Король Карл наступал на Лондон, и многие ждали быстрой победы короля.
– Откуда же ты знал, к кому переметнуться? – спросила как-то Джейн.
– Я посмотрел на городскую милицию. И решил, что до конца года Карлу не разобраться.
– Ну а потом? – не отставала она. – Король мог победить парламент. Тогда тебя бы выставили с позором.

– Верно, – согласился он. – Но я был уверен, что уж потом-то парламент обязательно одержит верх.
– Почему?
– Снабжение, – ответил он просто. – У круглоголовых был флот и чуть ли не все порты. Карл не мог рассчитывать на подкрепление. Да и таможенные пошлины порты выплачивали парламенту. Но главное, у круглоголовых был Лондон. – Эдмунд развел руками. – Долгие войны обходятся недешево. А деньги все в Лондоне. – Он усмехнулся. – Я поставил на круглоголовых два к одному и стал пресвитерианцем.

И до чего же быстро подтвердилась его правота! Прошли какие-то месяцы, и парламент, отбросив королевский маскарад, упразднил епископов и заключил сделку с шотландцами. Торжественная лига и Ковенант
[58]

гласили, что в обмен на содействие шотландской армии в сокрушении Карла англичане станут пресвитерианами. Англиканское духовенство повыгоняли толпами. В лондонских приходах воцарилась неразбериха. Но Мередит уцелел. «Вовремя успел», – заметил он. В тот же год он участвовал в сносе Чипсайдского креста. «Суеверие и идолопоклонство», – объяснил он своей общине. Покуда упрямые шотландцы и английский парламент медленно прочерчивали устройство Английской кальвинистской церкви и собирался первый лондонский совет старейшин, даже самые строгие шотландские визитеры держались единого мнения: «Этот Мередит служит отменно. Весьма основательные проповеди».

Но это было уже в прошлом, когда война между Карлом и парламентом еще разгоралась. С тех пор положение изменилось – весьма и весьма к худшему, на его взгляд. И он не ведал, что принесет ему день послезавтрашний. Эдмунд не сомневался, что сумеет выкарабкаться. Но, сидя в гостиной и обдумывая происходящее, он беспокоился не о себе.

Дело было в Джейн. Хотя Бог свидетель – он ее предупреждал.

В спальне еще горела свеча; в ее мерцавшем свете Джейн видела очертания спавшего и радовалась его безмятежности.

Но прав ли был Мередит? Грозила ли им опасность? Доггет не верил, но он, подумала она любовно, во всем видел светлую сторону. А Мередит был циничным мошенником, но рассуждал здраво. Так были ли они любовниками, рожденными под несчастливой звездой, – Ромео и Джульеттой, Антонием и Клеопатрой? Сюжетом для пьесы? Эта мысль развеселила ее. Доггет и Джейн: странная пара для трагедии, так как ко времени, когда они и впрямь стали любовниками, ей стукнуло шестьдесят. Да и то, считала она, все случилось только из-за войны.

Странно, но главным, что запомнилось Джейн и большинству лондонцев в гражданской войне, была тишина. В первую же весну вся городская территория превратилась в укрепленный бастион. Это было грандиозное предприятие. Горожане ходили копать неделю за неделей. Каждый трудоспособный мужчина, включая немолодых вроде Доггета, был призван и снабжен лопатой. Трудились даже по воскресеньям, а в один прекрасный день Джейн, разносившей рабочим еду и питье, обронили: «Сегодня вышло сто тысяч душ». Результатом, который последовал летом, явились огромный земляной вал и ров одиннадцати миль в окружности. Они охватывали город, все пригороды на обоих берегах, уходили за Вестминстер и Ламбет на западе и Уоппинг с востока. В гигантском кольце оказались не только городские окраины, но и большие незанятые территории, фруктовые сады, поля и даже водный резервуар Миддлтона. Вал обустроили входами, фортами и пушечными батареями от Ост-Индской компании. Крепость была неприступна. И здесь, как будто наложив зажим на главную артерию нации, в течение всей войны располагалась штаб-квартира парламентской оппозиции.

Если Мередит и предвидел итог гражданской войны, то его правота подтвердилась еще не скоро. Конфликт развивался медленно и неровно – стычка там, осада городка или укрепленного дома здесь, несколько мелких ожесточенных сражений. И все же король Карл и принц Руперт вывели с базы в Оксфорде грозные силы. На севере к услугам короля был Ньюкасл – крупный порт, поставлявший в Лондон бо́льшую часть угля. И основная часть запада. Даже после того, как пресвитериане-шотландцы решились и помогли разгромить его при Марстон-Муре, в донесении говорилось: «Роялисты еще держатся». Вина за неудачу отчасти лежала на круглоголовых. Обученные лондонские отряды обычно бывали на высоте, но стоило запоздать жалованью, как они неизменно сворачивали знамена и шагали домой.

Война привела к эпизодическим стычкам и в других областях страны, но Джейн, проживавшей в Лондоне за огромным земляным валом, она из месяца в месяц даровала только покой.

Правда, до ухода Гидеона женщина раз в неделю наблюдала его отряд, гордо маршировавший к Финсбери-Филдс или Артиллери-Граунд, за воротами Мургейт, где собирались на тренировку городские войска. В такие дни ружейная пальба и пушечные залпы гремели с утра до вечера. Иногда круглоголовые уходили колоннами и через несколько недель возвращались пропыленные и перебинтованные. Но бо́льшую часть времени в городе было тихо. С Чипсайдского рынка исчезла половина лавок. Королевская биржа часто пустовала. Дела купеческие пришли в упадок после того, как роялисты пресекли поставки сукна с юго-запада, предметами же роскоши нынче мало кто интересовался. Иные люди, заподозренные в роялизме, вовсе скрылись. Сэр Джулиус Дукет, сказывали, вконец разорился. Что до людей простых, вроде Джейн, то еды пока хватало, но месяцы, когда роялисты остановили поставки угля из Ньюкасла, ознаменовались лютым холодом; налоги же, что ежемесячно шли на оплату войск, резко сократили ее доход. И странное дело, Джейн даже радовалась. Штурм, которого все боялись, так и не состоялся, и постепенно она уверилась: не состоится вовсе. Жить было трудно, но интересно. И оставался, конечно, Доггет.

Почему он не уехал в Массачусетс? Забавно, что всякий раз находилась какая-нибудь причина. Первые пару лет не пускали дела, затем заболели двое ребятишек Гидеона. Джейн порой приступала с вопросом: «Ты к жене-то собираешься?» Он вроде и не отказывался, но явно и не горел желанием. А потом, когда началась война и Гидеон пошел служить, Доггет вынужден был вести дела и обеспечивать всем необходимым семью Гидеона.

Все случилось субботним днем спустя месяцы после завершения строительства укреплений. Доггет и Джейн покинули старый город и отправились на прогулку в Мурфилдс. Сияло солнце. Царила тишина. Примерно в миле от них Джейн были видны часовые на валу близ Шордича, похожие на многочисленные точки, испещрявшие чистое синее небо, и ей пришло в голову, что в этом огромном кольце – она не могла сказать, почему так, – они обжили некое вымышленное, безвременное место, которое странным образом обособилось от прочего мира. Доггет, уловивший ее мысли, полуобернулся и заметил:

– Здесь чувствуешь себя моложе.
Да, подумала Джейн, она ощущала себя молодой.
– Ты-то не особенно изменился, – улыбнулась она.
Мужчина поседел, лицо избороздили морщины, но в остальном он был тем же Джоном Доггетом, который когда-то показывал ей барку короля Генриха.
Глядя на нее, он кивнул.
– В чем же дело?
Он не ответил и все смотрел, улыбаясь.
– Ах.

Джейн потупилась и ненадолго задумалась, пока они шли к укреплениям. Чуть погодя взяла его руку и легонько стиснула. Они не проронили ни слова. Просто пошли обратно к дому, объятые ярким полуденным светом. Так и начался их роман – в странном, безмолвном пространстве, образованном валом войны: любовники, обоим за шестьдесят, связанные прошлым и давним влечением, обретавшие уют, товарищество и даже волнение; оба слегка удивленные тем, что еще способны на такие вещи.

Они сохраняли тайну. Догадался лишь Мередит, умный Мередит; ему Джейн могла доверять. Впрочем, это было не так и важно. Кому какое дело до их счастья?
Но это случилось пять лет назад, еще до того, как великие перемены привели Англию на порог нынешнего страшного кризиса. И сейчас, любовно взирая на спавшего рядом мужчину, Джейн слышала настойчивые увещевания Мередита, звучавшие несколькими днями раньше.

– Скоро ты очутишься в опасности. Возможно, в большой. – Он смотрел на нее серьезно. – Кто может знать?
– Ты. – Она прикинула. – Я не вполне уверена. Люди могут подозревать. Но почему это так важно?
– Ты не понимаешь. – Теперь уже он задумался. – Скажи мне одно, и это действительно важно. Знает ли Гидеон?

Гидеон взялся за гусиное перо. Письмо к Марте лежало перед ним, и он в сотый раз замялся. Оглядел семью. Вот его дорогая жена, больная, когда зовут в путь, здоровая в прочих случаях, тихо сидит за шитьем. Вот Пейшенс подле нее, уже на выданье; вот Персеверанс, пока без воздыхателей. И свет его жизни – Обиджойфул: коротышка-крепыш, погрузившийся в чтение Библии. Мальчик проявил такие способности, что Гидеон не стал привлекать его к своему делу и отдал в учение лучшему резчику по дереву, какого нашел. Но больше, чем за талант, он возносил хвалу Богу за мягкую и набожную душу, ниспосланную сыну. Вот бы Марта порадовалась – жаль, что не видит! Но эта мысль вместо того, чтобы увеселить его сердце, только вернула к неприятному письму и мучительному вопросу: сказать ли Марте о Доггете и Джейн?

Порой он пробовал даже себе солгать, что знать ничего не знает, будто не видел ни как они целовались, воображая себя наедине, ни Доггета, исчезавшего в ее доме. Насколько он мог судить, на это мало кто обратил внимание. Для его детей Джейн была тетей Джейн. На невинный соседский вопрос: «Доггет и миссис Уилер родственники, я полагаю?» – он только улыбнулся и кивнул. Прости его, Боже, за ложь. Ибо он, Гидеон Карпентер, считался образцом нравственности в приходе Святого Лаврентия Силверсливза.

Именно такова была его нынешняя роль – с тех пор, как изгнали сэра Джулиуса Дукета с его дружками. Гидеон уже трижды единогласно избирался общиной в приходской совет. Ее же собственные моральные стандарты были похвально высоки, чему он весьма радовался. Больше половины мужчин носили пуританские камзолы без рукавов и шляпы, а их жены – длинные серые или коричневые платья и скромные чепцы, подвязанные под подбородком.

Как в таком случае он допускал порочный обман благочестивой женщины, которую почитал? Отчасти, признал Гидеон, причина крылась в боязни семейной ссоры и широкого скандала. Но еще важнее было счастье Доггета. Без старшего помощника в делах Гидеон не смог бы – и Марта, безусловно, отнеслась бы к этому с пониманием – служить цели высшей, которая будет достигнута этим самым утром. Делу Кромвеля и его святых.

Гражданскую войну выиграл Оливер Кромвель. После первых лет безрезультатных военных действий этот решительный парламентарий от Восточной Англии создал «железнобоких» – собственную конницу, а потом потребовал у парламента: «Теперь позвольте мне перестроить всю армию».

Наступили горячие времена. Оставив Доггета и семью в Лондоне, Гидеон немедленно вступил в войско Кромвеля. Последнее назвали Армией нового образца. Эта профессиональная, хорошо обученная и дисциплинированная армия с уже закаленным в боях ядром под предводительством Кромвеля и его соратника генерала Ферфакса изменила ход войны. Не прошло и года, как она нанесла сокрушительное поражение Карлу и Руперту в битве при Несби, еще год – и захватила королевскую цитадель. Оксфорд пал. Карл сдался шотландцам. Те продали его англичанам, которые посадили короля под домашний арест.

Но Гидеону было важно то, что эти круглоголовые нового образца являлись не просто солдатами. Они – святые.

Потому что они так и называли себя – святые. Некоторые, конечно, обычные наемники, но большинство походило на самого Гидеона – люди, искавшие правды. Христовы воины, сражавшиеся так, что даже в Англии могли теперь выстроить на холме пресловутый сверкающий град. Они не сомневались, что с ними – Бог. Не Он ли даровал им победу? Это знание придавало авторитет; тот же был остро необходим, ибо кому доверять, если не себе?

Всяко не парламенту. Половину времени, когда велись боевые действия, армии не платили. Святые отлично понимали, что большинство депутатов предпочитали договориться с королем на минимальных возможных условиях. И не лондонцы, разумеется. «Лондон, – горестно признавал Гидеон, – настолько велик, что подобен многоглавой гидре». Большинство населения поддержало круглоголовых, но кто мог знать, сколько там тайных роялистов? К тому же лондонцы в первую очередь интересовались собой и своей прибылью. Перестань им грозить роялистская армия, они бы не замедлили избавиться от святых и вернуть на престол Карла.

И уж разумеется, всяко не королю. Тот, бесконечно изворачиваясь, сталкивая врагов и рассыпаясь в посулах, надеялся всеми правдами и неправдами вернуться, чтобы править как прежде. Когда же наконец король Карл ухитрился спровоцировать очередное восстание, святые решили, что с них довольно. Невзирая на протесты лондонцев, явился Ферфакс, который расквартировал в городе свою армию. Для выплаты жалованья войскам конфисковали имущество нескольких ливрейных компаний. А считаные недели тому назад, к большому удовлетворению Гидеона, вооруженный отряд полковника Прайда отправился в Вестминстер и вышвырнул из парламента всех чрезмерно мягкосердечных для столь великой цели заседателей, что означало, попросту говоря, перестройку Англии.

За последние два года Гидеон утвердился в удивительно пьянящей мысли: «Нет больше силы, способной выстоять против нас». Армия Кромвеля осталась единственной властью в стране. Дисциплинированная и сплоченная, она могла насаждать его волю. Плененный король, бесхребетный парламент – святые усмотрели возможность, равно как и обязанность, перекроить старое государство на новый лад.
Но что это будет за лад? Этого Гидеон не знал наверняка даже теперь.

Когда началась гражданская война, ему, как и большинству круглоголовых, все было ясно: король должен подчиняться парламенту, епископов со всеми их атрибутами надлежит упразднить. Желательной заменой, по его мнению, представлялась некая Пресвитерианская церковь, хотя и менее суровая и косная, чем шотландская. Но война продолжалась, братство, установившееся в армии Кромвеля, вознесло Гидеона к новым высотам, и он со своими товарищами-святыми стал прозревать еще более светлую перспективу. Новый мир посреди старого! И он зачитывался письмами Марты: они вдохновляли его рассказами о Массачусетсе, где представители всех общин, не будучи скованы епископами, избирали не только своих пасторов, но и губернаторов и магистратов; налоги повышались лишь с общего согласия, а все мужчины жили строго по библейским законам. Гидеон подумал, что этот Массачусетс, несомненно, приблизился к Божьему царству, сверкающему граду на холме.

Некоторые его сослуживцы из святых, известные как левеллеры, хотели пойти еще дальше, предоставив право голоса каждому и ликвидировав частную собственность. Кромвель был против, как и Марта, что явствовало из ее писем.

Права она была или нет в делах этих или каких-то других, но все эти годы Марта оставалась для него маяком, исправно светившим за океан, и ныне Гидеон отчаянно желал видеть ее рядом, ибо после свершения ужасного дела, назначенного на утро, он со святыми приготовился вступить в обетованную землю.

Итак, они решились. Джулиус предавался мрачному ночному бдению, одиноко расположившись в своей обитой деревом гостиной.

Эти люди собрались умертвить короля Карла. Утром. После постыдной пародии на суд круглоголовые вознамерились убить своего помазанного монарха.
Если сэр Джулиус Дукет мог найти хоть какое-то утешение в этой жуткой ночи, оно сводилось к следующему: он остался верен.
– Я был предан королю до самого конца, – пробормотал он.
И пострадал за это. После ареста Гидеоном он очутился под стражей в обществе еще тридцати видных городских роялистов. «За что?» – спросили они. «Вы зловредные»,
[59]

– ответили им, словно каким-то болячкам на теле политики. В первую неделю к ним даже никого не пускали, но когда в конце концов жене разрешили его навестить, он получил новый удар. В ответ на предложение уехать с детьми в Боктон она возразила: «В Боктон? А ты и не знал? Круглоголовые отобрали у зловредных все поместья. Нам запрещено приближаться к этому месту».

Времена были предельно тягостными. Первые недели он продолжал надеяться на победу роялистов. Гуляли байки: принц Руперт предпринял новую успешную атаку; лондонские банды отказались сражаться и разошлись домой, так как не получили денег. Но его так и держали в тюрьме, как преступника. Прошли месяцы; наконец его доставили в Гилдхолл и провели в комнату, где за столом разместилось с полдюжины офицеров из стана круглоголовых.

– Сэр Джулиус, – сказали ему, – вы можете быть свободны, но вам придется заплатить.
– И сколько?
– Двадцать тысяч фунтов, – хладнокровно уведомили его.
– Двадцать? Я разорюсь! – воспротивился он. – Оставляйте меня в тюрьме.
– Все равно оштрафуем, – бросил один.
И вот в начале 1644 года сэр Джулиус Дукет скорбно вернулся в свой дом за Сент-Мэри ле Боу, чтобы начать жизнь заново.

Но как им было прожить? Штраф поглотил едва ли не все имущество. У жены были кое-какие драгоценности. Остался и сам большой дом, однако продать его, даже если бы Джулиус захотел, было почти невозможно, так как Лондон по-прежнему находился в осаде. Джулиус поискал себе дела, но торговля фактически замерла. Три недели прошло в унынии, и он предупредил домашних: «Умерьтесь в расходах». Что до будущего, то Джулиус не представлял, чем заняться.

О пиратском сокровище он вспомнил совершенно случайно, в марте.
В погребе, куда Джулиус спустился с фонарем, было темно и пахло плесенью. Он осознал, что уже тридцать лет не видел сундучка. Перед местом, где тот стоял, высилась груда разнообразных предметов домашнего обихода. Там ли он еще? Но через несколько минут Джулиус удовлетворенно крякнул. Вот он – покрытый пылью, но все такой же черный и загадочный.

На миг он замялся. Что наказал ему давным-давно отец? Беречь сундук как зеницу ока. А почему? Потому что дал слово. Свое священное слово. Но опять же: прошло тридцать лет. Пират так и не вернулся. Да и жив ли он вообще? И вряд ли у него осталась семья, способная притязать на сундук, – он был разбойником, морским бродягой. Сундук ничей. Интересно, что в нем? Деньги? Краденое серебро? А то и карта, улыбнулся про себя Джулиус, какого-нибудь далекого острова с зарытым кладом. Он взял молоток, стамеску и принялся за работу. Сундучок прочный, старые замки надежны, но в конечном счете Джулиус преуспел и в три приема, со страшным скрежетом отомкнул их. Медленно откинул тяжелую скрипучую крышку.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь