Литература + вещества. Введение в химиофилософию

1.Олдос Хаксли, «Наркотики, которые формируют умы людей»

В «Дивном новом мире» синтетический наркотик сома был одновременно и расширителем сознания и своего рода социальным цементом, причем описанным в явно негативном ключе. В «Наркотиках» отношение Хаксли к подобным веществам уже явно далеко не так однозначно: функции самотрансценденции и межличностной эмпатии, которые выполняют эти средства, должны привести не к тоталитарному закрепощению людей в ловушке собственного рационального сонного скотства, а к духовному возрождению. Само понятие «наркотики» для Хаксли тоже не так однозначно, как для запрещающего их закона: транквилизаторы, этакий элемент шика в обеспеченных слоях общества (к которым, видимо, можно отнести и сому из «Дивного нового мира»), — совсем не то же самое, что, к примеру, ЛСД.

Хаксли считал, что фармацевтика должна изобрести нечто, что при минимальной «стоимости» для человеческого организма (то есть количества и мощности побочных эффектов) максимально увеличивало бы «психическую энергию средней личности». В идеале это должно было обернуться против режима, наложившего запрет на вещества, дающие возможность расширения границ собственного «я»: «Обобществленная разумность и живость ума — самые мощные враги диктатуры и в то же время — основные условия эффективной демократии».

Правда, оптимизм в отношении фармацевтического прогресса в нелегком деле открытия дверей человеческого восприятия с лихвой компенсировался вышедшим в том же году «Возвращением в дивный новый мир» — нехудожественным продолжением романа 27-летней давности. Реалии сладкой кастовой утопии, уверяет Хаксли, становятся нашими повседневными реалиями с поражающей скоростью (конец 50-х, американский бум дикого консьюмеризма). Альтернатива — с той же слегка экзальтированной надеждой на светлое будущее, что и в «Наркотиках», — подробно описана в романе «Остров».

2. Теренс Маккена, «Пища богов»

Заслуга Маккены — в одном из самых подробных на данный момент описаний истории человеческих зависимостей, а также в расширении понятия «наркотик». Отказываясь видеть наркотические средства в «традиционных» псилоцибиновых грибах и им подобных вещах, Маккена обращает самое пристальное внимание на сахар, кофе, чай и шоколад, на котором сегодня сидит весь урбанизированный мир, не особенно задумываясь о причинах и последствиях своего пристрастия.

Обличая буржуазную бодрость, которая стимулируется грешками вроде чашки кофе, Маккена противопоставляет ей бесконечную Вселенную, которая предстает перед трансцендирующим сознанием при знакомстве с грибами в шаманском ритуале. Выводя на чистую воду табачные корпорации, а вместе с ними и правительства, подстилающиеся под нужды наркоторговцев в самом широком смысле этого слова, он умудряется все 400 страниц «Пищи богов» превратить в один протяжный вой по утраченному раю бессознательного. Пить чай, а равно и кофе, после такой инъекции морально очень сложно. Особенно с сахаром.

3. Тимоти Лири, «Психоделический опыт. Руководство на основе Тибетской книги мертвых» 

Законодательно отлученным от возможности психоделического опыта, нам можно читать «Руководство» двумя способами: либо как кулинарный рецепт затейливого блюда, ингредиенты для которого официально табуированы, либо как памятник эпохи, ставившей во главу угла (хорошо-хорошо, не повсеместно и не без оговорок) духовное развитие. Лири — одно из тех лиц, которые напечатали бы на коллекционных марках, посвященных 60-м, в числе первых. Гарвардский профессор, он на пороге 40-летия впервые попробовал кислоты и, заявив, что за время трипа узнал больше, чем за десятки лет психотерапевтической практики, ушел в отрыв, проводя многочисленные опыты над лизергином в университетской среде. Нововведение апостола ЛСД, как часто называют Лири, повлекло за собой громкую шумиху, завершившуюся увольнением профессора, что, впрочем, никак не отразилось на его дальнейших экспериментах, которые только увеличили обороты.

В «Руководстве» Лири обращается к комментариям, написанным к Тибетской Книге мертвых Юнгом, Ламой Говиндой и доктором Эвансом-Уентсом, «большим знатоком тибетского мистицизма». На основании этих комментариев разворачивается масштабное исследование всех граней, открывающихся «замутненному» ЛСД, мескалином и псилоцибином разуму. Лири с дотошностью фанатика расписывает и дозы, необходимые для трипа, и каждый момент, каждое чувство и ощущение, возникающее в нем, объясняя все увиденное через призму опыта тибетских мистиков.

Идеальное чтение для атеистов и агностиков: скрупулезно собранные свидетельства того, как микроскопическая частица вещества способна вызвать в теле ощущение присутствия божественного. Которое, если угодно, можно представить просто химическим эффектом, но невозможно отрицать.

4. Александр Шульгин, PiHKAL

C легкой руки государства книга Александра Шульгина была снята с продажи и причислена к запрещенным изданиям — якобы в связи с пропагандой наркотиков. «Я — фармаколог и химик, — пишет Шульгин в первом же предложении введения. — Мои интересы лежат несколько вне господствующей тенденции фармакологии, а именно — в области психоделиков, которую я нашел для себя наиболее увлекательной и полезной».

При должном терпении «Фенэтиламины» становятся довольно увлекательным и почти даже художественным чтивом. Шульгин, не особенно стараясь, прикрывает себя и свою супругу псевдонимами, после чего в красках расписывает жизнь, наполненную экспериментами с самыми разными галлюциногенами, какие его прототипу, очевидно, довелось испробовать. Завершив «мыльную» первую часть книги, Шульгин целиком отдал вторую под научные описания синтеза пары сотен психоделиков, а попутно и их дозировок и эффектов. Этой части от всевидящего ока досталось больше всего: для того, чтобы поближе познакомиться с научной деятельностью Шульгина, вернее всего придется выучить английский.