ЛИТЕРАТУРА

Детство Никиты

Выглядывать из окна и смотреть на заснеженные пейзажи, которые таким же образом были заснежены прошлой зимой, и позапрошлой зимой - бесценно. Вспоминать себя, анализировать себя из прошлой зимы, из прошлого года - не менее ценно.

Однако особой привлекательностью в памяти человека обладают воспоминания о зиме из детства: когда снег кажется только белым, белый цвет - не только цветом, а утренняя метель - просто чёрно-белым злом. Разум отбрасывает негативные воспоминания из той поры, оставляя нам наиболее яркие картинки и ощущения. 

В память врезается то, что вызвало движение в душе, как то, может быть, первая симпатия к какой-нибудь девочке или какому-нибудь мальчику, ощущение, впервые вызванное и, соответственно, впервые прочувствованное. Из этих следов, оставленных окружающей средой в душе, получает своё начало созревающий характер. Душа наиболее активно впитывает в себя всё, что её окружает, немного толкает, чуть-чуть давит. 

Любой порез чреват кровотечением, любая похвала - лучезарной радостью. Ещё неясно, как принято реагировать на что-либо, не думается о эмоциях других - а зачем, если им хорошо и мне хорошо?

Все творческие люди, так или иначе, обращаются к своему детству. Грубо говоря, именно оно определяет дальнейшее течение их творчества, придаёт ему определённую окраску. Именно из детства писатели могут переносить в творчество запомнившиеся особенные образы - своеобразные символы. И из этих символов и образуется вся подлинная структура произведений.

Одним из таких произведений, буквально пронизанных символами, является "Детство Никиты" - автобиографическая повесть Алексея Николаевича Толстого. Повесть состоит из осмысленных художественным образом воспоминаний года, проведённого в деревне с мамой, прислугой и гувернером. Особое место занимает в повести празднование Рождества и Нового года.

Я решил написать эту статью именно об этой повести по той простой причине, что изображение зимы в ней крайне приятно для меня перекликается с моими ощущениями из детства. Я тоже помню большую ёлку, которую мы украшали всей семьёй, хороводы вокруг неё, праздничные торжественные ужины. К нам, правда, не ходили дети со всей деревни за подарками.

Зима в повести - пора радости, пора восхищения природой. Зима сама по себе является своеобразным символом: символом того, что жизнь смещается с улицы в дом, где семья объединяется в праздничном порыве. Сразу вспомнилось одно стихотворение Б. Пастернака:

Зима приближается.

Сызнова

Какой-нибудь угол медвежий

Под слезы ребенка капризного

Исчезнет в грязи непроезжей.

Домишки в озерах очутятся,

Над ними закурятся трубы.

В холодных объятьях распутицы

Сойдутся к огню жизнелюбы.

Обители севера строгого,

Накрытые небом, как крышей!

На вас, захолустные логова,

Написано: сим победиши.

Люблю вас, далекие пристани

В провинции или деревне.

Чем книга чернее и листанней,

Тем прелесть ее задушевней.

Обозы тяжелые двигая,

Раскинувши нив алфавиты,

Вы с детства любимою книгою

Как бы посредине открыты.

И вдруг она пишется заново

Ближайшею первой метелью,

Вся в росчерках полоза санного

И белая, как рукоделье.

Октябрь серебристо-ореховый.

Блеск заморозков оловянный.

Осенние сумерки Чехова, Чайковского и Левитана.

Обрезать стихотворение я себе позволить не смог. Ну ладно, и ещё одно:

Прижимаюсь щекою к воронке

Завитой, как улитка, зимы.

«По местам, кто не хочет — к сторонке!»

Шумы-шорохи, гром кутерьмы.

«Значит — в «море волнуется»?

B повесть, Завивающуюся жгутом,

Где вступают в черед, не готовясь? Значит — в жизнь? Значит — в повесть о том,

Как нечаян конец?

Об уморе, Смехе, сутолоке, беготне?

Значит — вправду волнуется море И стихает, не справясь о дне?»

Это раковины ли гуденье?

Пересуды ли комнат-тихонь?

Со своей ли поссорившись тенью,

Громыхает заслонкой огонь?

Поднимаются вздохи отдушин

И осматриваются — и в плач.

Черным храпом карет перекушен,

В белом облаке скачет лихач.

И невыполотые заносы

На оконный ползут парапет.

За стаканчиками купороса

Ничего не бывало и нет.

Вот на этом точно всё.