Книги о Второй Мировой

Три романа о Второй Мировой войне .

"Благоволительницы", "HHhH" и "Зона интересов" - почему их нужно читать.

Джонатан Литтелл

Благоволительницы

Роман американца с еврейскими корнями, написанный на французском языке (дань Стендалю и Руссо) на мой взгляд ошибочно называют "новым "Войной и миром", потому что если вам нужны толстовские идеалы и мораль - поищите в другой книге.

Литтелл пишет от лица офицера СС - оберштурманнфюрера Максимилиана Ауэ, после падения Берлина бежавшего во Францию. Никакой интриги в классическом понимании нет: по сути 1000 с лишним страниц текста - это воспоминания главного героя от его вступления в СС до падения Берлина. Однако образ Ауэ далёк от типичного образа национал-социалиста: он образован, знаком с русской литературой (даже неоднократно ассоциирует себя с Лермонтовым во время пребывания на Кавказе), цитирует Стендаля в оригинале и, кроме всего прочего, гомосексуален, что вообще-то не приветствовалось в нацистской Германии. С его прошлым тоже не все просто - с матерью он не виделся уже много лет, а ещё боготворит светлые воспоминания о пропавшем отце, который, как выяснится позже, психопат и садист. С сестрой-близняшкой Уной отношения тоже натянутые: в юности они стали друг другу несколько ближе, чем полагается брату и сестре, но Уна выходит замуж за другого. Свои связи с мужчинами Ауэ объясняет тем, что ему всегда хотелось почувствовать себя женщиной, а именно - своей сестрой.

Собственно, всего вышеперечисленного Литтеллу хватило бы на целый роман-воспитание, но ведь есть ещё и история Второй Мировой, в которой он, надо признать, прекрасно разбирается. Несколько искусственные сюжетные хитросплетения автора позволяют оберштурманнфюреру увидеть все самые известные, но от этого не менее жуткие события войны - он участвует в расстреле евреев на Украине, ранен в Сталинграде, приезжает в Аушвиц, видит падение Берлина. Достаточно высокий чин позволяет ему не участвовать напрямую в убийствах - в большинстве случаев Ауэ вместе с читателем занимает позицию наблюдателя, но по мере прочтения не раз возникает мысль: "Он не мог описать это, не видя своими глазами!". Почти бабелевский натурализм позволяет сомневаться в том, что текст написан в 2009 году - опубликуй кто-то этот роман 30 годами раньше, все сразу бы стали искать реальные дневники офицера СС. Ну как иначе мог он ТАК описать всё то, что описал? Возможно, вариант только один - это не первая жизнь парня по имени Джонатан Литтелл, иначе никак.

Сам он, вообще немногословный, говорит о своём герое так:

"Он действительно не является правдоподобным персонажем. Я стремился не к правдоподобию, а к правде".

Несомненно, огромное влияние на него оказало ранение в Чечне, где он работал в гуманитарной организации.

Колоссальный по количеству информации и ужасающий по содержанию текст щедро сдобрен отсылками к Библии, романам Батая, де Сада, сартровским "Мухам" и вообще всему, что заставляет за минуту впасть в депрессию примерно навсегда. Личную историю Максимилиана Ауэ трудно не ассоциировать мифом об Оресте, на это намекает даже название романа - благоволительницами (Эвменидами) звали богинь мести Эриний, мучивших Ореста после убийства Клитемнестры.

Рок - центральная тема романа. Кто в ответе за убийство нескольких миллионов евреев, например?

"Человек, стоящий с ружьем у расстрельного рва, в большинстве случаев оказался там столь же случайно, как и тот, что умер - или умирает - на дне этого самого рва", - пишет Литтелл.

Литература прекрасна тем, что только в рамках художественного текста можно рассуждать, что бы мы сделали на месте главного героя-офицера СС, если бы получили приказ расстреливать невиновных людей.

"Бесчеловечности, уж простите меня, не существует. Есть только человеческое и ещё раз человеческое", - напоминает нам Макс Ауэ и просит помнить о том, что добра и зла в чистом виде не существует. Может ли палач быть одновременно и жертвой, и что вообще это значит - быть палачом?

Важно понимать, что Литтелл не идеализирует нациста и сам пишет, что большинство простых солдат и офицеров были выходцами из средней руки буржуа. Но и не позволяет подумать, что все немецкие солдаты больше всего на свете любили убивать, желательно - евреев или большевиков.

"Убивая евреев, мы хотели убить самих себя, убить в себе еврея, вытравить в себе то, что мы приписывали евреям. Убить привычку экономить, покорность [...] убить все эти немецкие достоинства", - рассуждает сестра главного героя, Уна.

Макс Ауэ думает несколько иначе:

"...геноцид евреев обусловлен не практическими соображениями и не идеологическими принципами, а скорее понятием сакрального - стремлением дойти до конца в поиске истины, превратить германскую нацию в особенный, священный народ",

но и признаёт, что никакой пользы в этом нет. Его моральный протест переходит на физический уровень - постоянная тошнота (привет сартровскому Антуану Рокатену), слабость и вообще телесное становится выразителем внутреннего, когда психологизм уже не справляется с тем, что выразить нельзя.

По мере прочтения романа происходит ужасное - в какой-то момент ты переходишь свой собственный Рубикон и перестаёшь воспринимать миллионы жертв как нечто из ряда вон, повествование кажется отстранённым и кинематографичным, эффект замедленной съемки прилагается. Нарочитые отсылки Литтелла к мировой литературе легко прочитываются даже неподготовленным читателем и помогают своей избыточностью пережить вместе с Ауэ пять лет войны и не сойти с ума.

Говорят, что настоящее искусство не отвечает на вопросы, а задаёт их. У меня, например, теперь миллион новых вопросов к самой себе, хотя и к Литтеллу парочка есть. Советовать такое сложно, да и не стоит, наверное - в конце романа Литтелл оставляет тебя, как Макса Ауэ, "наедине со временем, печалью и жестокостью существования". Остаётся только принять всё и ждать Благоволительниц.

Лоран Бине

HHhH

Лоран Бине - очередное подтверждение моей теории о том, что всех современных французских писателей багетом не корми - дай поразмышлять о великом в масштабах мировой цивилизации. История Второй Мировой, влияние восточной культуры на европейскую, капитализм и многое другое. Серьёзно, даже в книгах Гавальды герои рассуждают о марксизме за ужином.

В то же время книга Бине - хороший пример того, как человек пишет просто потому, что не может иначе. История немецкой оккупации Чехословакии и борьбы Сопротивления перерастает рамки обычного романа и становится многостраничным "эссе на тему" вперемешку с комментариями автора и обращениями к читателю.

В какой-то мере "HHhH" - это книга о том, как Бине написал книгу, но разве это не хитрый приём? Да, Бине поглощён историей двух членов местного Сопротивления, которые рискнули организовать покушение на "самого страшного человека Третьего Рейха и идеолога "лагерей смерти" Рейхарда Гейдриха. Иногда автор даже ставит себя на место одного из героев, но он действительно бережно обращается с фактами и не позволяет себе, как говорил Зощенко, "писательской брехни". Любое допущение согласовывается с читателем - Бине прямо говорит,например, что фотография, на которой он видел машину, была черно-белой, поэтому нельзя точно сказать, каким был ее цвет - зелёным или чёрным, поэтому пускай будет черным(или зелёным), и ты вроде как соглашаешься с ним, потому что история - это История, но цвет и правда не принципиален.

По ходу многочисленных лирических отступлений Бине просит не сравнивать его книгу с "Благоволительницами", ссылается на Уайльда, а ещё попутно ругает всех французских политиков и Флобера, а все потому, что никакого "авторского додумывания" не принимает - только факты.

С историей у меня всегда были сложные отношения - запоминать пустые даты не очень интересно, а на отвечать вопросы "почему так получилось и что делать?" в обязанности школьных учителей не входило. Лучший выход для меня с тех пор - литература, где можно посмотреть на историческую личность как на обычного человека, почувствовать что-то, чего не дают учебники истории и заодно запомнить хотя бы несколько дат. Как пишет сам Бине:

"Для того, чтобы какие-то сведения удержались в памяти, их надо сначала превратить в литературу. Противно, но ведь это так".

Зато теперь я уж точно долго ещё не забуду 27 мая 1942 года, когда в Праге Йозеф Габчек и Ян Кубиш отдали свои жизни, но выполнили задание и дали надежду миллионам людей. Знаю о бойне в церкви святых Кирилла и Мефодия, о том, как была уничтожена деревня Лидице и как выглядела земля на Бабьем Яру, где убито несколько сотен тысяч евреев.

"Мертвые мертвы и им совершенно все равно, воздадут им почести или нет. Зато для нас, для живых, это кое-что значит. Память абсолютно бесполезна для тех, кого чтит, на служит тому, чья она".

Мартин Эмис

«Зона интересов»

В прошлом году «Фантом-Пресс» выпустило на книжный рынок еще один роман о Второй Мировой. Для меня это – еще одно доказательство того, что литература и человечество в целом все еще находятся в поисках языка для описания того, что произошло с миром всего за несколько лет. «Как можно писать стихи после Освенцима», - возмутился кто-то из великих, но Мартин Эмис считает, что это неверный путь. Писать нужно даже о том, что до сих пор болит.

«Зоной интересов» фашисты называли центральную часть Освенцима, именно там осуществлялось «окончательное решение еврейского вопроса». Автор не стесняется в выражениях и в мельчайших подробностях описывает машину уничтожения целого народа – как евреи сами вынуждены были оплачивать себе проезд в Освенцим, как погибших на тяжелых работах людей назвали «ежедневными отходами» и многое другое.

Историю читателю рассказывают сразу три персонажа: Гело Томсен – каноничный ариец, понимающий, что с режимом что-то не так; комендант Освенцима Пауль Долль – фашист до мозга костей, который хочет убить свою жену; и еврей Шмуль – надсмотрщик зондеркоманды, который вынужден убивать своих собратьев, чтобы продлить себе жизнь. Интересно, что для пролога к «Зоне интересов» Эмис выбрал строчки из шекспировского «Макбета»:

«Я в кровь так глубоко зашел, что возвращаться / Мне так же тошно, как вперед идти».

«Зона интересов» - это не попытка понять (потому что понять – это значит частично оправдать), но возможность увидеть происходящее глазами членов зондеркоманды.

«Мы – самые печальные в лагере люди. На самом деле – самые печальные в истории человечества», - говорит про себя офицер Томсен. Точка зрения, стоит отметить, не совсем привычная, но от этого заслуживающая еще больше внимания.  Напоминает Матин Эмис и об очевидных, но не менее важных вещах:

«Решающий упрек идее нацизма состоит в том, что эти «недочеловеки» были, как выясняется, сливками человечества».

На самом деле, роман не только про вину нацистских идеологов или исполнителей, но про причастность к Преступлению всего мира. Роман Эмиса стоит прочесть хотя бы потому, что он не только про фашистов и их жертв, но и про всех нас: