Лес

Отблески костра растекаются по поляне ярким алым маревом; Ник следит за ними, переводит взгляд на острые языки пламени, вгрызающиеся в черноту неба. Где-то позади него, во тьме, пожравшей деревья, слышится хруст веток и низкий утробный рык.

Ходячие.

Он не шевелится, даже не поворачивает голову; всё так же сидит на своём месте у поваленного дерева, пальцами водит по лежащему на ладони куску коры.

Рычание приближается.

— Нужно разобраться с этим, — один из парней, сидящих напротив него, кивает часовому. Тот — нехотя, с отчётливым страхом, от которого Нику забавно, ступает в темноту, зажимая в руке крохотный фонарик.

Идиот.

Нику его даже жаль немного, самую малость — парень был из всех самым нормальным.

Пару минут ничего не происходит; потом — короткий рваный вскрик, и за этим — полная тишина.

Две секунды, пять.

Десять.

Ник хмыкает, переводит взгляд на главаря банды, додумавшейся его захватить. Главарь, не самый тупой, очевидно, человек на планете, пялится на него в ответ, и пистолет в его руках дрожит.

— Я же говорил, — Ник пожимает плечами. — Меня есть кому искать.

Из темноты леса злой, с кудрями и лицом, перепачканным в крови, выходит бесшумно Трой и

бешено улыбается.

Главарь даже не успевает выстрелить.

Минут через пять из живых на поляне — лишь Трой с зажатым в руке мачете, и Ник, верёвки на ногах которого одним движением разрезают.

Его похитили поздно ночью, несколько дней назад, и, очевидно, хотели использовать как приманку, чтобы Рик открыл ворота Александрии. Трою, что ещё более очевидно, идея эта по вкусу не пришлась.

Наверное, все эти мертвецы, раскиданные по поляне, перед смертью даже не успели осознать, насколько глупой их идея была.

Трой оглядывается на тела, после — поворачивает голову к Нику; глаза у него — взгляд больного животного, чей хозяин пропадал слишком долго. Ник кладёт ладонь на его светлые кудри, пачкает пальцы в чужой крови, и с нажимом гладит Отто по голове, ласково улыбаясь:

— Ты молодец, — серые глаза пристально следят за его лицом; псина, готовая в любую секунду броситься на любого, кроме хозяина. — Я знал, что ты придёшь.

Трой едва заметно улыбается — острые морщинки в уголках губ меняют его лицо, делают мягким, податливым для прикосновений; Ник пользуется этим, проходится по его небритой щеке ладонью, к которой Трой не медлит прижаться.

— Эти уёбки уже почти на наших границах, — Трой ластится к его ладони, всё так же сидя перед Ником на коленях. Кларк его не торопит, ласково кончиком большого пальца касается чужой нижней губы.

Трой оставляет на нём короткий горячий поцелуй.

— Ничего, сейчас вернёмся и покажем им… — он катает на языке фразу Рика, сказанную в их первую встречу — ещё там, в Терминусе.

— …что они связались не с теми людьми, — Трой заканчивает предложение за него, окунаясь в то же воспоминание, а потом опускает голову на бедро Ника и прислоняется к нему лбом. — Я рад, что ты сейчас со мной.

Это — самое честное и неожиданное, что от Троя в принципе можно услышать; Ник знает, что за этими словами кроется — ранчо, дамба, долгий путь после неё, месяцы — почти годы — прежде чем они вновь смогли друг друга найти. Терминус с его обитателями, путь до Александрии.

Сам город, долго не принимавший ни Троя, ни Дэрила, и смирившийся лишь потому, что Рик — и его семья, которой быстро стал и Ник Кларк — скорее бросили бы город, но не оставили своих.

Стадо, Волки и смерти друзей. Спасители и Ниган.

Смерть Карла.

— Я рад, что ты жив, — отвечает Ник взаимностью; наклоняется, чтобы коснуться чужого лба поцелуем, крепко держит Троя взглядом. — Мы это переживём. Вместе.

Трой смотрит на него слишком долго, поглаживая колено Ника, смотрит снизу вверх, смотрит так, как никто никогда на Ника — не.

Будто Ник стоит всех страданий, что они вынесли; будто он стоит того, чтобы вставать и на следующий день. Ник не знает, что смотрит на Троя примерно так же.

Когда ходячие достигают поляны, Трой крадёт у Ника ещё один поцелуй, и они выдвигаются в путь.

Домой.