Кто мне друг, кто мне враг

В декабре 2017 Левада-центр провел опрос «Есть ли у сегодняшней России враги?»

- Есть, - ответили 66% опрошенных.

- Кого бы вы назвали врагами? - не унимаются дотошные социологи.

- США, - бодро отрапортовали 68 процентов тех, кто уверен - «враги есть».

- Украина, - вспомнили 29% из тех же.

- Ну, Европа, Евросоюз то есть Запад, - 14%.

Остальные кандидаты в противники набрали 10 и менее процентов, о них не

стоило бы и говорить, но некоторые варианты оказались интересными. Итак, 1% смелых назвал врагом нашего солнцеликого вождя, более осторожные (4%) указали на тех, кто сегодня стоит у власти (чиновники / правительство / “друзья Путина”), коррупция — ещё более осторожно ответили 3%, а русофобы с западниками и либералами в сумме набрали меньше «друзей Путина», всего 2% — не дорабатывает наш агитпроп, ох, не дорабатывает. За что только условным Соловьевым с Киселевым такие деньги платят? Не заслужил. Меня расстроило только одно — всего 3% считают врагами террористов. В стране, где редкий год обходится без крупного теракта, процент мог быть бы и повыше. И замыкает мой хит-парад один процент рефлексирующих людей, которые считают, что мы сами себе враги. Глубоко.

Рассмотрим действия нашего врага № 1 по результатам опроса Левады - США. Именно действия, заявления политиков, публицистов, актеров и прочих болтунов не в счет, оставим за скобками также бряцанье оружием, Советский Союз дольше пол века мерился с США вооружением, но точку в противостоянии поставила экономика. Для удобства возьмем самый напряженный период отношений с РФ, а именно начиная с марта 2014, после «Крыма», после того как Госсекретарь Керри заявил: «Мы вошли в другую фазу отношений с Россией».

Начиналось все безобидно, даже мило: РФ и США обменивались списками людей, которых больше не хотят у себя видеть, в моду вошли футболки с надписью «Санкции? Не смешите мои Искандеры», оппозиция злорадствовала и советовала чиновникам привыкать к отдыху на Родине. Потом в ход пошли секторальные санкции, они касались оборонки и нефтяного сектора, в смехе Искандеров зазвучали фальшивые ноты, хотя, по мнению РБК, «технологические санкции на экономике пока не сказались: они были направлены на сокращение потенциала добычи трудноизвлекаемой нефти, а не против текущей добычи. А вот финансовые санкции сразу произвели максимальный эффект: внешние рынки капитала для российских компаний по большей части закрылись вскоре после присоединения Крыма». Вот тут Искандерам стало не до смеха.

Посчитать ущерб от санкций очень сложно: во-первых, они пришлись на начало кризиса, во-вторых, введение санкций совпало с падением цен на нефть, в-третьих, Россия ввела антисакции. Потери от финансовых санкций составят около $170 млрд, недополученные доходы от нефтегазового экспорта – около $400 млрд, считают Евсей Гурвич и Илья Прилепский из Экономической экспертной группы. То есть потери от падения цен на нефть в два раза выше, чем потери от санкций и антисанкций.

Да, антисанкции. Мало нашей экономике было проблем с закрытием рынка капиталов, так президент запретил ввозить «на территорию РФ отдельных видов сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия». Под запрет попало все необходимое в повседневной жизни: мясные и молочные продукты, рыба, овощи, фрукты и орехи. Суммарный годовой объем импорта, попавшего под санкции, оценивается в $9 млрд. Ограничения введены в отношении страны, которые ввели против нас санкции - это США, ЕС, Канада, Швейцария, Япония, Норвегия, Австралия, Новая Зеландия, Албания, Черногория, Исландия, Лихтенштейн. По результатам 2014 года Министерство экономического развития России оценивало, что вклад контрсанкций в годовую инфляцию (11,4%) составил около 1,5 п.п. (в январе 2015 года эффект усилился до 2—2,1 п.п.). Замечательно! В разгар кризиса, государство разгоняет инфляцию на 11%, объясняя это защитой национальных интересов страны. Такое вот противоречие между интересами государства и ее граждан. Какие уж тут враги, не смешите. Ну зачем нам враги, когда есть большое всесильное государство?