Лаура

— Да, да, — пролепетал я.

Она дала мне пощечину.

— Кто тебе разрешил поднять глаза на свою Госпожу?

Опусти их вниз и без моего разрешения не сметь поднимать голову и не сметь заговаривать. А чтобы ты лучше это усвоил:

И она трижды ударила меня по спине плетью.

— Ошейник и поводья!

Я надел на себя ошейник, взял в зубы узду, поводья от которой были в руке Госпожи. Велев мне встать на четвереньки, она села мне на спину и хлестнула плетью. И я повез на своей спине прекрасную всадницу. Время от времени меня подгоняли плеткой. Я восхищался тем, как, оказывается, Лаура умеет становиться властной и строгой Госпожой, чувствовал, что постепенно растворяюсь ...

в ее власти. Сделав несколько кругов по комнате, она велела подвезти ее к кровати. Встав с меня, она села на кровать.

— Мне понравилось кататься на тебе. Пожалуй, я награжу тебя. Целуй мне ножку.

Она грациозно протянула мне для поцелуя свою ножку в босоножке, к которой я приник с благоговением и трепетом.

— А теперь, — строго приказала она, — принеси мои черные туфли на шпильках.

Я пополз в прихожую и в зубах принес туфли.

— Расстегни застежки на босоножках зубами и сними их.

Я с трудом расстегнул зубами застежки ее босоножек.

— Как долго ты возишься, — капризно сказала она, — дай сюда босоножку.

Она взяла босоножку и надавала мне ею по щекам. Затем надавала другой босоножкой.

— А теперь надень мне туфли. Быстрее. Вылижи их языком до блеска. Даю 5 минут.

Я принялся вылизывать туфельки. Вскоре она меня остановила, сказав, что 5 минут прошло. Посмотрев внимательно на блестевшие от моего языка туфельки, она поднесла к моему носу каблук одной из них. Я увидел на нем пятно.

— Ты посмел плохо исполнить мое приказание. За это тебя ждет такое наказание, какое запомнишь на всю жизнь.

И здесь я увидел Госпожу во всем великолепии. Она велела принести небольшую скамью и ремни. Затем приказала мне ремнями связать себе ноги в лодыжках и коленях, после чего велела встать на колени и лечь грудью на скамью, вытянув вперед руки. Когда я это исполнил, она крепко связала мне кисти рук и привязала их к скамье. Парой крепких ремней притянула меня к скамье за шею и талию. Затем, взяв пару своих старых шерстяных носков, приказала мне открыть широко рот и впихнула в него эти носки, заклеив затем мне рот клейкой лентой. Я понял, что нахожусь всецело в ее власти. Связан я был так крепко, что не мог даже шевельнуться, и не мог издать ни звука, только глухо мычать. Госпожа подошла ко мне и, взяв за волосы, запрокинула мою голову вверх. В руке у нее была плеть.

— Ты серьезно провинился раб, поэтому и наказан будешь так, чтобы хорошо понял, что находишься в полной власти Госпожи, которая не прощает провинившихся своих рабов.

И она села на мою голову. Своей щекой я ощущал ее прохладные ягодицы, почти не скрываемые трусиками. Раньше мы никогда не применяли связывание во время наших игр. И теперь то, что я был крепко связан, мой рот плотно заткнут носками Госпожи, и я чувствовал на себе тяжесть ее тела, создавало совершенно неповторимые ощущения. Лаура может стегать меня сколько ей захочется, я абсолютно беспомощен. Я почувствовал, как холодок пробежал по всему моему телу в ожидании ударов. И они не замедлили. Первый же удар плетью по обнаженным моим ягодицам был таким, что я закричал бы, если бы не кляп. За первым ударом последовали еще два.

— Запомни, шелудивый пес, что любые мои приказы ты должен исполнять так, будто в этом смысл всей твоей жизни.

Удары следовали один за другим, один больнее другого. Лаура секла с явным удовольствием, делая паузы между ударами, и, искусно выбирая наиболее чувствительные места. Я не мог кричать и лишь глухо мычал от боли. Через некоторое время мне стало казаться, что я больше не выдержу. Лаура словно почувствовала это и, смеясь, сказала:

— Несладко под плетью, раб? Сегодня ты еще должен будешь выполнить много моих приказов, поэтому я хочу. Чтобы ты знал, что тебя ждет, если я буду недовольна.

И она продолжала наказывать.

Наконец экзекуция закончилась. Мои спина и ягодицы горели, как в огне. Лаура освободила меня. Сев в кресло, жестко приказала:

— К ногам!

Униженно пресмыкаясь, я подполз к ее ногам. Она поднесла к моим губам плеть и приказала мне эту плеть поцеловать. Я поцеловал плеть, которой меня наказывали.

— Теперь проси прощения.

Стоя перед Лаурой на коленях, я стал просить ее о прощении за нерадивое исполнение ее приказа. Она снова указала на свои туфли.

— Исправляй свою провинность.

И я более чем тщательно на этот раз вылизал ее туфли, не оставив теперь никаких пятен. Она улыбнулась.

— Ну что ж, пока я тебя прощаю. Но если провинишься еще раз, трепещи. А сейчас, поскольку ты исправился, целуй ножку.

То чувство, с которым я прижался губами к ее туфельке, трудно описать. Здесь была смесь счастья, любви, трепета, рабской преданности, страстного желания не повторять проступков в дальнейшем. Затем Лаура встала.

— Встать!

Она повернулась ко мне спиной.

— Лифчик.

Я осторожно расстегнул ее лифчик. Ее великолепные полные груди лишь слегка дрогнули. Повернувшись, Лаура дала мне звонкую пощечину.

— Что стоишь, идиот! На колени и сними мне трусики.

Только ртом, руками не трогать!

Мне удалось это сделать, так как я это делал и раньше.

— Лечь. Лицом вниз.

И Лаура встала своими острыми каблучками-шпильками на мою исхлестанную спину. Я застонал от боли — шпильки вонзились в мое тело, простертое под ногами обнаженной Госпожи.

— Молчать, — приказала она и стукнула меня ногой по голове. Затем прошлась по мне, как по доске. Надавила каблуком мне на шею.

— Это еще цветочки по сравнению с тем, что тебя ждет в дальнейшем. Наказание раба острыми каблучками Госпожи не менее действенно, чем плеть, — сказала она усмехаясь.

Сойдя с меня, она села на постель и приказала снять с нее туфли. Затем легла спиной вверх.

— Лижи мне пятки раб.

Я осторожно лизал ее пятки, стараясь, чтобы ей было как можно приятнее.

— А теперь попку.

Я помнил, что впервые она отхлестала меня ремнем за то, ей не понравилось, как я ей лизал попку. Поэтому в этот раз я старался лизать как можно нежнее, проводя языком по бархатным ее ягодицам, переходя с одной из них на другую.

— А теперь между половинками.

Я провел языком по ложбинке между ее ягодицами.