Курьер
Пятиэтажка. Снова без лифта. Чёрт.
Выходит какой-то парень. Задевает меня плечом, внимания — ноль. Обдолбанный что-ли? Ну и хрен с ним — залетаю внутрь, и железная дверь захлопывается. Мигает лампочка, на стенах — «Лох», «Пашка — мудак». На потолке чернеют прожоги.
Первый этаж. Спина болит, ноги не сгибаются. Ешё короб этот назад тянет. Задолбало всё. Первое время думал — ну, похожу пока, привыкну, как будто у меня выбор есть, ха-ха. И вот уже месяц хожу с этим рюкзаком, как Папа Карло со своей шарманкой и получаю копейки. Как думаю, что всё — хватит с меня, вспоминаю его глаза, налитые кровью. Смотрит на меня, улыбается. Чего смотришь? Не дождёшься, слышишь? Обойдусь без твоих советов. Всего сам добьюсь, понял?
Второй этаж. Папа Карло... Обхохочешься! Ох, Светка! Светка... Светлые волосы, кофейные глаза. Целую шею, руки, живот... Внизу разливается тепло... Потом — вздохи, дыхание, вспышка, звон в ушах — даже и не заметил как... Говорит мне через месяц где-то. Офигел, конечно. Сначала хотел не рассказывать ему, а потом сказал. Сидит на кухне с бутылкой, качается. Сажает рядом, гладит по голове и хихикает, чуть ли не хрюкает. Ненавижу его. Ненавижу эту красную рожу, ненавижу глаза проспиртованные. Кадык его ненавижу, особенно если он ходит вверх-вниз, когда он водку хлещет. Так и хочется вырвать с корнем и раздавить! С хрустом!
Третий этаж. Мама... Мама была бы рада, что я делом занят. Когда мама жива была, он совсем другим был. На «Орби́те» катались — с кабинками, которые едут по кругу, ускоряются, и потом вся эта фигня поднимается. Мы то взлетали, то падали. Мама ждала снизу, потому что боялась высоты. Мы ей махали, кричали так, что закладывало уши. И глаза у него были совсем другими, не красными, а серыми. У меня его глаза. А потом мамы не стало. Помню, будила меня: «Вставай, Митя, пора на подвиги». Потом распахивала шторы и впускала солнце.
Четвёртый этаж. Я разношу еду... Такого она хотела для меня?.. Останавливаюсь у окна. Дышу. Стаскиваю короб, прислоняюсь к стене, закуриваю. Небо в тучах. На похоронах тоже были тучи. В пустой квартире мы стали чужими. Не разговаривали, никуда не ходили. А потом он стал пить. Однажды я поздно вернулся домой –– и получил. Всё время спрашивал себя, что бы сказала мама. Поэтому сжимал зубы и закрывался у себя. Мне теперь от него ничего не нужно. Ни любви, ни денег. Между оконными стёклами замечаю дохлую пчелу. Жалко её. Собирала где-то мёд, как-то оказалась здесь, потом её закрыли, и она задохнулась. Ни в чём не виновата, а всё равно умерла. Если бы?.. Если бы...
Пятый этаж. Всё думаю, какие будут глаза у нашего ребёнка. Карими или серыми. А, может, и те, и другие. Гетерохромия, кажется. Не такие, как все. Особенные. Наш ребёнок тоже будет особенным. Будем гулять втроём в парке, есть сладкую вату, кататься на той же «Орбите» и махать Светке, которая будет ждать снизу. Она, как и мама, боится высоты. А мы с сыном или дочкой будем смотреть друг на друга и громко-громко кричать. И всё у нас будет по-другому. Всё будет хорошо. Ещё чуть-чуть поднапрячься, и всё будет.
Останавливаюсь у одной из дверей, звоню.
— Кто там? — Спрашивают. Вроде бы ребёнок.
— Курьер, — отвечаю. И смотрю на солнце, показавшееся из-за туч.
Автор текста: Сергей Сызганцев