Ключ
Violetblackish======== Глава 27 ========
Пересекая площадь перед полицейским участком, Франсуа чувствовал себя в высшей степени неуютно. Неспешно прогуливающиеся откормленные сизые голуби, коих на брусчатке насчитывалось не меньше полусотни, выглядели не просто нахально, но в некоторой степени даже угрожающе. Никакой ассоциации с символом мира они не вызывали. Сначала Морель хотел обойти это взмахивающее крыльями море, но потом всё же устыдился, как-никак он взрослый сильный мужчина, и двинулся к крыльцу напрямик. Оправдывая его опасения, птицы не разлетелись, а нехотя разошлись в разные стороны — пешком и с недовольным утробным воркованием. Двигаясь сквозь недоброжелательную пернатую стаю, детектив всерьёз опасался получить что-то вроде удара клювом по темечку или тычка в спину. Поэтому, добравшись до противоположного края площади, он облегчённо вздохнул. Сестра Виттория уже ждала около входа, с интересом разглядывая его напряжённое лицо.
— Спасибо, что согласились помочь, — поспешил поблагодарить её Морель.
— Ну, я же сама предложила помощь, — улыбнулась монахиня.
Франсуа очень рассчитывал на сестру Витторию сегодня. Проблема в общении с местными карабинерами была даже не в языковом барьере — после разговора с отцом Пио в церкви Святого Бенедикта он убедился, что диалог на итальянском — не такая уж и проблема для него. Здесь же дело было в извечном профессиональном противостоянии. Он знал наверняка, что в итальянском управлении не обрадуются его визиту, и с вероятностью сто процентов предполагал, что для того, чтобы ему показали материалы дела, придется выдержать целую битву. Имея в напарниках монахиню, Франсуа рассчитывал ослабить негатив и неизбежное при взаимодействии двух систем напряжение. Всё же представители Бога на земле вызывали невольное уважение, а уж итальянцы и вовсе слыли ярыми католиками. По крайней мере, Морель надеялся, что его не выгонят взашей в первые же пять минут. Он вздохнул и принялся объяснять сестре Виттории свой план действий.
— Нам нужно найти материалы дела об исчезновении несовершеннолетнего Лоренцо Бертолини.
Брови сестры Виттории резко дёрнулись вверх.
— У Анжело был старший брат Лоренцо. В возрасте тринадцати лет сбежал из дома и его не нашли. Однако, в случае исчезновения несовершеннолетнего ребенка полиция обязана была завести дело, — объяснил монахине следователь.
Женщина потрясённо покачала головой. Очевидно, для неё новость о старшем брате Ангела была такой же неожиданностью, как и для самого Мореля несколько часов назад.
— Анжело никогда не говорил, что у него есть старший брат, — поделилась она удрученно, подтверждая его догадку. Франсуа кивнул.
— Энцо был трудным ребенком и плохо ладил с отчимом. После его побега Алессандро Бертолини впал в ярость и запретил любое упоминание о нём. Он даже выбросил все его вещи и уничтожил фотографии.
— Странная реакция для отца, — повторила вслух его мысли сестра Виттория. Детектив и сам так думал. Поразмыслив пару минут, он произнёс задумчиво:
— По словам их бывшей соседки, у Алессандро были большие планы на Лоренцо. Мальчик был солистом в хоре, которым руководил отец Алессандро, и внезапное исчезновение нанесло делу всей его жизни серьёзный удар, — Морель тряхнул головой. — Мне нужно посмотреть материалы дела, — сказал он решительно. — Может быть, тогда у меня будет больше информации. Но это не всё. — Сестра Виттория выжидательно смотрела на него, пока он собирался с мыслями. — Нужно попробовать найти записи о смерти самого Алессандро Бертолини. Он погиб при загадочных обстоятельствах, упав с большой высоты. А именно с колокольни собственного прихода в церкви Святого Бенедикта. Дело могли и не заводить, если признали, что смерть произошла в результате несчастного случая. Но на месте происшествия был несовершеннолетний Анжело, а это, в свою очередь, значит, что вызывали социального работника и составляли официальный рапорт. И вот на копию этого самого рапорта мне бы очень хотелось взглянуть. По крайней мере, мы попытаемся.
Сестра Виттория выглядела подавленной.
— Вы и этого не знали? — догадался Франсуа. — Анжело об этом тоже не рассказывал?
— Нет, — тихо призналась монахиня, — он не любил говорить о своём детстве и о том, как попал в приют. Для него это была закрытая тема. Мы не рассказывали друг другу о прошлом.
Морель тактично помолчал, давая сестре Виттории время собраться. Прикоснувшись к нагрудному кресту, та согласно кивнула.
— Я поняла вас, Франсуа, — она повернулась в сторону тяжёлой входной двери и мужчина поспешил взяться за отполированную до блеска медную ручку, чтобы открыть перед ней вход. Монахиня обернулась к нему и предложила:
— Давайте, говорить буду я? Объясню, кто вы и что требуется, а там посмотрим. Вы ведь меня не только как переводчика вызвали, но в большей степени как буфер между двумя системами правосудия?
Франсуа покраснел от её проницательности, но возражать не стал и покорно кивнул. Сестра Виттория улыбнулась:
— Не беспокойтесь, я всё понимаю. — И вошла в прохладный мраморный холл первой.
***
Комиссар, на рабочем столе которого красовалась табличка с именем Аурелио Росси, вежливо улыбаясь, слушал сестру Витторию и настороженно поглядывал на Мореля. Майор напряжённо вслушивался в плавную итальянскую речь сестры Виттории и делал вид, что не понимает ни слова. Монахиня тем временем представила его и, к удивлению детектива, добавила, что местная епархия раздумывает о возобновлении дела о трагической кончине одного из священнослужителей в связи с открывшимися новыми обстоятельствами. Сосредоточенно выслушав посетительницу, комиссар вопросительно посмотрел на Франсуа. Морель, всё поняв, вытащил удостоверение и протянул его должностному лицу. Аурелио внимательно изучил корочки и, взяв ручку, переписал номер удостоверения, а также фамилию и имя полицейского к себе в блокнот. Франсуа мысленно прикинул, какого рода неприятности сулит ему сегодняшний визит, и внутренне содрогнулся. Вернув удостоверение, комиссар вышел из кабинета и надолго исчез. Морель с сестрой Витторией напряжённо молчали, понимая, что сейчас решается вопрос о том, пускать ли в святую святых — местный архив — человека со стороны, пусть и собрата по профессии.
— У вас не будет неприятностей, если обман вскроется? — тревожно спросил Франсуа сестру Витторию. — Я имею в виду, что несуществующий запрос от местной епархии безусловно очень кстати, но это же не правда?
— Я же не сказала, что дело возобновили, — неопределенно пожала плечами молодая женщина, — ничего конкретного. И потом, если это поможет Анжело, всё остальное не имеет значения.
Они снова замолчали. Потекли минуты мучительного ожидания. В итоге, минут через пятнадцать, когда нервы Франсуа уже были на пределе, дверь в кабинет отворилась и комиссар Аурелио вошёл, неся в руках одну тоненькую папку. Он сел за стол, включил компьютер и молча защёлкал клавишами. Потом повернулся к сестре Виттории и заговорил, не глядя на французского коллегу. Монахиня выслушала и, быстро кивнув, повернулась к Морелю и стала переводить то, что тот уже и так понял.
— Дела по факту смерти Алессандро Бертолини не заводили, сделав заключение, что смерть произошла в результате несчастного случая: священник оступился и перелетел через низкую ограду, окружающую место, где располагается колокол. Но в системе остался рапорт карабинера, выезжавшего на место происшествия. Необходимая процедура, когда на месте происшествия находится несовершеннолетний. Карабинер вызвал социального работника и оставался с ребёнком до его приезда.
— Angelo Bertolini, — назвал имя мальчика Аурелио, расставляя ударения на средний слог на итальянский манер. Франсуа снова прикрыл глаза, на мгновение представив весь ужас ребёнка, на глазах которого погиб человек, заменявший ему отца с двух лет. Комиссар тем временем уточнял детали, поглядывая на экран:
— Родственников ребёнка обнаружено не было, и его отвезли в приют при монастыре Санта-Мария-делла-Грацие.
Морель кивнул. Ничего нового в этой информации не было. И всё же он попытался. Кивнул сестре Виттории, чтобы она перевела его слова, и спросил:
— Ничего необычного не нашли? Я имею в виду, место падения Алессандро Бертолини осматривали?
Монахиня прилежно перевела. Комиссар Аурелио недовольно нахмурился, подозревая, что его коллег пытаются уличить в халатности. Он отрицательно мотнул головой в ответ. И хотя Франсуа не понял, к чему конкретно относился этот отрицательный жест: к тому, что не нашли ничего необычного, или к тому, что осмотр просто-напросто не проводили, — уточнять тем не менее не стал. Его положение здесь и так было шатким. Вместо этого он кивнул на тоненькую папку на столе комиссара.
— А что по делу об исчезновении несовершеннолетнего Лоренцо Бертолини? — спросил он с надеждой, оценив тощесть канцелярской принадлежности, в которой, судя по всему, было совсем немного.
Сестра Виттория послушно перевела. Комиссар Аурелио уже было потянулся за папкой, принесённой им ранее из архива, как вдруг остановился на полпути и повернулся к Франсуа.
— Простая формальность, и всё же — не могли бы вы показать официальной запрос от французской стороны? — перевела, слегка побледнев, его сегодняшняя помощница, несмотря на то, что Морель и так уже всё понял. Он утвердительно кивнул и задумчиво обхлопал полы своего пиджака. Потом, сделав встревоженное лицо и словно не веря самому себе, торопливо проверил сначала правый, а затем и левый внутренний карман. Лицо комиссара стало непроницаемым. Франсуа развёл руками и с виноватой улыбкой посмотрел на коллегу полицейского.
— Переведите ему, пожалуйста, что запрос будет у него в течение часа, — попросил Морель сестру Витторию, — я обещаю.
Но Аурелио Росси, и так уже поняв эту безмолвную пантомиму, лишь покачал головой, показывая, что не может ради него пойти на должностное преступление. Он открыл ящик своего рабочего стола, небрежно кинул туда дело и задвинул его обратно. Далее аккуратно сложил руки на столе и улыбнулся французскому коллеге. Было понятно без слов: нет официального запроса — нет и документов. Но Морель и не думал отступать:
— Скажите ему, что он может не давать мне документы в руки, — предложил Франсуа, — пусть на словах скажет, что в них. Удалось что-нибудь узнать? И скажите ему, что с меня начальство голову снимет, если я опять облажаюсь. А официальный запрос будет у него в ближайший час — я попрошу выслать его из конторы напрямую на его личную электронную почту, я обещаю, — Морель попытался сыграть на общности проблем с субординацией. Сестра Виттория торопливо перевела, несколько раз показывая на ящик стола.
Комиссар колебался. Видя его метания, монахиня одобряюще улыбнулась ему и ласково кивнула. В конце концов Росси махнул рукой и, достав папку обратно, открыл её. Франсуа был прав: папка с делом о побеге Энцо Бертолини была практически пуста. Комиссар удовлетворённо кивнул и повернулся к Морелю. Перевод сестры Виттории не требовался.
— Здесь почти ничего нет, — виновато развел руками комиссар. — Единственное, что удалось установить, так это то, что Лоренцо Бертолини, вероятно, спрятался в багажном отсеке автобуса, отбывшего рано утром по маршруту «Триджиано — Льеж», и таким образом пересёк границу с Бельгией. Там, скорее всего, он незаметно выбрался из автобуса и растворился в толпе. Найти его не удалось.
***
— Как мне вас отблагодарить? — спросил Франсуа сестру Витторию, когда они через полчаса беседы выбрались на свежий воздух.
— Не стоит благодарности, — улыбнулась монахиня. — А впрочем… — было видно, что она колеблется. Взгляд её уткнулся во что-то на противоположной стороне площади. Морель проследил за направлением и увидел небольшое кафе.
— Может, чашечку кофе? — предложил он, лукаво улыбаясь, и сестра Виттория радостно кивнула. О том, что ей не хватает в монашеской обители именно кофе, Франсуа понял ещё во время своего визита в монастырь.
Через пять минут они уже сидели в небольшом уютном кафе и ждали свой заказ. Немногочисленные посетители с интересом поглядывали на странную пару за столиком: нервный, черноволосый, молодой мужчина, с тёмными тенями под глазами от постоянного недосыпа, и молодая женщина в полном монашеском облачении — представляли из себя странное сочетание. Официант принёс двойной эспрессо для Франсуа и огромную чашку капучино с белоснежной шапкой молочной пены для сестры Виттории. Морель с улыбкой наблюдал, как женщина надрывает уже четвёртый пакетик сахара, когда ему пришло в голову, что она ещё не знает о том, что Ангел в реанимации. Он прочистил горло и, как ни жалко было ему портить ей удовольствие от любимого напитка, приступил к малоприятному:
— Сестра Виттория, мне нужно сказать вам кое-что… — Та резко вскинула на него бархатные карие глаза.
— С Анжело случилось несчастье, не так ли? — сразу догадалась она. Франсуа кивнул, вновь поражаясь её проницательности.
Монахиня надолго замолчала, тщательно перемешивая сахар в чашке. Морель терпеливо ждал, не желая нарушать это молчание. Сведя идеальные брови в полоску, сестра Виттория положила ложечку на край блюдца и тихо сказала:
— Анжело сильный.
Франсуа вопросительно посмотрел на неё, ожидая, что она объяснит, что конкретно имела в виду.
— Он сильнее многих, кого я знала, — продолжила она. — Хотя, я понимаю, так сразу и не скажешь. Но ведь настоящая сила заключается не в мышцах, а в силе воли и духа. Анжело долго прожил в монастыре, а это место для сильных духом людей.
Следователь улыбнулся, пытаясь скрыть скепсис, но сестра Виттория всё же уловила его настроение.
— Вы зря улыбаетесь, — осекала она его строго. — Странно, почему-то принято думать, что в монастырь уходят неудачники и слабаки. На самом деле, требуется огромная сила воли, чтобы отказаться от всех мирских удовольствий. Это по плечу совсем немногим, уверяю вас. Так что, поверьте мне, в монастыре живут очень сильные люди.
Улыбка сползла с лица Мореля. Он в который раз ошибся в отношении этой молодой женщины.
— А Анжело… Анжело, как дерево с искривлённым стволом. Он многое вынес, но выжил, и всё, что он перенёс, оставило на нём след, но не сломило его. Хотя и наложило неизгладимый отпечаток на его характер, — констатировала монахиня.
Франсуа согласно кивнул.
— Пожалуй, вы правы, — не стал он перечить ей, — судя по всему, испытаний на его долю выпало немало. Уже одно то, что он потерял сначала мать, потом старшего брата — слишком для ребёнка, но когда на его глазах погиб отчим… Это уж. — Он замолчал, представляя себе ужас маленького мальчика. — Я всё думаю, сколько времени он провёл один там, на колокольне, прежде чем за ним пришли, и что при этом испытывал?
Сестра Виттория покачала головой.
— Он ничего не говорил об этом. Никогда не вспоминал. Словно детства и не было. Человеческая психика очень интересно устроена. Порой она позволяет нам избавиться от неприятных воспоминаний. Мы любим вспоминать только хорошее. Плохое стирается, как ненужный хлам. Я думаю, это защитный механизм. Но, по-видимости, в детстве Анжело произошло что-то действительно ужасное, если его мозг решил стереть почти все его детские воспоминания.
В эту минуту телефон в кармане следователя завибрировал. Франсуа взглянул на экран и усмехнулся: мадам Морель обладала какими-то сверхспособностями угадывать, что супруг находится в компании другой женщины и, видимо, даже тот факт, что Виттория — монахиня, не играл роли. Франсуа извинился и вышел на улицу, прижимая телефон к уху плечом. Краем глаза он заметил, как блаженно улыбнулась молодая монахиня, делая свой первый за много лет глоток кофе.
Он вернулся обратно, обладая целым ворохом разнообразных фактов о росте, весе и состоянии стула Мореля-младшего. Сестра Виттория встретила его с улыбкой.
— Не жалеете? — спросил её напрямую Франсуа.
— О чём? — не поняла сестра Виттория. А, впрочем, Морелю показалось, что она лишь сделала вид, что не понимает его вопрос.
— О том, что ушли в монастырь, — пояснил он. — Почему, кстати, вы это сделали? Вам не нравилась мирская жизнь?
Женщина медлила. Франсуа видел, она решает для себя вопрос, стоит ли пускаться в дискуссию сугубо личного характера с незнакомым следователем из Франции.
— Я отвечу на ваш вопрос, — сказала она, наконец, — но при одном условии.
Детектив посмотрел на собеседницу с интересом.
— Вы, в свою очередь, обещаете честно ответить на один мой вопрос, — озвучила своё требование сестра Виттория совершенно серьёзно.
— О'кей, сделка, — усмехнулся Морель и протянул над столом руку. Сестра Виттория совершенно по-деловому пожала её и сделала глоток кофе, собираясь с мыслями.
— Мне нравилась мирская жизнь, — произнесла она очень медленно. — Мне нравилось в ней всё, месье Морель. Всё, кроме одного. Меня самой.
Франсуа удивлённо посмотрел на неё, а она спокойно продолжала.
— Я. Я себе в этой жизни не нравилась, — и она замолчала. Её ласковая улыбка сползла с лица, и теперь она казалась очень усталой и не очень молодой. Морель ждал. Она поймала его взгляд и горько усмехнулась.
— Я не люблю рассказать свою историю, хотя бы потому, что она ужасно банальна, а я всю жизнь избегала банальностей. Каково же мне было самой оказаться в такой пошлости, что случилась со мной по молодости, — она постучала по чашке коротко остриженным ногтём и пояснила: — Всё до абсурда банально — я влюбилась. Влюбилась страстно и отчаянно. Так, как можно влюбиться только в шестнадцать лет. Он был красив, умен и, естественно, намного старше меня. В нём всё было прекрасно, и он тоже любил меня. Было только одно «но», — Виттория горестно усмехнулась и посмотрела в окно, словно не решаясь взглянуть на Франсуа. — Он был женат, — она снова недолго помолчала, а потом продолжила, очевидно, решив выговориться — впервые за долгие годы. — Мне бы очень хотелось обвинить его во всех грехах, но я не могу. Он был предельно честен со мной. Он сразу рассказал про жену и предупредил, что развода не будет. Но для меня это не имело значения. Тогда мне хотелось одного, чтобы он был рядом. И потом я думала, что несмотря на его заявление, в жизни многое может сложиться не так, как мы планируем. Я надеялась, что со временем он всё же изменит своё решение. Но всё произошло совсем не так.
Над маленьким столиком в уютном кафе снова повисла пауза. Франсуа не торопил молодую женщину, а она опустила голову и плечи, снова вернувшись в свою прошлую жизнь. Монахиня словно уменьшилась в размерах. Морель уже думал, что она не сможет больше говорить на эту тему, но она продолжала.
— В один прекрасный день он сказал, что его жена ждёт ребенка, и для меня всё рухнуло. Потому что мужчина может развестись с женой. В этом нет ничего необычного — люди иногда разводятся, но вот ребенок, — голос сестры Виттории треснул, — ребёнок всё меняет. Невозможно развестись с собственными детьми. Я же хотела, чтобы он принадлежал мне и только мне одной, — она нервно потёрла пальцами лоб и, сделав извиняющий жест, отпила из своей чашки. Видно было, как трудно ей даётся рассказ.
— В одночасье все мои надежды рухнули, — продолжила наконец сестра Виттория, — этот ребёнок изменил цвет моей жизни на чёрный. И я возненавидела этого, ещё не родившегося ребёнка. Это было странно, ведь к его жене я совсем не испытывала негативных чувств. Напротив, я почти жалела её — потому что он изменял ей со мной. А вот ребёнка я возненавидела так сильно, что стала желать ему смерти.
Франсуа невольно вздрогнул, а сестру Витторию было уже не остановить. Теперь она говорила торопливо, словно боясь, что у неё не хватит духу закончить.
— Нет, не подумайте, я ничего специально не предпринимала. Но я надеялась… Надеялась, что произойдет какая-нибудь досадная неприятность и его жена потеряет это дитя. Это стало мечтой моей жизни, её смыслом. Я в ту пору просто горела чёрным злым огнем ненависти. Господи, как же мне сейчас стыдно! — воскликнула она и прижала ладони к пылающим щекам, пытаясь успокоиться. Прошло минут пять, прежде чем она была в состоянии говорить.
— По счастью, ни с ребёнком, ни с матерью ничего не случилось, и в положенный срок малыш родился на свет. У того, кого я любила, тоже всё сложилось хорошо. Сейчас он большой чин во французской полиции, член Ордена Почетного легиона и у него уже трое детей. — Франсуа на секунду подумал о Солюсе, но эта мысль была так абсурдна, что он тут же отогнал её. — А я… — запнулась Виттория, — я словно увидела себя со стороны. Увидела и испугалась. Испугалась своей ненависти, своей злобы. Я так сильно была себе противна, что решила сменить обстановку и уехать. Какой-то период бесцельно колесила по Европе, не получая от новых впечатлений никакого удовольствия. Я была пуста, высушена и измучена. Волей случая меня занесло в монастырь Санта-Мария-делла-Грацие — в обители можно переночевать за чисто символическую плату. Я пришла за ночлегом, а осталась навсегда. Потому что первый раз за много лет ощутила спокойствие и мир в душе. Мне сложно объяснить это вам, но моя злость на весь мир: на моего возлюбленного, на его семью и прежде всего на себя саму — наконец ушла. Я словно оказалась там, где и должна была быть. Сначала я осталась на пару недель, потом на месяц, потом на год. А затем матушка-настоятельница предложила мне стать послушницей. Все вокруг ждали, когда я одумаюсь, ведь к Богу нельзя приходить от горя и отчаяния. Но со временем я поняла, что моя прежняя история здесь совершенно ни при чем. Разве что косвенно, потому что она привела меня в это святое место. А вот призвание служить Богу было во мне всегда. Просто очень глубоко во мне сидело. Так что, — развела руками сестра Виттория, — я могу вернуться в мирскую жизнь хоть сейчас. Но… — глаза монахини заволокло вязким туманом, — я не хочу. А может, банально боюсь. Я отвыкла от жизни. А ещё больше не хочу никому причинять боль. Лучше останусь, где я есть, и буду молиться за того, перед кем виновата, и за его семью каждый день. Может, когда-нибудь Всевышний простит мне мой грех.
Она улыбнулась Франсуа и снова сделала глоток кофе. Когда сестра Виттория поставила чашку обратно на блюдце, над её верхней губой красовались усы из молочной пены. Морель подавил в себе желание протянуть руку и вытереть остатки капучино у неё из-под носа. Вместо этот он протянул ей салфетку. Она смутилась и вытерла лицо.
— Теперь ваша очередь ответить на мой вопрос, — сказала она, комкая использованный бумажный квадратик в кулаке. Франсуа кивнул. — Зачем вы всё это делаете? — спросила она и, видя, что он ничего не понял, пояснила: — Зачем вы здесь? Ведь судя по тому, что писали газеты, Анжело уже предъявлено обвинение. И более того, он во всём признался. А это значит, что ваша работа почти закончена. Ведь так?
Морель утвердительно кивнул.
— Тогда зачем вы приехали? — спросила сестра Виттория напрямик. — Что вы ищите и чего хотите?
Франсуа пришлось надолго задуматься. Сама того не ведая, сестра Виттория задала ему вопрос, который мучил его самого.
— Я не знаю, — ответил он ей честно. — Наверное, дело в том, что я просто поверил ему, — сказал он, зная, что сестре Виттории не нужно объяснять, кого именно он подразумевал. За окном сгущались сумерки и, вдруг, повинуясь какому-то непонятному порыву, Франсуа сунул ладонь в карман пиджака. Нащупал тяжёлый ключ, данный ему бабулей Бибиэной утром, и со всей силы сжал в кулаке. Словно это и правда могло помочь.
Сестра Виттория, неожиданно протянув руку над столом, погладила его по щеке. Франсуа вздрогнул, но не отклонился, принимая ласку.
— Я помолюсь за вас, Франсуа, — сказала монахиня, глядя на него глазами Мадонны, — хоть вы и не верите.
— Помолитесь лучше за Анжело, — горько усмехнулся Морель.
— За Анжело я молюсь, не переставая, с того дня, как он покинул монастырь, — отозвалась сестра Виттория. — Но, как видите, ему это не сильно помогло. А у вас ещё есть шанс на спасение.
***
Тем временем в нескольких километрах от старого кафе, где разговаривали усталый следователь и молодая монахиня, в своей келье, на узкой жёсткой кровати умирала старая мать-настоятельница. Она шла навстречу Господу Богу спокойно, без тени тревоги и с улыбкой на лице. Анна-Мария не боялась встречи со Спасителем и ей не в чем было себя упрекнуть. Она посвятила ему всю свою жизнь. С самого детства Анна-Мария знала, что хочет быть именно монахиней, и упорно шла к задуманному, проявив стойкость и упорство, даже когда семья, шокированная данным выбором, пыталась остановить её. Лишь оказавшись в обители, она вздохнула спокойно. Словно вернулась домой после долгого путешествия. С тех пор она посвятила свою жизнь служению Господу Богу и усомнилась в милости его лишь один раз. В день, когда в приютский монастырь привели странного мальчика с удивительными карими глазами. Она смотрела эти спокойные ясные глаза с золотой каймой и ей казалось, что её затягивает в воронку.
— Всё будет хорошо, милый, — погладила она его по волнистым мягким волосам, и он поднял взгляд, с любопытством разглядывая её. Он не выглядел потерянным или испуганным, как это часто бывает с детьми, попавшими в приютские стены.
— Он не полетел, — сказал он тихо.
— Что, прости? — оторопела она.
— Все говорили, он — святой. Что он настоящий ангел во плоти, а он не полетел, — снова заговорил мальчик, и по спине старой монахини прошёл ледяной волной арктический холод. — А знаете, что? — мальчик перешёл на доверительный шепот, и монахиня, повинуясь его жесту, наклонилась ниже, чтобы расслышать то, что он скажет. Мальчик жарко зашептал ей прямо в ушную раковину, обдавая её горячим дыханием. — Я знал, что он не полетит. Потому что никакой он не ангел! Ангел не мог причинить столько боли, — сказал мальчик и положил узкую ладонь себе на шею, прикрывая шнурок, уходящий в вырез рубашки. У монахини пересохло во рту. На шее ребёнка висел — нет, не крестик, как ей показалось вначале, — а обычный железный ключ.