Кто ты?

Кто ты?

Lina Moore

До рассвета еще сотня шагов, и с каждым шагом ближе к концу истории. Новый день нес жизнь людям «завтра», я был человеком «вчера» и мне новый рассвет нес новую смерть. Распахнутая дверь, влажная от росы трава, первые солнечные лучи, небосвод еще не залит багрянцем. Последний бокал дешевого коньяка, новая сигарета, плотно зашторенные окна и запертая дверь, слои пыли на всей мебели кроме стола, где вместо нее крошки и скомканные извещения из суда. В ужасе от неизвестности завтра, так старательно пытался вернуться в свое вчера, что каждое сегодня пролетало мимо. И вновь нелепые попытки оттянуть разрушающий рассвет, очередная ночь, проведенная вне, и новый день, что растворится во снах, где главной мечтой будет управление временем. Оглянуться назад, где якорями памяти прошлая жизнь, которую берег, как единственное ценное. Сегодня здесь, растерян, напуган, опустошен. Вчера там, успешен, счастлив, любим. Сегодня пустая постель и извещения, вчера любимая жена и горячий ужин. Разбитая подобно вазе жизнь осколками по уставшим плечам. Ранен. Дробью слов упором в сердце. Убит.

В углу печатная машинка, подаренная кем-то в прошлой жизни, и строки, вымученные мной, погруженным в любовные страдания. Мной, еще не знавшим женщин, вина, боли.

«Она была подобна рассвету. Она сама была солнцем, несущим радость всем, кого касались ее лучи.»

Прошлая жизнь первопричиной страха солнца. Жизнь, где снились еще сны, где счастье заключено в улыбке девочки «слишком». Моя ограниченность, рамки, старание держать себя «как надо», не выбиваться из толпы, быть как все. Она – вызов, каждому кто решится хотя бы взглянуть, хотя бы услышать ее голос, смех. Я почти не знал ее, но при этом знал о ней все. В этих листах она для меня была живой. Моей предвестницей рассвета, моей возлюбленной, моим помешательством. Она была покорной девочкой и дикой кошкой, любила, ненавидела, ревновала. Я почти не знал ее, но она была моей.

Листы бумаги, исписанные ночами вместо всех расчетов и экзаменов. Я писал свою историю любви, которой никогда не существовало. Пачка неотправленных писем и между ними спрятанные сушенные цветы, что купил, но подарить решился только лишь здесь. Я хранил сувениры событий, которых никогда не было. Девочка моих мечтаний, моих страданий, заметила меня лишь раз. Как всегда, с вызовом брошенное «который час?». «Два часа пополудни».

Страницы о наших грозах и общем небе, о том, как страшна ночь и красив рассвет. Обо всех страхах и всех мечтах. Жизнь, облитая коньяком и брошенная в камин. Новый лист в печатной машинке. Пора наступить завтра или вернуться во вчера.

«Она открывает дверь».

Тишина, прерываемая лишь звуками печатной машинки, новые строки, в которых, как и в моих мыслях, поубавилось жизни. Я писал, писал о том, как она опаздывала на автобус, каким серым был город, и по-прежнему с немым восторгом о том, какой яркой была она на фоне этого города. Десятки строк – пальцы мимо, стрелами в голову глотки дешевого коньяка. Она открывала дверь, а я новую бутылку, которую из горла, как всякий несчастный писатель. Кривился и морщился, но горечь во рту и пылающее горло освежали воспоминания о первых глотках, о первых придуманных поцелуях с ней, о том, как потом глупо получилось с будущей женой, когда такой взрослый мальчик, рыжий пух на щеках именовавший бородой, не умел целоваться.

Мы целовались…

Я помнил, не перечитав всех строк, лишь найдя в голове ее образ, я вспомнил всю ее. Родинку на правом плече, шрам на животе – след вырезанного аппендицита. Помнил, как переживал за нее тогда, ведь целую неделю не видел на занятиях. Знал о крошечной татуировке, высоко на бедре, так высоко, что знать о ней было даже нахально и неприлично, но я знал.

Шесть подряд ядом в глотку, пеплом пачкать руки, страницы, окурком поджигать неудавшиеся листы своей жизни, а после в камин, все в камин. Дрожащие руки, чужие тени на стене, все глубже нырять в мысли, границы которых размыты спиртом.

Скажи, где начинаешься ты и где заканчиваюсь я? В какой момент наше общее внезапно оборвалось и дальше волнения моих потоков больше не касались тебя. Скажи, кто из нас кого придумал? Разве есть ты без меня? Разве я без тебя существую?

Серостью окрашены мои страницы, а ты марганцем юношеских рассветов выгорела из моей жизни. Ты для меня ярчайшей краской, сильнейшим чувством. Но кто для тебя я?

Твои искусственные любови – пожарища за спиной, пеплом отравляя мою кровь вперед. Маршем по моим костям незнакомая мне, чужая. Потоками лавы, расплавленными металлами по моей коже. Кто ты? Скажи мне, кто ты?! Скажи мне, кто я? Скажи, знала ли ты меня? А теперь знаешь? Таким, теперь уже совсем взрослым дяденькой, который многие науки выучил хорошо, только лучше не стал разбираться в людях. После твоего ухода, милая, еще множество других обжигали и жалили, вбивая колья куда побольнее, но последнее деревом проросло меж ребер. Знаешь, как бывает, когда сильнейшая боль дарует новую жизнь? Мне эти письма со словами-бритвами вновь открыли тебя.

Дым табачный… Ураганом в дверях, бурей моих страниц ты открываешь дверь. Шелестом пустых мыслей твой голос в тишине комнаты, в моем безвоздушном пространстве ты отравляющий газ. Веселящий.

Кто ты, девочка, откуда?!

Слова. Вопросы. Вызов в жестах, мимике, походке. Да как ты смеешь? Ты всего лишь часть… За руку, которой касается пристанища своего, на себя и в губы. Знакомый вкус жвачки и ванильной помады против всего алкоголя мира. Но вырывается, дергает занавески, впуская свет и жизнь.

Здравствуй, мое помешательство, здравствуй, мой новый бред.

- Прости, - почти несвязно говорить о делах и провожать в комнату, все надеясь коснуться, но каждый раз мимо. Пальцы мои в сотый раз мимо клавиш. Сотни вопросов для самого себя, находя ответы не проронил ни слова.

Ты – мое начало, я – твой конец.

Report Page