Ключ
Violetblackish======== Глава 26 ========
Колокольня церкви Святого Бенедикта была видна издалека. Франсуа не особо разбирался в архитектуре, но и его скудных познаний было достаточно, чтобы понять, что церковь старая и выполнена, вероятно, в готическом стиле. Видно было, что толстые стены из серого стёсанного камня пережили не одно столетие. Сама колокольня располагалась по центру переднего фасада, придавая всему сооружению вид кулака со вскинутым в неприличном жесте средним пальцем. Впрочем, Морель надеялся, что такие ассоциации возникли только в его больном воображении. Он поёжился и прошёл внутрь.
В церкви было тихо и прохладно. Шаги детектива гулким эхом отдавались где-то под теряющимся в темноте сводом. Алтарь, выхваченный из полумрака тёплым светом зажженных свечей, манил подойти и преклонить колени. Франсуа замер в нерешительности. Он давно не молился и не просил Бога явить свою милость, потому что знал — это бесполезно. Ты не выторгуешь себе у небес специальных условий, как не дано тебе знать, что несёт с собой завтрашний день или даже секунда. Но человек слаб и иногда ему так хочется верить в защиту извне. В нечто большое и нерушимое, что может взять под свою опеку и подарить высшую благодать. Полицейский вздохнул. Воздух над десятками свечей плыл и плавился, неся волну тепла и запаха горячего воска. Мужчина прикрыл глаза, чувствуя головокружение. «Это от недостатка кислорода», — попытался он объяснить себе своё состояние, призывая на помощь голос разума. Морель встряхнулся и вскинул голову, открывая глаза. Взгляд тут же наткнулся на большое, потемневшее от времени деревянное распятие, и, к своему ужасу, Франсуа увидел вместо лица Спасителя совсем другое лицо. Усталое, худое, с тёмными кругами от растёкшейся подводки вокруг глаз. Похоже, мозг, измученный вечным недосыпом и постоянным нервным возбуждением, решил сыграть с ним злую шутку.
Вежливое покашливание вывело его из транса.
— Cosa posso fare per te, figlio mio? (Здесь и далее ит. — Я могу тебе помочь, сын мой?) — немолодой седоволосый священник с ласковыми карими глазами стоял у Франсуа за спиной. Следователь вздрогнул и стал неуклюже подбирать давно забытые итальянские слова.
— Qui una volta servito il padre Alessandro… (Здесь и далее ломаный ит. — Здесь когда-то служил отец Алессандро…)
При этих словах собеседник Мореля погрустнел и осенил себя крёстным знамением.
— Si. Padre Alessandro. Terribile tragedia. (- Да, отец Алессандро. Ужасная трагедия), — священнослужитель кивнул куда-то за спину Франсуа, и следователь обернулся, повинуясь его жесту. У самого алтаря отливала золотыми буквами небольшая каменная плита, на которой значилось имя Алессандро Бертолини. — Questo ė un segno memorabile installato qui in suo onore. Quello che ha fatto per la nostra chiesa e difficile sottovalutare. Uomo eccezionale. Era un vero angelo nella carne. (- Этот памятный знак установлен здесь в его честь. То, что он сделал для церкви, сложно недооценить. Выдающийся человек. Он был настоящим ангелом во плоти).
— Lo… cono… conoscevate? (- Вы знали… его?) — поинтересовался Морель, с облегчением замечая, что понимает практически всё, что говорит священнослужитель. Основная сложность состояла в том, что он толком не мог говорить сам.
— No, purtroppo non è successo. Ho guidato la parrocchia dopo la sua morte e non era facile, considerando quanto abbiameto e amato padre Alessandro ha usato qui e sotto quali circostanze tragiche è morto. Mi chiamo Pio. Padre Pio. (- Нет, к сожалению не довелось. Я возглавил приход после его смерти, и это было непросто, учитывая, каким доверием и любовью пользовался здесь отец Алессандро и при каких трагических обстоятельствах погиб. Меня зовут Пио. Отец Пио), — настоятель протянул Франсуа руку и тот пожал тёплую ладонь.
— Fransua Morel. Sono un amico della famiglia. È venuto a onorare la memoria. (- Франсуа Морель. Я… друг семьи. Пришёл почтить память). — Франсуа чувствовал, что говорить ему всё легче. В мозгах словно открылись дверцы шлюза, и итальянские слова, заученные в молодости, всплывали на поверхность сами собой, без особых на то усилий. — È successo qui? (- Это случилось здесь?)
Отец Пио кивнул и движением головы показал на неприметную низкую дверь с правой стороны от входа, судя по всему, ведущую на колокольню. Руки священника почти не двигались и были покорно сложены на животе. Морель заметил, что настоятель старается не делать лишних движений, скорее всего, выработав за годы церковной службы свой собственный неторопливый ритм.
— È successo una domenica. I parrocchiani si erano appena riuniti per la mattina. Egli cadde proprio davanti all’ingresso, sul portico. Le persone erano in uno shock terribile.
(- Это произошло в воскресенье. Прихожане как раз собирались на утреннюю мессу. Он упал прямо перед входом, на крыльцо. Люди были в страшном шоке).
— Cosa stava facendo lì, sul campanile? (- Что он делал там, на колокольне?) — удивился детектив. — E prima… della massa? (Да ещё перед… мессой). — Отец Пио пожал плечами.
— C'è un bellissimo ponte di osservazione — una splendida vista di tutta la città. Questo campanile è il nostro orgoglio. Altezza: settantadue metri, duecentocinquanta gradini. Poi chiunque potesse salire e ammirare i paesaggi. Ma dopo quel terribile caso, l’ingresso al campanile era chiuso. (- Там прекрасная смотровая площадка — замечательный вид на весь город. Эта колокольня — наша гордость. Высота семьдесят два метра, двести пятьдесят ступеней. Тогда любой мог подняться туда и полюбоваться пейзажами. Но после того трагического случая вход на колокольню закрыли).
— E che dire… (А как же…), — Морель запнулся, вспоминая потерявшееся итальянское слово.
— Campana? (Колокола?) — подсказал отец Пио.
— Да-да. Колокола, — кивнул Франсуа. Он все же спотыкался через слово. Хотя всё было не так страшно, как ему показалось в начале.
— Ora abbiamo un sistema di richiamata. In ogni caso, dovrebbe essere fatto. Era difficile per il suono della campana per superare duecentocinquanta passi ogni giorno.
(- Теперь у нас установлена система автозвона. Это в любом случае следовало бы сделать. Звонарю было сложно каждый день преодолевать двести пятьдесят ступеней). Франсуа помолчал — как любому, не очень хорошо владеющему языком человеку, ему требовалось сначала построить фразу в голове, а уж затем озвучивать её. Поэтому разговор шёл с паузами и заминками.
— Come è successo? (- Как это произошло)? — определившись, задал он вопрос.
Отец Пио вздохнул.
— Dicono che è appena scivolato. C'è un parapetto di pietra molto basso sopra, e il giorno prima che pioveva. Probabilmente ha perso il suo equilibrio. (- Говорят, он просто поскользнулся. Там, наверху, очень низкий каменный парапет, а накануне шёл дождь. Вероятно, он из-за этого потерял равновесие).
— Potrebbe essere… un suicidio? (- Могло это быть… самоубийством?) — спросил детектив и прикусил язык, заметив, как быстро метнул на него взгляд отец Пио. Наверняка не следовало пользоваться полицейскими штучками, если уж он представился другом семьи. По счастью, настоятель не стал вникать в особенности поведения темноволосого молодого человека с сильным французским акцентом, лишь покачал головой.
— No, no, mio figlio. Padre Alessandro era un sacro ministro e sapeva benissimo che questo era il peccato più terribile davanti a Dio. Questo peccato è così pesante che i suicidi non seppelliscono e seppellire nel cimitero richiede autorizzazione scritta dall’eparchia locale. Padre Alessandro non poté fare a meno di sapere questo. E poi, anche se ammetto un tale pensiero terribile, non lo farebbe sicuramente con il bambino. (- Нет-нет, сын мой. Отец Алессандро был священнослужителем и хорошо знал, что это самый страшный грех перед Богом. Грех этот столь тяжек, что самоубийц не отпевают, и для захоронения на кладбище требуется письменное разрешение от местной епархии. Отец Алессандро не мог не знать этого. Да и потом, даже если и допустить такую ужасную мысль, он бы совершенно точно не стал делать этого при ребенке), — быстро и тревожно затараторил он.
Франсуа едва понимал, что говорит священнослужитель. Но, услышав последнее слово, почувствовал, как его сердце рухнуло в желудок и тошнота волной поднялась к горлу.
— Bambino…? (Ребёнок…?) — переспросил он внезапно охрипшим голосом.
Отец Пио утвердительно кивнул и, словно не надеясь, что иностранец понимает его правильно, ребром ладони показал рост ребенка — себе под грудной клеткой.
— Si-si! Bambino! Il giorno della sua morte, padre Alessandro era al piano di sopra con il figlio. (- Да-да! Ребёнок! В день смерти отец Алессандро был наверху со своим маленьким сыном).
— Анжело, — прошептал Морель.
— Si-si! Angelo! — снова энергично закивал настоятель.
Франсуа понял, что ему нужно собраться с мыслями.
— Posso andare lassù? (- Я могу подняться туда?), — он кивнул в сторону двери. — Posso andare lassù? (Наверх?)
Священнослужитель явно колебался. Морель понял, чего тот опасается. Будучи следователем, он по своему опыту знал, как привлекательны становятся места чужой гибели для людей с нестабильной психикой. По долгу службы он не раз сталкивался с тем фактом, что стоило кому-нибудь спрыгнуть с моста, дабы свести счёты с жизнью, как тут же с этого самого моста совершалось ещё несколько прыжков. Смерть словно метила такие места. Он очень хорошо понимал, зачем закрыли дверь на колокольню.
— Per favore, — мягко сказал он, глядя настоятелю в глаза, — Vorrei onorare la memoria di mio padre Alessandro. Puoi venire con me se vuoi. (- Мне бы хотелось почтить память отца Алессандро. Вы можете подняться со мной, если хотите), — предложил Морель, хорошо помня слова о двести пятидесяти ступенях и сильно надеясь, что немолодой священнослужитель не полезет с ним на такую высоту. Его предположения оказались верны. Отец Пио поспешно помотал головой.
— No, mio figlio. Vai da solo. Invio la memoria di padre Alessandro dopo aver letto una preghiera qui all’altare. (- Нет, сын мой. Ступай один. Я почту память отца Алессандро, прочитав молитву здесь, у алтаря), — со вздохом произнёс он. — Vado a prendere la chiave. (Пойду принесу ключ).
Франсуа ненадолго остался один. Он задумчиво рассматривал памятную табличку у своих ног и старался взять себя в руки. Расследование, которое, казалось, застряло на одном месте, вдруг понеслось со скоростью звука. Новые факты сыпались на него один за другим. Впрочем, факты странные и, не исключено, не имеющие никакого отношения к убийству продюсера. Однако Морель работал следователем не первый год и хорошо знал, что даже самая незначительная деталь может стать решающей в раскрытии преступления и нельзя пренебрегать никакой информацией. В этом и состояла работа следователя — в сборе и переработке огромных пластов разрозненных фактов и догадок. В конце концов отец Пио вернулся, задумчиво перебирая в руках массивную связку. Он кивнул Франсуа и направился к двери, ведущей на колокольню.
— Non sono mai stato lì. (Я никогда не был там), — сказал он виноватым тоном и застенчиво улыбнулся. — Ho paura delle altezze. Lì il maestro sale, per controllare la solidità delle campane e poi solo una volta all’anno. Sembra che questo…
(Боюсь высоты. Туда поднимается мастер, для того чтобы проверить исправность колоколов, да и то — только раз в год. Кажется, этот,), — сказал он, задумчиво рассматривая большой тяжёлый ключ, потом неловко вставил его в замочную скважину и попытался провернуть. Руки его подрагивали.
— Mi permetta di, (- Позвольте мне), — мягко отстранил его Морель, беря дело в свои руки. Ключ двигался с трудом. Франсуа, приноровившись, провернул его в замочной скважине и толкнул дверь, однако та не поддалась. От старости и сырости толстое деревянное полотно повело и заклинило. Мужчина надавил плечом, но безрезультатно. Отец Пио молча наблюдал за ним, стоя поодаль. Франсуа напрягся, его лоб покрылся испариной. Он сдул отросшие пряди волос с глаз и навалился на препятствие со всей силы. Дверь вздрогнула и со скрипом поддалась. Из тёмного проёма на Франсуа пахнуло затхлостью.
— Ti aspetto qui, mio figlio. (Я подожду тебя здесь, сын мой), — тихо сказал отец Пио. Морель кивнул и шагнул в темноту, чувствуя, как легко щекочет лицо старая паутина.
***
Винтовая лестница, спиралью уходящая ввысь, практически не освещалась. Первое крошечное окошко располагалось на высоте десяти метров от основания лестничного пролёта. Очевидно, раньше здесь было установлено дополнительное освещение, которым давно перестали пользоваться, но Франсуа не хотелось тратить время на поиски выключателя. Он стал продвигаться на ощупь, аккуратно ставя ноги на крутые каменные ступени. Постепенно его глаза привыкли к темноте и он стал двигаться быстрее. Подъём был нелёгким. Даже регулярно проходящему физподготовку полицейскому стоило большого труда взобраться наверх. Несколько раз он останавливался и переводил дух, держась рукой за прохладную каменную кладку, но затем снова продолжал свой путь. Наконец, прохладный ветерок и отблеск дневного света возвестил его, что он близок к своей цели, и спустя несколько минут Морель, задыхаясь, вывалился на смотровую площадку. Несмотря на серьёзность ситуации, у него тут же захватило дух от восхищения. День был солнечный, и перед ним раскинулось бескрайнее синее небо, в котором не было ни облачка. Под ногами плыл старый город, укутанный синеватой дымкой. Франсуа закрыл глаза и подставил лицо тёплым лучам. Здесь было тихо. Звуки улицы практически не доносились до его ушей. Вся суета мирской жизни осталась внизу. Более подходящего места для того, чтобы остаться наедине с собой и отдаться своим мыслям, и придумать было нельзя. Тем не менее в день смерти Алессандро Бертолини был не один. Он поднялся сюда со своим девятилетним сыном Анджело. Франсуа представил себе мирный, солнечный, воскресный день, прихожан, собирающихся на утреннюю мессу и большое мужское тело, камнем полетевшее вниз, хлопая полами рясы, словно огромная чёрная птица крыльями. Но, что самое страшное, Морель словно воочию увидел пару карих детских глаз, наблюдавших всё это. Следователь содрогнулся, представив, что мог пережить ребёнок в тот мирный солнечный день. Сколько времени прошло, прежде чем его нашли здесь карабинеры, выехавшие на место происшествия? Что он чувствовал, оставшись абсолютно один на высоте семидесяти двух метров над землёй? Понял ли он, что теперь остался только он один и больше нет ни матери, ни старшего брата, ни отчима, заменившего ему отца? Дали ли ему попрощаться с родным домом или сразу отвезли в монастырский приют? И как это повлияло на детскую неокрепшую психику?
Но время неумолимо мчалось вперед. Франсуа, стряхнув с себя оцепенение, вздохнул и огляделся. Пора было задвинуть подальше эмоции и вспомнить про работу следователя.
Смотровая площадка представляла собой узкий проход, опоясывающий открытое пространство с главным колоколом посередине. Каменная балюстрада, через которую перевалился отец Алессандро, была действительно невысокой. Поверх каменной кладки были вкручены дополнительные железные поручни, но, приглядевшись, Морель понял, что они были установлены сравнительно недавно. Видимо, с целью обеспечить дополнительную безопасность после того, как отсюда сорвался человек. Франсуа примерился. Он был среднего роста и ему парапет едва доходил до талии. Алессандро Бертолини, судя по фотографии, был высоким. Полицейский прикинул в уме и предположил, что рост тогдашнего настоятеля церкви был больше ста восьмидесяти сантиметров. В таком случае — балюстрада, скорее всего, доходила ему до бедра. Морель встал рядом с парапетом и постарался перегнуться через него, чувствуя, как бухает в груди сердце и кружится голова. Даже при таком раскладе балюстрада была достаточным барьером, способным предотвратить падение. Если, конечно, человек не делал никаких резких движений и стоял спокойно. Франсуа задумчиво оглядел узкое пространство, не предполагающее большой активности, и снова подошёл к парапету. Вполне возможно, что Алессандро Бертолини сильно перегнулся через перила перед тем, как упасть. Вопрос — зачем?
***
Отец Пио дожидался Мореля внизу. Вид у него был встревоженный. Увидев детектива, он облегчённо вздохнул. Франсуа поблагодарил его и помог закрыть дверь обратно.
— Padre Alessandro, tra l’altro, ha diretto il coro, vero? (Отец Алессандро помимо всего прочего руководил хором, не так ли?) — спросил Морель отвлечённо, ещё находясь под впечатлением от нахождения на большой высоте. — Il coro esiste ancora? (Хор всё ещё существует?)
Отец Пио печально покачал головой.
— Al desiderio — no. Il coro si tiene solo sull’entusiasmo di Padre Alessandro e del suo. Appena andato via — il coro crollò. (К сожалению — нет. Хор держался только на энтузиазме отца Алессандро и его страсти к музыке. Как только его не стало — хор распустили.)
Франсуа кивнул и протянул священнослужителю руку, прощаясь и торопясь выбраться на свежий, по-летнему тёплый воздух. Там, не покидая церковных ступеней, он достал мобильный и набрал номер, данный ему сестрой Витторией.