Книжная полка

ГЛАВА 10 

ЗОЛОТАЯ ЧАША 

Из-за холма виднеются оранжевые языки пламени. Клубы дыма поднимаются вверх. Слышен треск горящих деревьев. 

Из среды яркого пламени доносится крик. Этот крик — протест заключенного за закрытой тюремной дверью; рев льва, чувствующего жар горящих джунглей. 

Вопль брошенного сына, когда он смотрит на отца. "Мой Бог, мой Бог, почему ты оставил меня?" 

Эти слова возносятся ввысь, отражаются рикошетом от звезды к звезде и с грохотом влетают в палаты Царя. 

Это гонцы с кровавого поля битвы. В присутствии Царя они замирают. С переломами и синяками, они молят о помощи, о подкреплении. 

Солдаты Царя готовы к атаке. Они оседлали коней и приготовили свои щиты. Они достали свои мечи. 

Но Царь безмолвствует. Он предвидел этот час. Он знает, что делает: Он давно ждал, когда прозвучат эти слова, с тех пор как в Царство незаконно протащили первую партию яда. 

Яд был замаскирован. Он появился в золотой чаше на тонкой ножке. От него исходил фруктовый аромат. Его принесли не руки Царя, а руки князя теней. 

До этого момента никто в Саду не прятался. Царь гулял со своими детьми и дети любили своего Царя. Не было секретов. Не было теней. 

Но в Сад проник князь теней. Ему нужно было скрываться. Он был слишком уродливым, слишком отталкивающим. Его лицо изуродовали язвы. Потому он пришел под покровом тьмы. Он спрятался. 

Был слышен только его голос. 

"Попробуй это, — прошипел он, держа перед дочерью чашу, — Это сладость мудрости". 

Дочь оглянулась на звук голоса. Она была заинтригована. Она никогда не видела раньше тень. Что-то тревожное было в его загадочности. 

Царь наблюдал. Его армия прекрасно знала, что князь теней не будет сражаться с могущественными легионами. Они с готовностью ждали команды "к бою". Но команда не прозвучала. 

"Это их выбор", — сказал Царь. "Если она обратится к Нам за помощью, то это и будет для вас командой, и вы освободите ее. Если же она не обратится, если она не посмотрит на Меня — никакой команды не будет. Выбор за ней". 

Дочь потянулась к чаше. Рубины филигранной работы, оправленные золотом, манили ее прикоснуться к ним. Вино приглашало попробовать его. Она протянула руку, взяла чашу и выпила яд. Она не стала искать помощи. 

Змеиный яд мгновенно разлился по ней, искажая мировоззрение, покрывая шрамами ее душу, раздваивая ее сердце. Она погрузилась в тень князя. 

Вдруг она стала одинока. Она начала скучать по близости, для которой она была сотворена. Но вместо того, чтобы обратиться к царю, она решила соблазнить и другого. Она наполнила чашу и предложила ее сыну. 

И снова армия приготовилась к бою. Воины снова ожидали команду царя. Его ответ был все тот же: "Если он посмотрит на Меня — мчитесь к нему. Если же нет, то стойте. Выбор за ним". 

Дочь подала чашу сыну. "Все хорошо, — заверила она, — оно сладкое". Сын посмотрел в ее глаза, в них плясали огоньки, а за ней стояла тень. 

"Кто это?" — спросил сын. 

"Выпей это", — настаивала она. Ее голос охрип от желания. 

Адам прикоснулся губами к прохладной чаше. И яд сжег его невинность. "Еще!" — пожелал он, собрав пальцем остатки на дне чаши. 

Солдаты смотрели на своего царя в ожидании дальнейших приказов. Его глаза наполнились слезами. 

"Принесите меч!" Генерал спешился и быстро подошел к трону. Он протянул Царю вынутый из ножен клинок. 

Царь не взял его; Он лишь прикоснулся к нему. Когда кончик его пальца коснулся острия меча, сталь стала красной от жара. Она становилась все ярче и ярче, пока не вспыхнула. 

Генерал взял пылающий меч и стал ждать приказа Царя. Приказ был такой: "Я почту их выбор. Там, где есть яд, должна быть смерть. Там, где есть чаша, должен быть огонь. Да будет так". 

Генерал отправился в сад и занял свой пост у ворот. Пылающий меч провозглашал, что в Царство света никогда больше не проникнет тьма. Царь ненавидел тени. Он ненавидел их, потому что в тени дети не могут видеть своего Царя. Царь ненавидел чаши. Он ненавидел их, потому что из-за них дети забыли своего Отца. 

Но вне Сада тень росла: все больше и больше пустых чаш разбросано на земле. Все больше искаженных лиц, уничтожительных взглядов, лицемерных душ. Чистота была забыта и образ Царя утерян. Никто не помнил, что когда-то в царстве не было теней. 

В руках людей были чаши эгоизма. Их уста возносили хвалу лжи. 

"Попробуй это. Оно сладкое". 

И все вокруг подтверждало истинность слов Царя: где был яд — там была смерть. Где были чаши — там был огонь. До тех пор, пока Царь не послал своего Принца. 

Тот же огонь, от которого воспламенился меч, сейчас зажег свечу и поставил ее среди теней. Его приход, как и появление чаши, не прошел незамеченным. 

"Звезда!" — так был возвещен Его приход. Яркий свет в темном небе. Бриллиант, сверкающий в грязи. 

"Свети ярче, мой Сын", — шептал Царь. 

Много раз Принцу Света предлагали чашу. Много раз ее приносили руки тех, кто покинул Царя. "Просто попробуй, мой друг!" С мукой Иисус смотрел в глаза тех, кто пытался искусить Его. Что же это за яд, который заставляет заключенного пытаться убить своего освободителя? 

Чаша все еще манит соблазнительным ароматом, обещая силу и удовольствие. Но для Сына Света ее аромат был мерзок. Сам вид чаши настолько разгневал Принца, что Он выбил ее из рук искусителя. 

"Я попробую яд", — поклялся Сын Царя. "Для этого я и пришел. Но время я выберу сам". 

Наконец, этот час настал. Сын пришел в последний раз встретиться со Своим Отцом. Он встретился с Ним в другом саду. В саду с кривыми оливами и каменистой почвой. — Неужели все должно быть именно так? 

— Да. 

— Разве нет никого другого, кто мог бы это сделать? — сказал Царь, скрепя сердце — Никого, кроме Тебя. 

— Я должен пить из той же чаши? 

— Да, Дитя мое. Из той же чаши. 

Царь посмотрел на Принца Света. 

— Тебя ждет великая тьма. 

Он провел Своей рукой по незапятнанному лицу Своего Сына. 

— Боль будет ужасной. 

Потом Отец сделал паузу и посмотрел на Свои земные владения. Его глаза наполнились слезами. 

— Но другого пути нет. 

Сын посмотрел на звезды и ответил: 

— Да будет так. 

Из уст Отца медленно начали литься слова, которые убьют Сына. 

"Час смерти и жертвы — это твой час. Событие, миллионы раз прорепетированное на лжеалтарях, должно наконец произойти". 

"Солдаты, вы думаете, что это вы ведете Его? Веревки, вы думаете, что это вы связали его? Люди, вы думаете, что это вы вынесли Ему приговор? Он внимает не вашим повелениям. Он вздрагивает не от ваших бичей. Это Моему голосу Он повинуется. Это Моего осуждения Он боится. Это ваши души Он спасает". 

"О, Сын мой, мое Дитя. Посмотри на небеса, посмотри на Мое лицо, прежде чем Я отвернусь. Услышь Мой голос, прежде чем Я замолчу. Если бы только была возможность спасти и Тебя, и их. Но они не видят и не слышат. Живой должен умереть, чтобы мертвый мог жить. Пришло время заколоть Агнца". 

"Вот эта чаша, Сын. Чаша печалей. Чаша греха". 

"Прославься Мой Сын! Исполни Свое предназначение. Твоя слава наполнит Небеса". 

"Поднимите Его, солдаты. Пусть Он поднимется к Престолу благодати и милости. Поднимите его к форпосту смерти. Поднимите Его над людьми, которые прокляли Его имя". 

"Воткните крест в землю. Посадите Его глубоко в сердце человечества. Посадите семя будущего". 

"Где же ангелы, чтобы спасти Моего Исаака? Чья рука, спасет Моего Искупителя? Вот Твоя чаша, Сын Мой. Пей ее один". 

Сердце Бога, должно быть, было разбито, когда Он осуществлял Свой план. Всякая ложь, всякий грех, все сделанное в тени было в той чаше. Последний подвиг воплощения. 

Непорочный Агнец был опозорен. Языки пламени жгли Его душу. 

Царь повиновался Своему указу. 

"Там, где яд — должна быть смерть. Там, где чаша — будет огонь". 

Царь отвернулся от своего Принца. Неразбавленный гнев ненависти ко греху пал на Его безгрешного Сына. Пламя поглотило Его. Тень покрыла Его. Сын искал Своего Отца, но Отца не было видно. 

"Мой Бог, мой Бог ... почему?" 

В тронном зале темно. Глаза Царя закрыты. Он отдыхает. 

В Своих грезах Он снова в Саду. От реки веет вечерней прохладой, когда Они прогуливаются втроем. Они говорят о Саде, о том, каким он будет. 

"Отец ...", — начал Сын. Царь ответил. Отец. Отец. Это слово — цветок, чьи лепестки так легко уничтожены. О, как Он соскучился по своим детям. Он так скучает о том времени, когда дети называли Его Отцом. 

Шум отвлек Его от грёз. Он открыл Свои глаза и увидел сияющую фигуру в дверном проеме. "Свершилось, Отец. Я вернулся домой".