Ключ

К содержанию

Глава 19

======== Глава 20 ========

Бар был такой, как надо. Полутёмный, немноголюдный и равноудаленно расположенный и от конторы, и от дома. Самое оно, чтобы надраться в одиночестве, ибо нет беспощаднее для человека судьи, чем он сам. Требовалось срочно затопить чувства или отключить голову, а лучше — и то, и другое вместе. Одного только не мог понять Франсуа — как его умудрился найти здесь Басель. Слава богу, у напарника хватило ума не расспрашивать ни о чём. Ромм по-хозяйски придвинул к себе свободный стул и оседлал его верхом, скептически рассматривая еле сидящего напротив друга.

— Н-да. Хорош! — вынес наконец алжирец свой вердикт. — Закусывать не пробовал?

Морель пьяно ухмыльнулся и жестом подозвал бармена. Тот, не задавая вопросов, поставил перед посетителями две порции алкоголя. Басель пригубил из своего бокала, пока Франсуа сидел раздумывая, не блеванёт ли он немедленно после ещё одной рюмки. В голове сильно шумело, виски всё так же сжимала тупая боль. Телевизор над барной стойкой показывал новости. Вполне ожидаемо мелькали кадры с только что закончившейся пресс-конференции. Солюс, как всегда выглядящий непревзойденно, в мундире с иголочки, сохраняя непроницаемое выражение лица, скупо выдавал информацию. Сквозь бубнеж посетителей бара до Мореля долетали обрывки фраз: «отработаны несколько версий»… «предъявлено обвинение в убийстве»… «чистосердечное признание»… «блестящая работа группы следователей». Франсуа пьяно усмехнулся и, прицелившись хорошенько, запустил бокалом в телевизор. Тара, описав траекторию по дуге, промазала буквально пару сантиметров и, впечатавшись в стену, брызнула осколками в разные стороны. Грохот тут же привлек внимание, и в наступившей тишине коренастый мужик — бармен, а по совместительству ещё и владелец бара, набычившись, направился к мужчинам.

— Я сейчас полицию вызову, — сурово пригрозил он.

— Спокойно, — Басель одной рукой для верности придержал сползающего на пол напарника, а другой вытащил из внутреннего кармана удостоверение, — полиция уже здесь.

— Выметайтесь отсюда, — сплюнул на пол хозяин и тут же пожалел, вспомнив, что полы мыть тоже ему. Ромм, бросив на стол несколько купюр, подхватил упирающегося приятеля под руки и потащил на свежий воздух. Морель, взятый железной хваткой на буксир, всё же изловчился на последний бросок и прихватил с барной стойки бутылку какого-то бухла. Дойдя до сквера с парой чахлых деревьев, Басель сгрузил Франсуа на лавочку, где тот незамедлительно свернулся калачиком, уютно подтянув под себя ноги и прижимая к груди бутылку, как плюшевого мишку. Ромм сел поодаль, соображая, что делать с телом друга. Везти его домой не хотелось. Что-то подсказывало ему, что Тамара не обрадуется, увидев супруга в подобном состоянии. Насколько Басель помнил, мадам Морель была хорошей женщиной, да и мужа любила искренне, но всё же была обыкновенной бабой и свято верила, что у её половины не может быть серьёзных переживаний, если только они не были связаны с семьёй. Да и Франсуа лучше проветриться. В таком виде он мог напугать ребёнка. Басель уже решил буксовать напарника к себе на съёмную квартиру, как тот, замычав что-то невнятное, попытался принять вертикальное положение. Получилось с третьей попытки, да и то не без помощи Ромма. Привалившись спиной к лавочке, новоиспечённый алкоголик зашарил по карманам. Лейтенант молча наблюдал за ним. На его памяти не случалось ещё такого, чтобы Франсуа не мог двух слов связать. А это значило, что причина у месье Мореля веская. А это в свою очередь автоматически означало, что он — Басель — будет рядом во что бы то ни стало. Ещё не хватало Франсуа наломать дров по пьяни. Тем временем, выудив наконец из кармана пальто полупустую пачку сигарет, Морель продолжил инспекцию одежды, теперь уже на предмет зажигалки.

— О, да я смотрю, ты пустился во все тяжкие! — усмехнулся алжирец, отбирая у Франсуа пачку и доставая две сигареты. Затем, мягко вынув из непослушных пальцев Мореля зажигалку, он прикурил сам и помог прикурить напарнику, прикрыв слабый огонёк сложенной ковшиком ладонью. Некоторое время они сидели молча. Франсуа заметно потряхивало. Сигарета прыгала в его пальцах, и Басель боялся, что Морель в конце концов выронит её и прожжёт себе брюки. Наконец Франсуа вздохнул.

— Знаешь, почему я пошёл работать в полицию? — спросил он, глядя прямо перед собой, и икнул.

— Нет, — спокойно ответил Ромм, прищуриваясь от дыма, — и, честно говоря, не хочу ничего об этом знать. Вероятней всего, ты пожалеешь о сказанном, едва протрезвеешь.

Но Франсуа его не слушал. Ему нужно было выговориться. Неутихающая боль сидела в нём занозой много долгих лет, отравляя жизнь. Порой ему казалось, что всё прошло и он почти забыл. Что осталось совсем чуть-чуть, и прошлое, поблекшее и истончавшее, как долго хранимое в кармане письмо, отпустит его из своих цепких лап. Но надежда на желаемый покой таяла из года в год. Боль распирала его изнутри и требовала выхода. Так почему бы не сейчас?

— Когда-то сто лет назад у меня был лучший друг. Лукас, — давно погребённое под пеплом времени имя Франсуа выдохнул с дымом, впуская в себя воспоминания, как морозный зимний воздух. Он прикрыл глаза и глубоко затянулся. Бесель молчал в полуметре от него. — Мы дружили с первого класса. Всё всегда делали вместе, благо жили на соседних улицах. Гуляли, выполняли домашнюю работу, ходили в школу, учились играть на гитаре. Расставались только на ночь. Понимали друг друга с полуслова. Соулмейтс, короче. — Морель снова помедлил, делая очередную затяжку. Он вспомнил, почему ему не хватало курения все эти годы. Дело не в никотине, вовсе нет. Дело в том, что курильщик всегда может взять паузу, которая со стороны будет выглядеть оправданно. Достать сигарету, не спеша прикурить, сделав глубокий вдох, задержать дыхание и, выпустив струю, спрятаться за дымом — всё это позволяет собраться с мыслями. Когда бросаешь курение, приходится остаться один на один с собеседником. Не все так могут. Он усмехнулся и продолжил: — К выпускному классу я стал замечать в Лукасе некоторые… странности. Он был не таким, как все. У всех пацанов в пубертатном возрасте начался спермотоксикоз. Мы все слюни на девчонок пускали, а он оставался спокоен. Это при том, что именно на него признанные красавицы заведения вешались гроздьями — у него была невероятная внешность. Светлые волосы по плечи, гладкая кожа, пропорциональное лицо и подтянутая фигура — он был похож на античную статую. Все остальные пацаны, включая меня, рядом с ним походили на прыщавых Бивиса и Батхеда. Так вот, он мог выбрать любую девочку из класса, но ему и дела не было. Тогда я не придал этому значения. Позже, уже после окончания школы, выяснилось, что Лукас — гей, — Франсуа снова затянулся и продолжил: — Сейчас с этим проще. А тогда это не принято было афишировать. Я был таким профаном в этом, что ещё несколько лет не догадывался, пока Лукас сам не поставил меня перед фактом. Он объяснил, что его не привлекают девушки. Только парни. Меня это шокировало. Я был не то чтобы гомофоб, но… для меня это было слишком необычно. Некоторое время мы не разговаривали, но потом я всё же смог взять себя в руки и мы продолжили общение, тем более, что по-большому счёту в наших с ним отношениях ничего не изменилось. Лукас объяснил, что мне бояться нечего. Приставать ко мне он не собирался. — Детектив потушил сигарету о стоящую вблизи урну и тут же вытащил ещё одну. — Через некоторое время я решил сколотить рок-группу. Всегда хотел быть музыкантом. Подобрал таких же, как и я, энтузиастов, но дело не клеилось. И тут я вспомнил про Лукаса. Когда-то мы вместе начинали музицировать и я знал точно, что он одарён гораздо больше меня, да и всех остальных в нашей группе. Я пригласил его попробовать. — Морель почувствовал, что слегка протрезвел. Вероятно, холод — извечный спутник воспоминаний о Лукасе, сделал своё дело. Вот только трезветь сейчас Франсуа не хотел. Он поискал взглядом трофей, прихваченный из бара. Хвала Всевышнему, бутылка нашлась под лавочкой, рядом с ним. — Так вот… — Морель попытался залихватски вытащить пробку зубами, но ничего не вышло. Ромм поспешно отнял у него бутылку и свернул крышку, которая оказалась свинчивающейся. Потом первый сделал глоток, задохнувшись от чистого виски, и, закашлявшись, передал бутылку напарнику. Тот безразлично приложился к горлышку, даже не узнавая вкуса алкоголя, и сделал затяжку сигаретой. Только после этого продолжил.

— Для своих репетиций мы за гроши снимали заброшенный гараж в пригороде. На нормальную студию у нас денег не было. Положа руку на сердце, мы и не музицировали толком. Так, проводили время. Я в ту пору крепко пристрастился к травке. Вот так: с косяком и гитарой мы с моими друзьями и «репетировали». Но я надеялся, что появление Лукаса всё изменит. В тот вечер он должен был приехать к нам в «репетиционную» первый раз, чтобы показать пару своих песен. Доехать до нашего гаража можно было только на электричке. Машиной каждый подросток тогда не мог похвастаться. Я дал Лукасу адрес, но добраться до места самостоятельно у него шансов не было. Гараж располагался в настоящем лабиринте, среди таких же железных коробок, коих в том гаражном кооперативе было несколько сотен. Да и от электрички до гаражного поселка идти было прилично. Поэтому мы договорились, что я встречу Лукаса на станции в семь вечера и покажу дорогу. Но я не пришел его встречать, как мы договорились. Потому что… — Франсуа сглотнул вязкую и горькую от никотина слюну и с усилием продолжил: — …попросту накурился и забыл. Мой мобильный валялся где-то в кармане куртки, а меня сморил сон. Друзья растолкали около девяти вечера, чтобы узнать, где, собственно, мой друг Лукас. Я полез искать телефон и нашёл с десяток неотвеченных звонков от него. Переполошившись, набрал его номер, но абонент был недоступен. Я мог пойти его искать, но на улице было холодно, темно и моросил дождь. Стоял декабрь месяц. И тут я сделал ещё одну ошибку, — Морель снова приложился к бутылке и передел её другу. Тот молча сделал глоток и тара булькнула в темноте. — Я убедил себя, что Лукас не дозвонился до меня и вернулся домой. А телефон отключил, потому что психанул. Хотя в глубине души знал, что он бы так не сделал… — Франсуа замолчал. Он забыл про тлеющую сигарету и она потихоньку дымила, зажатая между пальцами. Морель тупо смотрел на землю. У Баселя похолодели руки. Он не был уверен, что хочет знать конец этой истории, но не сдержался и спросил:

— Что было потом?

Франсуа вздрогнул от звука его голоса и поёжился. На улице заметно похолодало. Сквер, где они сидели, окутала темнота, и теперь он едва мог различить большую фигуру Ромма рядом на скамье.

— Мы разошлись по домам. Я лёг спать, а утром меня разбудил звонок от сестры Лукаса Нины. Она не могла дозвониться до брата, но пребывала в полной уверенности, что он заночевал у меня. Когда выяснилось, что Лукас не вернулся домой, я понял, что случилось страшное. Собрал друзей и мы бросились на поиски. Прочесали весь район, но ничего не нашли, кроме разбитой гитары Лукаса. Она валялась в кустах недалеко от станции. Естественно, пришлось обратиться в полицию. Вместе с полицейскими мы рыскали по району, опрашивали людей на станции, искали хоть какую-то зацепку, но всё безрезультатно. Всё это время я молился, чтобы мы нашли Лукаса живым и желательно невредимым, в глубине души понимая, что так не будет. Разбитая гитара говорила сама за себя. С каждым часом надежда таяла. В конце концов одна кассирша на станции опознала Лукаса по фотографии. «Уж больно красивый был парень», — сказала она. И рассказала, что прошлым вечером Лукас долго стоял на платформе и всё время кому-то звонил. Мне. Я-то знал, что он звонил мне. А потом до него докопались какие-то мрази. Подонки, видимо, были из тех типов, которых бесят люди с нетрадиционной ориентацией. Лукас в ту пору уже не считал нужным скрывать, что к чему. Но это Париж — культурная столица, а отъедь на пару километров от Эйфелевой башни, и тебе живо объяснят, что выпендриваться не хорошо. Лукас же выглядел как ходячая мишень для всякого сброда. Подкрашивал глаза, носил всякие фенечки, платочки. А те четверо наверняка были крепко под градусом. В конце концов ситуация привлекла внимание полицейского на станции, и он вмешался. Парни вроде оставили Лукаса в покое и свалили. Лукасу нужно было сесть на поезд и уехать обратно в Париж, но он этого не сделал. Очевидно, не хотел меня подвести. И вместо того, чтобы остаться на людной станции или вернуться домой, он пошёл искать наш гараж. И, по всей видимости, его ждали…

Франсуа опять замолчал. Воспоминания одно за другим лезли в его голову. Обычно он отгонял их, переключался на что-то другое, обманывал свой разум и ускользал от старых призраков, бередивших душу. Но сегодня был не такой вечер. Морель вздохнул всей грудью, закрыл глаза и позволил себе представить лицо Лукаса. Такой молодой, такой красивый, говорили все потом. Никто не смог до конца поверить в то, что случилось. Франсуа всё время казалось, они хоронят кого-то другого. Не Лукаса. Он проглотил ком в горле. Ему уже не хотелось продолжать, но он должен был выплюнуть из себя весь этот ужас, пока чёрная муть не сожрала его изнутри, и он снова заговорил. Теперь уже с усилием, медленно выдавливая из себя слово за словом.

— Его нашли на следующее утро. Какой-то старичок выгуливал свою собаку в лесу неподалеку и наткнулся на тело. Мы с Ниной приехали туда, почти одновременно с полицией. Лукас скончался от многочисленных побоев и травм, несовместимых с жизнью, как мы обычно говорим. Выражаясь проще, его забили насмерть. Но его не просто били, Басель. Перед смертью над ним почти сутки издевались: тушили об него бычки, насиловали его бутылкой, а потом разбили её у него внутри, вырезали ему соски и сорвали ногти — много чего. У него была разорвана вся промежность. Следователь по делу — немолодой мужик, сказал мне, что такого безумия за всю свою жизнь не видел — Лукаса словно терзали животные. На нем натурально не было живого места. И практически до последнего часа он был жив. Судмедэксперт подтвердил, что Лукас умер всего за несколько часов до того, как его тело было обнаружено. Я… — Франсуа всхлипнул и судорожно затянулся сигаретой, чтобы не разреветься пьяными слезами. — Я хочу забыть, Бас, но я не могу! Эта картина стоит у меня перед глазами столько лет. Он лежал на спине совершенно голый, покрытый инеем. А в его руке… — Морель резко закинул голову назад, чтобы удержать слезы, и Баселю, у которого застыл от ужаса позвоночник, на мгновение показалось, что Франсуа сейчас завоет, как волк, столько отчаяния стояло в его глазах. — Эти суки отрезали ему член и вложили в его руку, — выплюнув это, Морель судорожно затянулся сигаретой, которая дотлела почти до фильтра, и отбросил её в сторону. Бычок ударился об асфальт, выбив сноп оранжевых искр, и погас в темноте. Они сидели молча.

— Кого-нибудь нашли? — наконец спросил Басель тихо, но Франсуа лишь помотал головой.

— Нет, конечно, — он пошарил по скамейке в поиске сигарет, но, найдя пачку, лишь сжал её в руке. — Нашли только заброшенный гараж, где его истязали. Да и тот сгорел при странных обстоятельствах через пару дней. По какому-то дикому, нелепому совпадению, он был всего метрах в ста от того места, где мы зависали. Ну вот просто рукой подать…

— Франсуа… — начал было Басель.

— Да ты погоди, это ещё не всё, — глухо произнёс Морель, наклоняя голову так низко, что Ромму пришлось приложить все усилия, чтобы расслышать его. — Ты дослушай… Через несколько дней после того, как тело Лукаса нашли, я наткнулся на голосовое сообщение, которое пропустил за всем этим кошмаром. Пока шло следствие, подготовка к похоронам, я ещё как-то держался, но это сообщение меня добило… Как звонок с того света. — Франсуа задохнулся.

Он хотел бы забыть этот голос, но он так много раз слушал эту запись, что она намертво осела в его мозгу, как пуля в голове, которую нельзя удалить, потому что тогда пациент неизбежно умрёт, и поэтому это воспоминание торчало обломком посреди его повседневной и такой обычной теперь жизни. Всегда здесь, всегда с ним, словно его вытатуировали на обратной стороне скальпа. Тревожный шёпот, наполненный ужасом и одиночеством. Голос человека, чувствующего, что за ним идёт сама смерть.

«Франсуа! Черт… да где же ты, друг?! Я, кажется, попал не по-детски… До меня докопались какие-то придурки. Идут за мной по пятам. Мне страшно. Я тут вроде спрятался, может, пронесет. Что-то мне подсказывает, что если они до меня доберутся, мне так просто не уйти. Так что… Слушай… Не самый подходящий момент, я знаю, но вдруг другого не будет. Я, кажется, люблю тебя, Франсуа… Нет, не так. Не кажется. Я точно тебя люблю. Всегда любил. Может, даже с первого класса. Я знаю, ты не такой. Я бы и не решился никогда, но… Мне легче будет, если ты будешь знать… Вот, черт!!!» — дальше звук чьих-то торопливых шагов и обрыв связи. Скорее всего, в тот момент его заметили.

— Ты понимаешь? — задушено поинтересовался Морель. Ромм промолчал. — Он любил меня, — произнес Франсуа медленно и понял, что он впервые произносит это вслух, — Он. Меня. Любил. Все эти годы. Зная, что я ничего не могу дать ему взамен. Он просто был рядом и был рад хотя бы этому. Он поэтому и пошёл ко мне на встречу через гаражи и темноту, не думая о подонках, которые могут его выследить. Он пошел туда, потому что хотел меня увидеть. А мне всё было пофиг. Я обкурился и спал на диване. Это всё случилось из-за меня… Мне теперь с этим жить. И это никуда не денется. Всё это теперь вот здесь, — Франсуа для наглядности постучал пальцем по черепной коробке и проникновенно наклонился к Баселю, обдавая того перегаром. — И ты знаешь, я раньше думал, пройдет… забудется. Но оно не проходит. Я просто научился с этим жить. День за днем, год за годом. Я только делаю вид, что я нормальный. Но мне никогда не стать таким, как прежде. На моих руках кровь моего друга, — теперь Франсуа откинулся на спинку скамейки и замолчал надолго.

— Понятно, — качнул головой Басель, тяжело вздыхая, — значит, ты решил трансформировать свое чувство вины в созидательную работу и теперь каждый день искупаешь свои грехи. Так ты оказался в полиции?

— Басель, тебе нужно было не в полицейские идти, а в психотерапевты — ты бы зарабатывал нереальные бабки, — невесело хмыкнул Франсуа. Ромм кивнул без тени улыбки. Он замолчал ненадолго, подбирая правильные слова. Что-то подсказывало ему, что от того, что он скажет сейчас, зависит многое. Он видел, его друг измучен и не первый год занимается самоуничтожением, выкладываясь на раскрытии иных дел так, что ещё несколько лет и он может оказаться в точке невозврата. И вот теперь Басель знал причину, и, возможно, мог что-то изменить. Если только ему удастся достучаться до друга.

— Послушай меня, — сказал он мягко, — я, конечно, не психолог. И я не буду тебя жалеть. Что-то мне подсказывает, что тебе это не поможет, да я и не умею. Единственное, что могу, это поговорить с тобой, как со следаком, и призвать на помощь твою логику, которой ты успешно пользуешься в своей профессии, но почему-то абсолютно на неё похерил по отношению к себе лично. — Франсуа удивленно повернул голову в сторону Баселя, ожидая чего угодно, только не холодного беспристрастного разбора ситуации. — Вот что я тебе скажу: твое чувство вины за смерть друга на первый взгляд кажется логичным. Ты не встретил Лукаса, и он погиб. Одно действие вытекает из другого. А на самом деле логики здесь нет никакой. Посмотри на ситуацию трезво. Ты не можешь так ставить вопрос о причинно-следственной связи. Ведь твоё долбоёбское поведение в тот вечер — только один из факторов формирования той роковой ситуации, при которой твоего друга убили. Причём фактор не определяющий и не единственный. А лишь один из многих. Ведь ситуация сложилась из разных моментов: времени прибытия Лукаса на станцию, времени прибытия туда же этих подонков, их настроение в тот вечер или, может, состояние алкогольного опьянения, которое спровоцировало их агрессию, путь, который Лукас выбрал к гаражам, да что угодно.

Франсуа продолжал обескуражено смотреть на Баселя. Более того, он постарался собрать свои мозги в кучу и внимательно слушал, что напарник скажет дальше.

— Для того чтобы сказать «это всё произошло из-за меня», человек должен быть в состоянии точно всё рассчитать и предусмотреть. Взвесить все возможные варианты развития событий и предпринять все необходимые меры. Но это невозможно. Потому что человек несовершенен. Он физически не в состоянии произвести такие расчёты.

Морель слушал его не перебивая. Он вцепился в скамейку руками так, что костяшки на его пальцах побелели.

— Я пытаюсь объяснить тебе, — терпеливо продолжал Ромм, — что твой поступок вне всякого сомнения был безответственным и глупым, и, вероятно, даже был первым в цепочке, приведшей к смерти близкого тебе человека, но это не значит, что он был решающим. Ты был молод и наивен. У тебя не было багажа знаний и опыта, позволяющего принимать более адекватные решения, — поняв, что Франсуа слушает его не перебивая, Басель продолжил, боясь остановиться хоть на секунду. — И потом, совершая этот первый поступок в звене, даже просчитывая всё на десять ходов вперёд, ты не можешь предугадать конечный результат. Потому что в эту цепочку могут вмешаться внешние факторы. Тебе надо объяснять, что такое субъективное, а что такое объективное?

— Нет, конечно, — слегка рассеянно ответил Морель, постепенно отходя от заморозки и включаясь в разговор. — Субъективные обстоятельства — это обстоятельства, зависящие от человека — субъекта, а объективные обстоятельства приходят извне.

— Правильно, — кивнул Басель. — А ты знаешь, что такое «Божий промысел», Цветочек?

— Что-то типа «всё в руках Божьих»? — неопределённо пожал плечами Франсуа.

— Именно! — обрадовался Ромм, получив ответную реакцию. — Другими словами, то самое объективное, из-за которого мы не можем предугадать конечный результат.

— Не знал, что ты религиозен, — криво усмехнулся Франсуа.

— А ты, вообще, многое обо мне не знаешь, — Басель достал из пачки очередную сигарету и прикурил. Пламя выхватило его лицо из темноты, и Морель понял, что тот не шутит. Он прикурил от протянутой ему зажигалки и задумался на некоторое время.

— Значит, получается, от нас ничего не зависит? — спросил он чуть спокойней.

— Нет, Цветочек, от нас как раз зависит очень многое, — ответил алжирец медленно. — Мы можем выбирать. Бог даёт нам это право выбора. Мы принимаем сотню решений в день. Мы можем сделать так или иначе. И должны при этом руководствоваться божьими заповедями. Но с другой стороны, как ты можешь сделать правильный выбор, не имея представления, чем всё может обернуться? Получается, что даже твоё неверное решение не может считаться проступком, ибо ты и представить себе не мог, чем всё закончится. Ты сделал ошибку, не встретив Лукаса. Ты должен был его встретить. Ты виноват в том, что его не встретил. Но только в этом. Ты не виноват в его смерти, Франсуа. Ты не мог её предугадать, — Басель перевёл дух и продолжил: — По неопытности или по разгильдяйству, но люди постоянно делают ошибки. Принимают неверные решения, делают неправильный выбор, и это нормально. Это жизнь. Без этого никак. Но дело в том, что смерть накладывает на всё свой отпечаток. Она заставляет на всё посмотреть по-другому и поэтому появляется огромное гипертрофированное чувство вины. Ты можешь нахамить человеку на улице, потому что у тебя день не задался и плохое настроение, и забудешь про это на следующий день. Но если у того, кому ты нахамил, в тот день случится инфаркт, ты запомнишь это навсегда. И будешь думать, что всё произошло по твоей милости. Но на самом деле причина была в том, что у человека слабое сердце, он забыл выпить лекарство и вообще здорово испугался, когда его чуть не сбила машина на пешеходном переходе. А конкретно о вашей ссоре он забыл через час. Франсуа, история не терпит сослагательного наклонения. Забудь. Нет никакого «бы». Ты не знаешь, что бы было, если бы ты пошёл встречать Лукаса. В конце концов, вас обоих могли убить те подонки. Может, Божий промысел и был в том, что тебе было суждено выжить. Выжить для того, чтобы пойти служить в полицию. Помочь другим. Да всё что угодно.

Франсуа сидел, чувствуя, как ледяная рука, державшая его за глотку всё это время, потихоньку разжимается. То, что говорил Басель, было ясно и логично, и в это так хотелось верить.

— Я, кстати, теперь понимаю, почему ты так вцепился в этого Ангела, — задумчиво сказал Ромм, — твоё чувство вины заставляет тебя проецировать свои проблемы на дела, которые ты ведёшь. Они похожи?

— Кто? Лукас и Ангел? — встрепенулся Франсуа и задумался. Он не допускал такой мысли, но… — Да, похожи… Чёрт, они действительно похожи… Не то чтобы внешне, но такие близкие по энергетике люди. Солнечные… Да, что-то есть, — Морель задумчиво отковыривал от бутылки этикетку.

— Понятно, всё сошлось: похожие повадки, музыкальная одаренность, просьба о помощи. Франсуа, не надо, — мягко, но настойчиво попросил Басель. — Слышал изречение: «Делай, что должен и свершится, чему суждено»?

Морель едва заметно качнул головой.

— Ты должен делать всё, что от тебя зависит, — жёстко сказал Ромм, — ты должен анализировать всю имеющуюся информацию и пытаться принять правильное решение, сделать свой правильный выбор. Тот выбор, который ты считаешь верным. Это твоя зона ответственности. То есть «Делай, что должен». Но! То, как ситуация сложится в конце концов, это результат взаимодействия множества факторов, из которых ты сам лишь один фрагмент мозаики. Ты не можешь нести ответственность за всё на свете. То есть «Будь, что будет». Иногда ситуацию нужно просто-напросто отпустить. Не кори себя за то, что произошло. Ты сделал всё, что от тебя зависело. Но, может быть, всё было именно так. Может быть, Ангел — действительно убийца.

Франсуа сидел потрясённый.

— Что же мне делать? — спросил он растерянно. Басель устало пожал плечами.

— Идти домой. Тебе надо поспать. Отдохнуть. Солюс же дал тебе выходной. Проведи время с Тамарой и Вадимом. И перестань мучить себя.

Франсуа прислушался к новому ощущению внутри, пытаясь своей пьяной головой вспомнить, как оно, собственно, называется. Облегчение — вспомнил он. Это чувство называется облегчение. Не сказать, чтобы его отпустило. Но он увидел, что, пожалуй, есть выход. В словах друга была своя логика и здравый смысл, и это сработало. Ему стало лучше. Внезапно ему чертовски захотелось спать. Спать у себя дома в своей кровати. Уткнувшись носом в шею Тамары и вдыхая её знакомый запах. Увидеть своего сына. И больше не думать ежедневно о том, что он не лучше убийц, осуждённых и сидящих в камере. Не исключено, шанс есть и всё наладится, сказал он сам себе.

— Спасибо, — искренне произнёс он, оборачиваясь к Баселю.

— На здоровье, — буркнул себе под нос Ромм, довольный, что достучался наконец до этого обормота, решившего взять на себя непосильное бремя вины. — Я надеюсь, за руль ты в таком состоянии не собираешься?

— Нет, — рассмеялся, поднимаясь со скамьи, Франсуа, — у меня есть Uber, — и он открыл приложение. Ближайшая машина находилась всего в пяти минуты езды он него. — А ты? — поинтересовался он у напарника.

— Да я ещё не решил, — Басель прикинул, не поздно ли заскочить к малышке Жюли. Они дошли до проезжей части молча, думая каждый о своём. Программа на смартфоне уже выдала Франсуа номер машины и имя водителя, когда его внимание привлёк магазин бытовой техники на противоположной стороне дороги. Все как один плазменные телевизоры на витрине показывали последние новости и, естественно, на всех экранах красовалось изображение Ангела. Франсуа поморщился и уже почти отвернулся, как картинка сменилась. Теперь экраны занимала другая фотография.

Сердце Мореля рухнуло куда-то в желудок и, не понимая, что он делает, он рванул к магазину прямо через проезжую часть, игнорируя несущийся на него поток машин. Оглушительно взвизгнули тормоза, раздался грохот. Басель с ужасом бросился за напарником, молясь, как бы его пьяный друг не закончил свой бренный путь под колёсами такси. Послышался звон чьего-то разбитого бампера. Франсуа, чудом избежав столкновения, добрался до противоположного тротуара и помертвевшими руками оперся о стеклянную витрину.

— Франсуа, ты совсем охренел?! — догнал его наконец Басель. — Тебе жить надоело? — но оборвал сам себя, наткнувшись на взгляд напарника.

— Это… — губы Мореля прыгали, и он не сразу смог произнести всю фразу. — Это… тоже не моя вина? — его голос сорвался, и в конце концов он просто указал Ромму на ряд экранов за стеклом. — Ведь это я должен был предусмотреть?!

Басель перевел взгляд вслед трясущийся руки Франсуа. Звука не было слышно, но это не требовалось. Внизу экрана, под фотографией Ирэн Дассини шла бегущая строка и Ромм, сфокусировавшись, наконец прочитал:

«Происшествие в шестом округе. Боксер-тяжеловес до смерти забил свою жену».

Глава 21