Ключ
Violetblackish======== Глава 25 ========
(продолжение)
Морель сделал глоток кофе и из него мигом вышибло дух. Он закашлялся, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.
— Это corretto, — пояснила бабуля Бибиэна, спокойно наблюдая за страданиями мужчины, — кофе с граппой.
Судя по вкусу, соотношение граппы и кофе в чашке было три к одному. Детектив поискал глазами, куда бы поставить напиток и, в результате аккуратно пристроил свою чашку на хлипкий кофейный столик. Бабуля Бибиэна расположилась в кресле напротив него, с кряхтением водрузив свои ноги в толстых синих колготках на низенький древний пуфик. Она, с удовольствием жмурясь, прихлёбывала из своей чашки. Франсуа украдкой покосился на часы, отмечая, что время только девять утра, и хмыкнул про себя. Он уже собирался напомнить бабуле про свой вопрос, но она опередила его. По всей видимости, с памятью у неё был полный порядок.
— Так зачем тебе знать про семью Бертолини, милый? — спросила бабуля Бибиэна, внимательно рассматривая Франсуа.
Морель молча протянул старушке удостоверение, уже смирившись, что без него разговаривать с ним не хотят. Старушка ловко выхватила корочки из его руки и нацепила на нос очки, болтавшиеся на её шее на пёстром засаленном шнурке. Поднесла удостоверение к носу и удовлетворенно хмыкнула.
— Теперь понятно, — протянула она, отдавая удостоверение обратно. — Ну что ж, спрашивай.
— Так вы хорошо знали своих соседей? — Франсуа достал из кармана пиджака блокнот и карандаш.
— Очень хорошо, — кивнула старушка, — дом принадлежал ещё родителям Алессандро. Его отец, так же как и он, был учителем музыки, а вот Мария была приезжей. Откуда-то с севера. Она мало что о себе рассказывала, но это было слышно по её говору.
— Отчим Анжело был учителем музыки? — уточнил следователь, делая первую пометку в блокноте и думая про себя, что это логично, особенно учитывая способности Ангела. Значит, отчим развивал талант мальчика с малых лет. Бабушка Бибиэна кивнула и снова отхлебнула из своей чашки.
— Он руководил хором. Ты что-нибудь слышал о хоре мальчиков Святого Бенедикта? — спросила она детектива. Морель порылся в памяти, но — тщетно.
— Ну, да! — вспомнила Бибиэна. — Ты же француз! Хор был и правда замечательный. Они гастролировали по крайней мере два раза в год, да и сюда народ приезжал, чтобы послушать, как они пели в церкви Святого Бенедикта, тут недалеко, — показала старушка направление кивком головы. — Оттуда и название, как ты понимаешь, — бабуля отпила ещё своей граппы, разбавленной кофе, и продолжила: — Так вот, Алессандро был настоящим красавчиком. По нему столько девушек сохло! Святая Ульпия! А он вдруг женился на этой серой мышке Марии без роду без племени. Все только диву давались, чем она его взяла? Я одна знала правду, — старушка понизила голос, доверительно наклонилась к Франсуа и поманила его пальцем, словно боялась, что кто-нибудь услышит их разговор. Морель завороженно склонился к бабке. — Он женился не на Марии, а на её детях.
— На каких детях? — Морель с подозрением посмотрел на чашку в руке старушки. Кажется, граппа с утра всё же сделала своё дело. Но странно, бабка совсем не производила впечатление нетрезвой или неадекватной. Её живые тёмные глаза были ясны и серьёзны, хотя, казалось, она постоянно мелет всякую чушь и сыпет шуточками.
— На сыновьях Марии, — ответила она спокойно.
— На сыновьях? — переспросил Франсуа, чувствуя, как холодеют руки. — Разве Анжело не был единственным ребенком Марии?
— Нет, конечно, — возмущенно замотала головой бабушка Бибиэна. — У Марии было двое детей: Лоренцо и Анжело. Когда Алессандро женился на Марии, Лоренцо было восемь лет, а Анжело был совсем малышом. Ему было года два. И я уж не знаю, кто был настоящим отцом мальчишек — Мария на этот счет всякие небылицы рассказывала — но мальчики были чудо как хороши! Особенно Лоренцо. Анжело тогда был ещё маленький. А Энцо был похож на ангела. А голос! У мальчика был божественный голос. Мне несколько раз довелось слышать, как он поёт и, скажу тебе без преувеличения, слёзы текли из моих глаз. Алессандро возлагал на него огромные надежды. Говорил, что сделает из него настоящего артиста — Энцо был солистом в его хоре.
— Но, как же так… Почему… — Франсуа не мог прийти в себя. Он отчетливо помнил, что на вопрос о братьях и сестрах Ангел ответил отрицательно.
— Энцо был, как сейчас принято говорить, трудным ребенком. Ribelle! Mostriciattolo! (Ит. — Бунтарь! Дьяволенок!) — эти слова бабуля произнесла с нескрываемым одобрением. — Красивый, умный, но характер, как порох! С ним с рождения были одни проблемы. А после смерти Марии так и совсем от рук отбился. Каждый горюет по-своему. А что взять с мальчишки в одиннадцать лет? Но Алессандро этого не понимал. Они постоянно ссорились. А едва Лоренцо исполнилось тринадцать, он и вовсе сбежал из дома, — взгляд старушки затуманился. — Алессандро пришел в ярость. Места себе не находил. Назвал его побег предательством. Я пыталась его образумить. Но он и слушать ничего не хотел. Выбросил из дома все вещи Энцо, уничтожил все его фотографии. Говорил — ничего не хочу больше о нём слышать. Запретил всем даже вспоминать о нём — словно Энцо и не было никогда.
Франсуа вспомнил обрезанные фотографии и ладошку, крепко сжимающую женскую руку. Он понимал, что это правда, но не знал, что сказать. Он ожидал чего угодно, но только не этого. «Как в индийской мелодраме», — подумал он почему-то. Но как бы то ни было, нужно было продолжать.
— Извините, — пробормотал он, собираясь с мыслями, и прочистил горло, — странная реакция для отца. Обычно родители места себе не находят от беспокойства, но чтобы впадать в бешенство…
— Когда Лоренцо сбежал, Алессандро лишился не просто сына, но и лучшего голоса в хоре, — пожала плечами бабуля. — А хор для него был больше, чем работой — его страстью, любовью, жизнью.
Морель подавленно молчал, отстранённо слыша, как тикают на стене часы и где-то в коридоре процокала когтями по деревянным половицам Пиппита. Всё услышанное им было неожиданно и странно. Его мозг просто не успевал перестроиться и переварить новую информацию. Но он постарался собраться, взять себя в руки и задать правильные вопросы.
— Мальчика искали? — поинтересовался он после паузы, потирая переносицу.
— А как же? — согласилась бабуля Бибиэна. — Только не нашли, конечно. Лоренцо был поумнее иных взрослых. Уж если решился сбежать, то будь уверен, всё обдумал и сделал как надо.
— Сколько лет было Анжело, когда исчез Лоренцо? — спросил детектив.
— Лет семь, — пожала плечами его собеседница. — Совсем малыш.
Франсуа вспомнил дату поступления Анжело в приют. Судя по записи на папке с делом ребёнка, Бертолини попал в приют в возрасте девяти лет, лишившись обоих родителей.
— Мать Микеле умерла в совсем молодом возрасте, не так ли? — спросил Франсуа. — Что с ней произошло?
Бабушка Бибиэна посмотрела на него и задумчиво пожевала губами.
— Не знаю, милый. Да и врачи тогда ничего путного не сказали. Она была странная — эта Мария. Тихая, улыбчивая, добрая, но со странностями. И умерла также тихо и странно. Просто угасла без видимой причины. После её смерти я стала приходить в дом Алессандро — помогала по мелочам. Ему с мальчиками сложно было справиться с хозяйством. Но потом Алессандро сказал, что больше мне к ним ходить не надо. Дескать, сами справятся. Вот я и не лезла. Последние несколько лет они жили очень замкнуто. Алессандро старался никого не пускать в дом.
— Почему? — поинтересовался детектив машинально.
Бабуля Бибиэна вздохнула и снова молча пожала плечами. Морель заметил, что её разговорчивость как-то поиссякла, да и настроение изменилось. Теперь бабка казалась опечаленной. Её можно было понять. Историю семьи Бертолини сложно было назвать весёлой.
— Не знаю, милый, — с искренним огорчением ответила она, — хотя вот теперь часто думаю, что, может, и надо было поинтересоваться. Может, и не случилось бы всего этого, если бы кто-нибудь вмешался. Но я тогда была моложе. У меня своих проблем хватало. Со своей бы семьей разобраться, не то что в чужую лезть. Да и потом, как говорят, со своим уставом в чужой монастырь…
— А что стало с Алессандро? — спросил Франсуа. — Он ведь тоже рано умер?
— Ты прав, милый, — кивнула старушка, — Бог и его рано прибрал.
— И как он умер? — спросил Морель.
— Разбился, — спокойно сказала старушка, — не прошло и двух лет с побега Энцо, как он упал и разбился.
— Откуда упал? — не понял Франсуа.
— С колокольни. В той самой церкви Святого Бенедикта, — охотно объяснила бабуля Бибиэна. — Страшная смерть. Его голова раскололась, как переспелый арбуз. Хоронили в закрытом гробу.
— Как это произошло? — тихо спросил Морель.
— Не исключено, упал, а может, и сам спрыгнул, — бабка пожала плечами. — Разбираться особо не стали и дело быстренько замяли. Думаю, местная епархия постаралась. Ведь если бы речь зашла о самоубийстве, разразился бы страшный скандал.
— А почему вдруг местная епархия решила вмешаться? — не понял Франсуа. — При чём здесь вообще церковь?
— А как же иначе? Смерть настоятеля церкви, да ещё при таких таинственных обстоятельствах… Конечно, дело быстро закрыли.
Морель почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Чувство было такое, словно из-за поворота на него неожиданно вылетел грузовик-многотонник. Он боялся даже пошевелиться. В его мозгу тут же всплыл злосчастный рисунок, который не давал ему покоя. Могло ли быть, что Ангел рисовал собственного отчима? И неужели Морель нашел ту самую угрожающую фигуру священника? Однако, он всё ещё не мог сложить фрагменты мозаики воедино. Что-то не срасталось. Фотографии из коробки, врученной настоятельницей монастыря. Мужчина на фото определенно был в светской одежде. Может, бабка всё же ошибается?
— Алессандро был настоятелем церкви? — переспросил он, не веря своим ушам. Бабуля Бибиэна вздохнула, словно поражаясь его тупоумию и подтвердила:
— Да, милый. Алессандро Бертолини был настоятелем церкви Святого Бенедикта. Той самой, где и пел хор. И где он умер, упав с колокольни два года спустя, как сбежал из дома Энцо.
— Но это невозможно, — возразил Франсуа, думая, что всё же речь идет о двух разных людях.
— Ну, почему же. Люди приходят в веру разными путями. Ну или за разными вещами, — ответила бабуля Бибиэна туманно, — каждый за своим. Алессандро принял сан вскоре после смерти жены.
Теперь всё срасталось. Алессандро Бертолини посвятили в сан уже после того, как были сделаны снимки. Следователь дрожащими руками достал из внутреннего кармана снимок, на котором был запечатлён ключ Ангела, и спросил замирающим голосом.
— Вам знаком этот предмет?
Бабуля Бибиэна снова нацепила на нос очки и, взглянув на снимок, презрительно фыркнула.
— Тоже мне невидаль! Ключ как ключ. У меня почти такие же в каждой двери были, правда, растерялись со временем. Мы ими не пользовались. От кого было запираться? Ну-ка, погоди, — с этими словами бабуля Бибиэна ловко для своих лет поднялась с кресла и заковыляла к комоду. Там, выдвинув верхний ящик, она стала рыться в залежах каких-то бумаг, конвертов, пуговиц и фантиков из-под конфет. — Ага! — вынырнула она наконец с победным возгласом. — На-ка! Вот тебе, кстати, конфетка — пососи! — и протянула Морелю раскрытую ладонь, на которой красовался тяжёлый железный ключ и карамелька столетней давности, с прилипшей к боку красной ниткой. Франсуа медленно взял с ладони ключ, оставив без внимания угощение, и удовлетворенно кивнул. Такой же, ну или почти такой же ключ был найден в руке убитого продюсера.
— В доме Бертолини тоже были такие? — спросил он. Ключ на его ладони холодил разгорячённую кожу.
— Не помню точно, милый, я не приглядывалась, — бабка деловито отлепила от конфеты нитку и с удовольствием закинула древнюю сладость себе в рот. — Но думаю, да. Все дома в округе были одинаковые. Обстановка в домах — тоже. Тогда было не как сейчас — выбирай, что хочешь. Да и люди тогда жили попроще. Алессандро после смерти родителей в доме ничего не менял. Если в моем доме такие были, значит, и у него могли запросто быть.
— Я могу это взять? — спросил Франсуа, взвешивая ключ на ладони.
— Бери, милый, — бабулька перекатывала во рту карамельку и поэтому её речь теперь звучала не вполне внятно. — Мне он ни к чему.
— Спасибо, — искренне поблагодарил старушку Морель. — Бабуля Бибиэна, вы мне очень помогли.
— Да что ты, милый! — скрипуче рассмеялась старушка. — Тебе спасибо. Развлёк меня немного. Ко мне ведь редко кто заходит теперь. Дети все разъехались. Внукам не до меня. Так и норовят меня в дом престарелых сплавить. Только вот! — бабка показала Франсуа сморщенный кукиш.
Морель встал, прощаясь. У двери он помедлил и задал вопрос, сам не зная, зачем ему это. По всей вероятности, взыграло обычное человеческое любопытство:
— Что рассказывала про отца мальчиков Мария?
Бабуля пожевала впалыми губами, вспоминая.
— Так, ерунду всякую… Говорила, их отец — ангел.