Ключ
Violetblackish======== Глава 22 ========
— Так вы были там в ночь убийства, — Франсуа потёр лицо руками, собирая фрагменты мозаики воедино. — Вы говорите, Анжело мог вас видеть?
Леон помедлил с ответом.
— Я думаю, он знал, что я там, даже если и не рассмотрел до конца. Он меня всегда… чувствовал, — молодой человек запнулся, не понимая, как объяснить, — называйте, как хотите, но он всегда знал, что я рядом, даже если не мог меня видеть. Просил стоять за кулисами, например. Ему так было спокойней. Особенно в последнее время. И в тот вечер, мне кажется, он знал, что я совсем близко.
Морель молча кивнул и решил не углубляться. Некоторым нравится верить в подобную чушь. Ему достаточно было знать, что Ноэль был рядом с местом убийства и чисто теоретически Бертолини мог его видеть.
— Вы поднимались наверх в квартиру Седу? — спросил он.
— Нет, — испуганно потряс головой Леон и помолчал. — Поймите, я ненавидел Ксавье всей душой и ни капли не скорбел, когда узнал, что он умер, но я не имею никакого отношения к его убийству. Единственное, что я хотел той ночью — это просто поговорить с ним.
— Анжело сказал вам: «Я всё решу» в тот вечер, — пробормотал Франсуа. — Что это значит?
Леон молча рассматривал узор на столе, думая, что ответить. С тех пор, как произошло убийство Седу, он задавал себе этот вопрос каждый божий день, мучаясь, не он ли подтолкнул Ангела к совершению преступления, и не находил ответа. Анжело не мог убить человека, твердил его разум, но он так часто просил Ангела решить ситуацию и что-то сделать, что, возможно, тот внял его просьбам. Он сказал: «Я всё решу» — и в тот же вечер Ксавье не стало.
— Не знаю, — покачал он головой.
— Вы думаете, Ангел убил Седу? — спросил полицейский напрямую.
— Не знаю, — снова повторил Ноэль совершенно честно. — А вы? — поднял он глаза на детектива. — Что думаете вы?
Что Морель мог ответить этому несчастному, осунувшемуся молодому человеку, изо всех сил сжимающему руками край стола?
— Я тоже не знаю, — признался он абсолютно честно и потёр шею, — с одной стороны, никто, кроме него, это сделать не мог, а с другой стороны… мне, — он хотел сказать «не хочется в это верить», но вслух произнёс: — Мне не хочется делать поспешных выводов.
— Но если это сделал не он, — растерянно проговорил Леон, — тогда зачем он признался в убийстве?
Франсуа рассматривал кофейную гущу в кружке и собирался с мыслями.
— Если он знал, что вы были у дома Седу в ночь убийства, он мог решить, что вы причастны к преступлению. А значит, понял, что рано или поздно мы до вас доберёмся, — объяснил он, — видимо, Ангел решил опередить события.
Ноэль зажмурился, чтобы сдержать слёзы, но ничего не вышло. Они все же потекли из его глаз, и он отвернулся, чтобы Франсуа их не увидел.
— Он хотел защитить вас, Леон, — ласково прошептал Морель, — так делают, когда любят кого-то.
— Извините, — пробормотал Ноэль, с грохотом отодвигая стул, и, натыкаясь на стены, бросился из кухни по коридору в ванную комнату. Там, вывернув кран на полную мощность, чтобы заглушить звуки, обхватил себя покрепче руками и тихонечко завыл, оседая на пол. Отчаянье рвало его изнутри, как дикий зверь, раздирая своими когтями сердце в клочья. Эти два года у него было так много вопросов к Ангелу: любит ли он его, сохраняет ли верность, нужен ли Леон ему — он не задал ни один, боясь услышать «нет». Леон искал доказательства, мучился сомнениями и ревностью и вот наконец получил ответ. Но ни радости, ни облегчения не было. Слишком поздно. Ноэль чувствовал только горечь. Потому что в глубине души всегда знал ответ — Ангел не в состоянии любить ничего и никого, кроме музыки. Музыка — единственная страсть, которой Ангел оставался верен. Он просто не в состоянии был подарить свою любовь Леону. Но он умеет быть благодарным. То, что следователь, сидящий у него на кухне, назвал любовью, было обычной благодарностью за то, что Леон сделал для Ангела. А вот его любовь довела любимого до беды. Ноэлю казалось, он сильный и сумеет сберечь Ангела. А это Анжело заботился о нем. Его Ангел всё предусмотрел. Как же больно… Леон сидел на полу, прислонившись лбом к холодному кафелю, не имея понятия, сколько времени прошло, и не зная, как жить дальше. Что бы он ни делал, как бы он ни старался, Ангелу теперь только хуже. Неужели Леон не в силах ему помочь? Молодой человек решительно поднялся на ноги и, умыв лицо холодной водой, вышел из ванной. Франсуа всё так же сидел за столом на кухне. Он слышал истерику, но не мог помочь. Молодой человек сел напротив него.
— Если я пойду в полицию и всё расскажу, это поможет? — спросил он. — Ангел же может взять свои слова обратно? — умоляюще посмотрел он на Франсуа. — Если он поймет, что я не причастен к убийству Ксавье, он же может отказаться от своих показаний?
Морель вздохнул и принялся объяснять, как работает машина правосудия.
— Он может. Но проблема в том, что он сделал признание в присутствии своего защитника, то есть адвоката. А это автоматически означает, что оно может быть использовано как доказательство против него в суде. Так что боюсь, это не выход. Вы не спасёте его, а себя подвергните бесконечным расспросам и проверкам.
— Но что же делать? — прижал руку к губам Ноэль.
— Искать настоящего убийцу, — вздохнул Франсуа, — если Ангел не убивал Седу, это сделал кто-то другой. И его нужно найти.
— Это возможно? — глядя на него во все глаза, спросил Леон. Морель горько усмехнулся.
— У Ксавье было очень много врагов и, если я начну опрашивать всех недовольных, это может затянутся надолго, а времени у нас нет — дело скоро передадут в суд. Но есть другой путь, — он снова помолчал, глядя в тёмное окно, — я могу вернуться в начальную точку отсчёта. В место, где судьбы Седу и Ангела пересеклись первый раз. В Триджиано. Что-то мне подсказывает, что искать нужно именно там. Так у меня будет возможность размотать эту историю с самого начала, — сказал Франсуа, раздумывая, чем ему грозит это решение. — Анжело что-нибудь рассказывал о своем детстве? — перевёл он взгляд на Ноэля.
— Нет, — отрицательно покачал тот головой, — хотя я спрашивал его неоднократно. Я считал, нас это может сблизить. Знаете, такое совместное рассматривание старых фотографий, — он слабо улыбнулся, — но у него ничего нет: ни снимков, ни документов. Я даже его свидетельство о рождении никогда в глаза не видел. Словно у него и не было детства. Он немного рассказывал о монастыре, и я чувствовал, ему тяжело об этом говорить. Но я понятия не имею, как он жил до того момента, как попал в детский дом. Он говорил, что был совсем маленький и ничего не помнит.
— Ладно, — поднялся со своего места Морель, внезапно понимая, как поздно. Леон проводил его до входной двери. Детектива сильно шатало от усталости и недосыпа, и он решил, что всё же нужно ехать домой. Тамара, вероятно, места себе не находит. Внезапно голова у него закружилась и он стал терять равновесие, валясь прямо на Ноэля и увлекая его за собой на пол. Он рухнул на юношу, сминая весом своего тела, покраснел и неловко попытался подняться. Его руки постоянно соскальзывали и его собственное тело отреагировало на это копошение незамедлительно. К своему ужасу, Франсуа почувствовал наступающую эрекцию. Он наконец поднялся на ноги, поспешно попрощался и бросился вниз по лестнице, стремясь как можно быстрее выбраться на свежий воздух. Ноэль же ещё долго стоял в дверях, глядя ему вслед.
***
Заслышав шорохи у входной двери, Тамара поспешно накинула лёгкий халатик и тихонько выскочила в прихожую, как раз в тот момент, когда Франсуа старался бесшумно проскользнуть в квартиру. Она не видела его ровно три дня и теперь едва узнала. Он был худ, небрит и взъерошен. Она уже намеревалась высказаться в резкой форме, как вдруг он молча шагнул к ней, внезапно развернул к себе спиной, одной рукой заломив ее кисть, и прижал грудью к стене. Другую руку он запустил ей в волосы, целуя изголодавшимися губами обнажившуюся шею. Она тут же почувствовала исходящий от него запах алкоголя и сигарет и хотела было возмущенно отстраниться, но он не дал ей такой возможности. Он крепче сжал её в своих руках и без прелюдий стал задирать полы шелкового халатика. Это было непохоже на обычно нежного и заботливого в сексе мужа, и на мгновение Тамаре показалось, что на неё напал проникший к ним в дом незнакомец. Ничего так быстро не убивает страсть, как половой акт в супружеской спальне в привычных позах с предсказуемой прелюдией. И так порой не хватает экспромта и кардинальной смены образа. Эта мысль возбудила её, но из-какого-то глупого упрямства она продолжала вырываться, меньше всего на свете желая, чтобы Франсуа остановился. Он и не думал прекращать начатое. Бедром Тамара явственно чувствовала его каменную эрекцию. Низ её живота стал горячим и тяжёлым. Задохнувшись, она откинула голову назад. Протестовать вслух она не смела, боясь разбудить сына, которого всего тридцать минут назад с таким трудом уложила спать. В какой-то момент ей показалось, что он намерено развернул ее к стене, чтобы не видеть лица, но она отогнала эту мысль. Ткань её трусиков намокла и она прикусила губу, когда рука мужа требовательно проникла между её сомкнутыми бедрами. Он не озаботился ни тем, чтобы раздеть её, ни тем, чтобы возбудить, просто сдвинул в сторону ластовицу и вошёл в неё, вызывая острые яркие ощущения. Хриплый, полный звериного вожделения стон сорвался с её губ. Франсуа стал размашисто вбиваться в неё. Её голову заволокло вязким туманом возбуждения. Она скребла ногтями стену из последних сил. В темноте прихожей они молча боролись друг с другом. Между их телами не осталось ни миллиметра. Взмыленная, взмокшая Тамара прижималась к мужу изо всех сил, чувствуя приближение оргазма. Она прогнулась в спине, соприкасаясь с холодной поверхностью стены грудью, и закусила ладонь, душа рвущийся наружу крик, затопленная сметающей остатки разума волной. Обессиленные, они сползли вниз по стене и затихли, сжимая друг друга в объятиях прямо на полу в прихожей, пока над Парижем занималось новое утро. Сквозь туман, больше похожий на обморок, Франсуа чувствовал, как Тамара гладит его лоб прохладными пальцами. Голос, далекий, и смутно знакомый, прошептал ему в ухо: «Где бы ты ни был, вернись ко мне. Мне страшно. Мне кажется, я тебя теряю».
***
Солюс вошёл в свою приёмную в приподнятом настроении. Утро было солнечным, завтрак, приготовленный Карин с утра, великолепным, а газета, купленная по дороге в контору, содержала в себе огромную статью на первой странице про его блестяще проделанную работу. Но, увидев лицо секретарши, комиссар понял, что на этом его везение на сегодня закончилось.
— Майор Франсуа Морель ждет вас в кабинете, — виновато доложила девушка, полчаса назад так и не сумевшая выдворить детектива из кабинета хотя бы в приёмную. Солюс нахмурился и толкнул дверь. На вид беспристрастный Франсуа сидел на стуле напротив стола комиссара как ни в чём не бывало. Паскаль Пети шваркнул газетой об стол и сел в своё кресло.
— Не спится тебе, кайфоломщик хренов? — почти беззлобно поинтересовался он. — Я же тебе выходной дал. Что у тебя?
— Мне нужна командировка в Триджиано, — спокойно сказал Франсуа вместо приветствия и положил перед Солюсом рисунок Ангела.
— Что это? — обречённо вздохнул комиссар, водружая на нос очки и рассматривая рисунок. — И где ты это взял?
Морель помедлил долю секунды, хотя всё давно для себя решил.
— Я нашёл это в квартире Анжело Бертолини, — объяснил он ровным тоном. Солюс посмотрел на него заинтересованно. — Этот рисунок сделал сам Ангел. Там полно таких. Психотерапевт Клэр Лэми считает, что этот рисунок — проекция страхов Бертолини и его стрессов, пережитых в детстве. Это может быть ключом к разгадке его поведения. Я хочу узнать, кто же всё-таки такой этот Ангел и что было в его прошлом, что так старательно скрывал Седу. Для этого мне и нужна командировка в Триджиано.
— И кто, позволь спросить, подписал тебе ордер на обыск, Цветочек? — поинтересовался Паскаль Пети почти нежно. Морель молчал.
— Та-а-ак… — похолодел комиссар.
— А откуда, вы думали, у меня информация о психотропных препаратах, под влиянием которых Анжело якобы убил Седу? — спокойно спросил Франсуа. Солюс молчал, переваривая весь объём геморроя, свалившегося на него этим солнечным утром. Его подчиненные совсем распоясались, думал он удручённо.
— Командировку не дам, — отчеканил наконец комиссар. — Считай дело официально закрытым. По поводу незаконного вторжения в квартиру подозреваемого без соответствующе оформленного документа я с тобой поговорю попозже. А сейчас выметайся из моего кабинета, — провозгласил он зловеще и немного пафосно. Но Морель не собирался уходить. Вместо этого он достал из внутреннего кармана другой сложенный вчетверо листок и, расправив его, положил на стол перед шефом.
— Господи, — вздохнул Солюс, — боюсь даже спрашивать. Это что такое?
— Заявление об отпуске, — спокойно объяснил Франсуа. — Я прошу отпуск на неделю. Можно даже за свой счёт. Я устал. Я не был в отпуске три года. Это последнее дело меня доконало. Мне нужно отдохнуть, — проникновенно сообщил он, невинно глядя комиссару в глаза. Солюс внимательно рассматривал Мореля.
— Отпуск? — подозрительно переспросил он.
— Отпуск, — невозмутимо подтвердил Франсуа.
Солюс, искренне считавший себя отличным психологом, пристально посмотрел детективу в глаза. Морель ответил ему чистым и незамутнённым взглядом. Паскаль продолжил психологическое давление и сверлил подчиненного глазами не отрываясь, но лицо следователя не выражало ничего, кроме готовности служить французскому отечеству. Пети сдался первым.
— И ты обещаешь мне, что ты не будешь в одиночку заниматься расследованием дела Анжело Бертолини? — спросил он удручённо.
— Ни в коем случае, — не моргнув, отрапортовал Франсуа.
Солюс тяжело вздохнул и достал серебряный перьевой Паркер.
— Неделю дать не могу. Два дня, — сказал он жёстко, — в четверг утром ты должен быть на своей рабочем месте. И я умоляю, Цветочек, без самодеятельности!
Морель согласно кивнул и встал с места, спеша покинуть кабинет. Едва выйдя в приёмную, он подмигнул зардевшейся секретарше и, достав свой смартфон, принялся заказывать билет до Триджиано.