Кондитерская война

Каких только нелепых поводов для развязывания войны не было в истории человечества! Кондитерская война занимает своё почётное место в этом списке.

После того как Мексика объявила о своей независимости от Испании в 1821 году, наступил период нестабильности и беспорядков. Выборы подтасовывались, власть была коррумпирована на всех уровнях. За первые 20 лет независимости Мексика 20 раз чествовала новоизбранного президента. После очередных выборов начинались очередные бунты, которые жестко подавлялись, и снова всё шло по новому кругу.

Шёл 1828 год. Несколько лет успешно продвигавшийся по карьерной лестнице Мануэль Гомес Педраса выдвинулся кандидатом в президенты и победил своего оппонента Висенте Герреро. Спустя месяц президент Педраса уволил одного из губернаторов — Лоренцо Завала. Но Лоренцо был не промах: он не растерял своих связей и, заручившись поддержкой непотопляемого генерала Санта–Анна, с помощью военных устроил переворот. Уже в декабре того же года войска обстреляли здание правительства и Гомес Педраса вынужден был сложить полномочия и бежать во Францию, а его место занял недавно проигравший выборы Весенте Герреро. Тут и начинается наша история.

Во время военного переворота подразделения генерала Санта–Анна слегка перестарались и на рынке в Мехико были разрушены несколько ресторанов и кондитерских. Одна из кондитерских принадлежала гражданину Франции по имени Ремонтель. От его заведения не осталось ни единого круассана, что не могло не расстроить франзуского предпринимателя.

Ремонтель обратился к чиновникам мексиканского правительства с требованием возместить ущерб. Ущерб он оценил в 60.000 песо. Сумма — немаленькая, учитывая, что трудодень рабочего в то время стоил около 1 песо. Мексиканские чиновники, посмеялись над шуткой бедного кондитера и не один раз. Десять лет Ремонтель бодался с постоянно сменяющимися властями. Но не таков был наш француз, чтобы сдаться всего через 10 лет – было принято решение искать правды на родине. Ремонтель написал жалобу на имя французского короля Луи–Филиппа. И ему повезло: несколько жалоб от подданных Франции на порчу имущества в ходе бесконечных мексиканских беспорядков было отправлено в то время французскому монарху, а письмо Ремонтеля попало ему лично в руки.

Подсчитав общий ущерб, какие–то долги и добавив немного сверху у Луи–Филиппа получилась сумма в 600.000 песо (60.000 из них — Ремонтеля), с требованием срочно оплатить которую он и поспешил обратиться к мексиканскому правительству.

Нужно отметить, что за десять лет борьбы француза с чиновниками, многое поменялось в мексиканской верхушке. Президента Весенте Герреро сверг и казнил его вице–президент Анастасио Бустаманте, затем его временно сместил уже известный нам Мануэль Гомес Педраса, а к моменту направления требования об уплате 600.000 песо Францией, Бустаманте вновь был у руля. Не отходил от власти все это время только генерал Санта–Анна, который за 22 года карьеры 11 раз занимал пост президента.

Итак, требование было получено, но Бустаманте посчитал сумму сильно завышенной и платить наотрез отказался. Бюджет хромал, военные ресурсы пострадали после недавних техасских компаний – президенту бы попробовать договориться, но он сильно недооценил решительность Луи–Филиппа. 16 апреля 1838 года французский флот во главе с Шарлем Боденом перекрыл мексиканский порт Веракруз. Бустаманте наотрез отказался платить хоть песо, пока заблокирован порт, являвшийся главным торговым хабом Мексики. 7 месяцев переговоров закончились взятием города 30–тысячной французской армией, и Бустаманте объявил войну Франции. Но Мексиканская армия ничего не могла противопоставить французам, заручившимся к тому же поддержкой Техаса и США. С помощью союзников все торговые пути для Мексики были перекрыты.

9 марта 1839 года французы отозвали войска, после того как при вмешательстве Великобритании Бустаманте согласился оплатить счета.

Остававшийся всегда на плаву Санта–Анна потерял в войне ногу, и, похоронив ее со всеми военными почестями, нарёк себя «Наполеоном Запада», но после войны укрепил свои политические позиции (об этом факте упомянул Маркес в своей нобелевской речи).