Ктулху

Возвратился я поздно, едва ли не полусонным, но дремоту то и дело нарушали сны самого жуткого содержания. Мне казалось, что с огромной высоты я взираю в какой-то сумеречный грот, наполненный грязной жижей, а посередине, по колени в этой жиже, седобородый бес-свинопас подгоняет посохом стадо рыхлых, отвратительных бледных тварей, чей облик наполнил меня предельным омерзением. И когда, выполнив свое дело, он кивнул и застыл, вонючая пропасть неподалеку извергла огромную стаю крыс, пожравших и старика, и тварей.

Ужасное видение это нарушили движения Черномаза, как и обычно спавшего у меня на ногах. На этот раз мне не нужно было гадать о причине его ворчания, шипения и страха – кот впивался когтями в мои ноги, не думая о производимом им эффекте: все стены спальни словно ожили, отовсюду доносился тошнотворный звук – мерзкий шорох движений голодных огромных крыс. Было совершенно темно, я не видел, что творится за гобеленами – упавшее полотно подняли еще с утра, – страшно было включать свет.

Едва колбы ламп наполнились светом, я увидел повсюду шевеление, под гобеленами пробегали какие-то комки, заставляя иные из странных рисунков выплясывать танец смерти. Но от света движение исчезло едва ли не мгновенно, и звук вместе с ним. Выпрыгнув из постели, я стал тыкать в гобелены длинной ручкой стоявшей возле постели жаровни и осторожно приподнял край одного из полотнищ, чтобы увидеть, что творится под ним. Там не было ничего – лишь старинные камни. И даже кот, казалось, не слышал теперь ничего сверхъестественного и аномального. Оглядев кольцевую ловушку, поставленную мной в комнате, я заметил, что все окошки захлопнуты, хотя ни следа не осталось от попавшейся и вбежавшей добычи.

Речи о сне более не могло быть, и, засветив свечу, я вышел на галерею, намереваясь спуститься по лестнице в свой кабинет. Черномаз шел за мной по пятам. Но не успели мы добраться до каменных ступеней, как кот рванулся вперед и исчез на старинной лестнице. Еще спускаясь по ней, я успел услышать звуки в огромной комнате подо мной – и в природе этих звуков трудно было ошибиться.

За дубовыми панелями топали крысы, а Черномаз метался по комнате с яростью обманутого охотника. Спустившись, я сразу включил свет, но на этот раз шум не утих. Крысы буквально грохотали по стенам, топая с такой силой и отчетливостью, что я наконец сумел заметить направление их движения. Им не было числа, крысы словно рушились из непостижимых высот во столь же немыслимые бездны.

В коридоре послышались шаги, через какой-то миг двое слуг распахнули массивную дверь. Они обыскивали дом, пытаясь обнаружить неведомый источник беспокойства, побудивший всех кошек сломя голову броситься вниз – к запертой двери в погреб. Я спросил у слуг, не было ли им слышно крыс. Отвечали они отрицательно. Когда я обернулся, чтобы привлечь их внимание к панелям, оказалось, что шум прекратился.

В сопровождении обоих мужчин я отправился к двери, но кошек возле нее уже не было. Я решил, что позже непременно обследую подвал, но пока решил ограничиться осмотром ловушек. Все были насторожены, но, увы, ловушки так и остались пустыми. Успокаивая себя тем, что крыс не слышал никто, кроме кошек и меня самого, я засел до утра в кабинете, предаваясь глубочайшим раздумьям над обрывками легенд, повествовавших о том, что творилось в здании, в котором я обитал ныне. До полудня я перехватил толику сна, откинувшись на спинку удобного библиотечного кресла, одиноко нарушавшего мою средневековую меблировку. Потом позвонил капитану Норрису, и он тут же прибыл, чтобы помочь мне обследовать нижний погреб.

Конечно же, мы ничего не нашли, разве что с трепетом обнаружили, что подвал этот был сооружен руками римлян. Каждая приземистая арка и массивный столб были возведены строителями Рима, не подражателями-саксами, – перед нами был строгий и гармоничный классицизм времен цезарей. И в самом деле, стены подвала изобиловали надписями, прекрасно известными антикварам, неоднократно исследовавшим замок. Такими как
«P.GETAE.POP… TEMP… DONA»
или
«L.PRAC… VS… PONTIFI I…ATIS».

Упоминание об Аттисе заставило меня поежиться: Катулла я читал и кое-что знал об ужасных обрядах в честь восточного бога, которому поклонялись все обращавшиеся к Кибеле. При свете фонарей мы с Норрисом пытались интерпретировать странные, почти стершиеся надписи на сторонах каменных четырехгранников неправильной формы, прежде считавшихся алтарями, но ничего не сумели понять. Удалось только вспомнить, что ученые видели в одном из символов, напоминавшем солнечный диск с лучами, знак не римского происхождения. Значит, римляне позаимствовали эти алтари у какого-то более древнего, быть может, возведенного аборигенами, храма, стоявшего на этом же месте. Бурые пятна на одном из них заставили меня призадуматься. Самый крупный из камней – в центре – обнаруживал знакомство с огнем: на нем явно сжигали приношения.

Вот что оказалось в крипте, перед дверью в которую кричали кошки и где мы с Норрисом вознамерились переночевать. Слуги, которым было приказано не обращать внимания на ночные кошачьи концерты, перенесли вниз кушетки. Черномаз был взят за компанию и для помощи. Мы решили притворить прочную дубовую дверь со щелями для вентиляции – разумеется, современной работы – и, плотно заложив ее, отправились спать с горящими фонарями, готовые ко всему, что могло случиться.

Подземелье это находилось, вне сомнения, далеко от поверхности, в самых недрах приорства, обращенного к лощине известнякового утеса. Я и не сомневался, что именно сюда устремлялись непонятно откуда берущиеся крысы, хотя трудно было понять, на чем основывается такая уверенность. А пока мы лежа выжидали, бодрствование мое то и дело сменялось какими-то нечеткими, даже не оформившимися снами, из которых меня вырывали беспокойные движения шевелящегося в ногах кота.

Сны эти не относились к числу обычных, жутким образом они напоминали тот, что я видел предыдущей ночью. Передо мной вновь предстал сумеречный грот и свинопас, высящийся над валяющимися в грязи, невыразимо отвратительными тварями, но я глядел на них – и они словно приближались, становились больше, отчетливее – настолько, что я уже почти мог различить их черты. Тогда я вгляделся в рыхлое обличье одной из них и пробудился с таким воплем, что подпрыгнул сам Черномаз, а бодрствующий капитан Норрис хорошо посмеялся. Он мог бы посмеяться еще или же перестал бы смеяться, когда бы знал причины моего вопля. Но тогда я и сам их не мог вспомнить, память вернулась впоследствии. Предельный ужас иногда благодетельно парализует ее.

Норрис разбудил меня, когда все наконец началось. Его мягкая рука заставила меня очнуться, вновь вызывая из того же самого сна, а голос требовал, чтобы я прислушался к кошкам. Действительно, послушать было что: снаружи вовсю голосили и скреблись коты, Черномаз, не обращая внимания на вопли родни, метался у каменных стен, а в них гудело вавилонское столпотворение крысиного бега, пробудившее меня вчера.

Ужас мой был неподдельным – человеческий разум не мог вместить подобного. Крысы эти, если не видеть в них порождение кошмара, овладевшего не только мной, но и кошками, мчались прямо внутри римских стен, сложенных из прочного на вид известняка… Или же за семнадцать столетий вода проточила в них путь, который своими телами отполировали грызуны?.. Но если так, сверхъестественный ужас мой не уменьшался: если это и впрямь живая зараза, почему же Норрис не слышит мерзкого шума? Почему он все время обращает мое внимание на Черномаза и вопли засевшей снаружи честной компании, почему так отчаянно допытывается о причинах кошачьего гвалта?

К тому времени, когда я умудрился наконец рассказать ему о том, что слышу, настолько рационально, насколько это было возможно, в ушах звучали уже последние отголоски далекого топота, пропадавшего далеко внизу, под самыми нижними погребами; казалось даже, что весь утес начинен теперь суетящимися крысами. Норрис отнесся к моим словам с меньшим скептицизмом, чем я полагал, – напротив, он проявил следы глубокого смятения. Потом он знаком показал мне, что кошки за дверью смолкли, Черномаз же с удвоенным пылом скреб когтями низ большого каменного алтаря в центре комнаты, находившегося ближе к Норрису, чем ко мне.

К тому времени страх мой перед сверхъестественным уже трудно было сдерживать. Случилось нечто удивительное, и я видел, что капитан Норрис, человек молодой, крепкий и по сравнению со мной куда более материалистически настроенный, испытывал те же чувства, что и я сам, – быть может, благодаря давнему и более подробному знанию местных легенд. И какое-то время мы не могли даже шевельнуться, только глядели на старого черного кота, уже остывавшего в своем рвении, – время от времени он поднимал голову вверх и просительно мяукал, как всегда, когда чего-то хотел от меня.

Норрис поднес фонарь поближе к алтарю и рассмотрел место, где царапал камень Черномаз. Безмолвно встав на колени, капитан принялся соскребать тысячелетние лишайники, соединявшие подножие массивного камня доримских времен с шахматными клетками пола. Ничего обнаружить ему не удалось, и Норрис собирался уже оставить напрасные попытки, когда я подметил обстоятельство тривиальное, но тем не менее повергшее меня в трепет, хотя, казалось, в нем не было ничего особенного.

Я сказал об этом Норрису, и мы оба восприняли почти незаметное проявление словно великое открытие. Перед нами был всего лишь огонек фонаря… Оставленное возле алтаря открытое пламя теперь слабо подрагивало, чего не было прежде; отклонять огонек могло лишь дуновение из щели между полом и алтарем, очищенной Норрисом от лишайника.

Остаток ночи мы провели в моем кабинете при ярком свете, нервно обсуждая дальнейшие планы. Только одно то, что обнаружен глубокий погреб, расположенный под римской постройкой, никому не ведомый тайник в недрах проклятого дома, не обнаруженный антикварами трех столетий, могло привести нас в возбуждение, даже если бы при этом не было сверхъестественных проявлений. Ну а так интерес наш становился противоречивым, и мы не могли решить: то ли, руководствуясь разумной осторожностью, оставить все поиски, а с ними приорство, то ли, уступив любопытству, мужественно встретить любые ужасы, что могут еще ожидать нас в неведомых глубинах.

К утру был выработан компромисс, и мы решили отправиться в Лондон, чтобы собрать группу археологов и ученых, способных справиться с этой тайной. Хочу упомянуть, что, прежде чем оставить подвал, мы тщетно пытались сдвинуть с места центральный алтарь, являвшийся теперь в наших глазах воротами в глубокое подземелье, таящее неведомый ужас. Какие бы секреты ни обитали внизу, пусть с ними будут иметь дело более мудрые люди.

В Лондоне мы провели много дней и вместе с капитаном Норрисом представили все факты, совпадения и легендарные анекдоты пяти авторитетным специалистам, людям, способным уважать фамильные тайны, если дальнейшие исследования выявят таковые. Склонности к насмешке они не обнаружили и выслушали нас с глубоким интересом и искренней симпатией. Едва ли необходимо перечислять всех по именам, должно только упомянуть сэра Уильяма Бринтона, в свое время взбудоражившего целый мир своими раскопками в Троаде. И когда все мы уселись в поезд, направлявшийся на Анчестер, я ощутил вдруг, что вскоре меня ожидает жуткое открытие. Этому весьма способствовала скорбь, выражавшаяся многими американцами по поводу неожиданной кончины президента по ту сторону моря.

В Эксгэмское приорство мы прибыли вечером 7 августа. Слуги заверили меня в том, что ничего необычного не происходило. Кошки, даже старина Черномаз, пребывали в полнейшем покое, в доме не было ни одной мышеловки. Мы собирались заняться исследованиями прямо с утра, а до тех пор я распределил гостей по заранее намеченным комнатам.

К одиннадцати утра все было готово, и наша группа из семерых человек, прихватив сильные электрические фонари и шанцевый инструмент, спустилась в нижний погреб и заложила за собою дверь. Черномаз сопровождал нас – исследователи сочли невозможным пренебречь его собственным стремлением, даже напротив, считали желательным его присутствие на случай неожиданной встречи с грызунами. Римским надписям на алтаре особого внимания мы уделять не стали, поскольку трое ученых мужей их уже видели и все присутствующие были знакомы с их описанием. Общее внимание обратилось к увесистому центральному алтарю, и через час сэр Уильям Бринтон заставил уравновешенный неведомыми противовесами камень отвалиться назад.

Под камнем открылся люк, а за ним был такой ужас, что, не будь мы заранее подготовлены, он бы одолел нас. От почти квадратного отверстия вниз шла лестница, истертая настолько, что посередине ступеньки ее едва не сливались в единую плоскость, и на них в беспорядке разбросаны были людские кости или похожие на человеческие. Те из них, что еще складывались в скелет, позой своей выражали крайний испуг, и повсюду на костях заметны были следы, оставленные зубами грызунов. Однако предельный идиотизм обладателей оставил свой отпечаток даже на черепах – было заметно известное их сходство с обезьянами.

И над адской этой лестницей, под невысоким сводом, вырубленным в скале, в лицо нам дул ветер. Не резкое и затхлое дуновение из вдруг растворенной гробницы – прохладный ветер, несший даже свежесть. Мы не стали задерживаться и, поеживаясь, принялись расчищать проход по ступеням вниз. Тогда-то сэр Уильям, приглядевшись к работе каменотесов, заметил странную вещь: судя по направлению ударов, проход этот был вырублен снизу.
Теперь я буду весьма осторожен и постараюсь точно выбирать слова.

Спустившись уже на несколько ступеней среди обглоданных костей, мы увидели свет впереди – и не какое-то там мистическое свечение, но лучи дневного света, что, должно быть, пробивались через неведомые никому щели в утесах, нависавших над пустынной долиной. Едва ли следует удивляться тому, что подобные расселины остались незамеченными, – долина была совершенно необитаема, а утес крут и высок настолько, что разглядеть обрыв мог лишь аэронавт. А еще через несколько шагов перед нами предстало то, при виде чего сердца наши воистину провалились в пятки – Торнтон, знаток психических явлений, от потрясения даже потерял сознание, повалившись на шедшего следом за ним. Норрис, полное лицо которого побелело и затряслось, выкрикнул нечто нечленораздельное, я же, если не ошибаюсь, охнул или же зашипел, прикрывая ладонью глаза.

Человек, шедший за мной – он один был старше меня, – только выдохнул: «О Боже!» – внезапно осевшим голосом, подобного которому я не слыхал. Лишь один из нас – из семи культурных людей, – один только сэр Уильям Бринтон сумел сохранить самообладание, что еще более делает ему честь, поскольку он возглавлял отряд и увидел все первым.

Перед нами был сумеречный грот немыслимой высоты, границы его терялись во мгле… Подземный мир беспредельных тайн и ужасных догадок. Там были какие-то сооружения, одним потрясенным взглядом я охватил курганы, дикарский строй монолитов, приземистые сооружения римского времени, расползшуюся саксонскую башню и раннеанглийский бревенчатый дом, и все они, казалось, возвышались над дьявольской мешаниной, покрывавшей поверхность земли. В безумном переплетении повсюду виднелись людские скелеты, или полулюдские, как те, что на ступеньках. Пеной морской, прикрывающей бурное море, белели они… Одни рассыпались на отдельные кости, другие же оставались более или менее целыми. Позы всех уцелевших говорили о дикой ярости, драке… Иные с каннибальскими намерениями терзали других.

Когда доктор Траск, антрополог, остановился, чтобы определить черепа, его поставила в тупик печать вырождения, лежавшая на многих из них. На шкале эволюции этим костям следовало отвести место ниже пильтдаунского человека, и все-таки все они принадлежали людям. Многие черепа говорили о более высоком развитии их обладателей, очень небольшое количество принадлежало к высшей и чувствительнейшей разновидности рода Homo. Все кости были обглоданы, в основном крысами, но иные несли на себе отпечаток явно человеческих зубов. Повсюду виднелись тоненькие косточки крыс – павших воинов армии-победительницы, положившей конец древней драме.

Не могу понять, почему все мы пережили этот жуткий день, сохранив при этом рассудок. Ни Гофман, ни Гюисманс не могли бы придумать сцены более невероятной, более отвратительной и безумной, чем этот сумеречный грот, в котором семеро людей тщетно пытались не думать, не представлять себе того, что творилось здесь триста лет назад или тысячу… два или даже десять тысячелетий. Сцену эту по праву можно было назвать преддверием ада, и бедный Торнтон вновь лишился чувств, когда Траск поведал, что, судя по скелетам, некоторые из их обладателей деградировали до хождения на четырех конечностях не менее чем за двадцать поколений от нас.

Мы начали исследовать архитектурные останки, обнаруживая все новые ужасы. Четвероногие – вместе с еще сохранявшими двухногость – содержались в каменных стойлах, из которых вырвались в последнем отчаянном припадке, побуждаемые голодом или страхом перед крысами. Четвероногих были здесь целые стада, их откармливали теми грубыми овощами, остатки которых обнаружились в виде мерзкого силоса на дне громадных ям, что старше самого Рима. Так я узнал, зачем моим предкам нужны были эти огороды… О небо!.. только бы суметь это забыть. Зачем нужны были эти стада? Лучше не спрашивать.

Посвечивая фонариком на руины римского времени, сэр Уильям громко читал описание самого жуткого ритуала, о котором мне приводилось слышать, завершало его описание диеты, предписываемой допотопным культом, который обнаружили здесь жрецы Кибелы, не нарушившие древней традиции. Привычный к окопам Норрис пошатывался, когда вышел из раннеанглийского дома. В нем находились и бойня, и кухня – другого он и не ожидал, – но немыслимо было видеть в подобном месте привычную английскую кухонную утварь, читать оставленные на английском надписи – иные относились даже к 1610 году. Я не смог заставить себя войти в этот дом, чьей дьявольской мерзости положил конец лишь кинжал моего предка Уолтера де ла Поэра.

Осмелился я войти лишь в низкий саксонский барак, дубовые двери которого давно упали с петель. В нем обнаружился жуткий рядок из десяти каменных клеток за ржавой решеткой. В трех были и обитатели – обладавшие весьма развитыми черепами, – у одного на костях, оставшихся от кисти, я заметил кольцо с печаткой – гербом моего же рода. За римским святилищем сэр Уильям обнаружил подземелье с еще более древними камерами, но все они оказались пустыми. Под ними находился невысокий погреб, забитый ящиками с рассортированными костями, кое-где снаружи на них уцелели жуткие подписи, повторявшиеся на латыни, греческом и фригийском.

Тем временем, вскрыв один из доисторических курганов, доктор Траск извлек на свет божий черепа чуть совершеннее, чем у гориллы, покрытые к тому же идеограммами. И по всему этому ужасу абсолютно невозмутимо разгуливал мой кот. Только раз я заметил в нем панический испуг – на самом верху груды костей – и не мог не подумать: какие секреты открываются его желтым глазам?

В известной степени ознакомившись с жуткими откровениями этих сумеречных краев, столь мерзостным образом явившихся мне во сне, мы повернули к бездонным и черным глубинам пещеры, куда не мог проникнуть даже луч солнца. Мы так и не узнали, какие Стиксовы бездны ожидали нас в том ночном мраке: пройдя немного, все дружно решили, что тайны не для рода людского. Но и поблизости хватало еще кошмарных подробностей. Не успели мы отойти, как фонари осветили перед нами ряды мусорных ям, в которых прежде жировали крысы… Внезапное их опустошение заставило изголодавшуюся армию грызунов сперва наброситься на еще живые стада, а потом бежать из приорства, неся гибель и опустошение крестьянским хозяйствам, чего потомки селян никогда не забудут.

Боже мой! Выгребные ямы были забиты расколотыми, распиленными костями, вскрытыми черепами! Кошмарные щели, где мешались кости питекантропов, кельтов, римлян и англичан, скопившиеся за несчетные века нечестивых жертвоприношений! Некоторые были полны до краев, и никто не мог бы сказать, как далеко в глубь земную уходили они поначалу. В лучах наших фонарей иные казались бездонными, населенными враждебными духами. Я подумал о несчастных крысах, проваливавшихся в эти колодцы во мраке ночей этого гнусного Тартара.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь