Ключ
Violetblackish========== Глава 5 ==========
— Не ждал вас так скоро. — Мужчина поднялся из-за стола и подошел к Морелю, протягивая руку для приветствия. Качество только на первый взгляд простого темно-синего костюма выдавало его баснословную стоимость. Он был смугл, крепко сложен. Волосы, тронутые на висках сединой, были идеально подстрижены. Подтянутое тело говорило о том, что его обладатель следит за своей физической формой. Продюсер выглядел прекрасным образчиком для глянцевых страниц Forbes, хотя Франсуа не был уверен, есть ли среди тех представители подобного рода деятельности. И лишь цепкие карие глаза на волевом гладко выбритом лице нарушали сложившийся образ. Франсуа не знал о нем ровным счетом ничего. По дороге на встречу он нырнул в Google, но интернет выдал только скудную статью из Википедии.
— Но все же вы меня ждали, — уточнил детектив, пожимая крепкую теплую ладонь. Альберт Долан не ответил и жестом указал ему на кресло напротив своего массивного стола.
— Хотите чего-нибудь? — проявил хозяин гостеприимство. — Чай, кофе или предпочтете напиток покрепче?
— Кофе, пожалуйста, — устроился в кресле Франсуа, с интересом рассматривая обстановку. Долан кивнул секретарю, и тот исчез, прикрыв за собой дверь. Кабинет Альберта Долана призван был убедить любого посетителя, что дела продюсера идут в гору. Массивная дубовая мебель, картины и предметы искусства, больше похожие на экспонаты Лувра. Где-то Франсуа уже видел подобное, причем не так давно. Правильнее было бы сказать, совсем недавно. Сегодня утром — в кабинете Ксавье Седу. Только письменный стол стоял у окна, а не у стены, да еще коллекции оружия на стене не хватало кабинету Долана, чтобы стать окончательной копией кабинета покойного. Очевидно, у продюсеров свое понимание о том, как расставлять мебель. Или же эти двое даже после расставания умудрялись думать аналогичным образом.
Месье Долан выжидательно смотрел на детектива, и Морель внезапно понял, что не знает, как начать разговор. Он пришел сюда ведомый интуицией ищейки, почувствовав, что для принятия верных решений ему нужно как следует изучить жизнь Седу, а Альберт Долан мог рассказать многое. Но вот как задать ему те самые правильные вопросы? Взгляд Франсуа упал на утреннюю газету на столе перед ним. Заголовок гласил: «Громкое происшествие в шестом округе. Продюсер убит своим подопечным». Детектив медлил. Пауза становилась невыносимой. Внезапно голос Долана прорезал тишину:
— Как он умер? — спросил он. Франсуа взглянул в глаза мужчине. Лицо Альберта хранило непроницаемое выражение. Ничего не выдавало в нем сожаления или отчаянья. Если бы не этот вопрос. Морель прочистил горло.
— Ему раскроили череп предметом из его коллекции средневекового оружия. Чем-то вроде топора. Я пока не знаю точного названия, — объяснил он.
— Это сделал Анжело? — спросил Долан с таким видом, словно это не Франсуа приехал задать ему вопросы, а он вызвал детектива к себе в кабинет, чтобы расспросить как следует.
— Мы проверяем все версии, — уклончиво ответил Морель.
— Ксавье страдал? — задал следующий вопрос Альберт, все так же храня непроницаемое выражение лица.
— Нет, — поспешил заверить его детектив, — мы думаем, что первый удар был смертельным.
Долан кивнул и, отвернувшись к окну, надолго замолчал. Франсуа тоже не произносил ни слова, не решаясь побеспокоить его.
— Я ждал чего-то подобного, — наконец сказал тот.
— Вы знали, что Седу убьют? — во Франсуа проснулся полицейский. Долан посмотрел на него с сожалением, и Морелю внезапно стало стыдно. Издержки профессии — всегда искать в словах людей второе дно.
— Я ожидал, что ситуация с этим маленьким гением принесет Ксавье неприятности, — пояснил он и замолчал, пережидая, пока секретарь расставит на столе чашки с кофе, сахарницу и вазочки с печеньем.
— Почему? На то были причины? — Франсуа ощутил, как сердце на пару секунд сбилось с привычного ритма.
— Нет, причин не было, — ответил Альберт, подождав, пока дверь за секретарем бесшумно закрылась, — но с самого начала этой истории у меня было нехорошее предчувствие. Скорее всего интуиция. А может быть, я сгущаю краски. Ведь начало деятельности группы «Панацея» совпало с нашим с Ксавье расставанием, так что понятно, почему вся эта история с самого начала навевала на меня тоску.
— Можете рассказать поподробнее о ваших отношениях с Седу? — Морель откусил кусочек печенья и почувствовал зверский голод. Внезапно он понял, что до сих пор так и не поел. Он приехал на встречу с Доланом прямо из кабинета Солюса, направляясь по горячему следу только что совершенного преступления. Он не мог позволить себе остановиться ни на миг. Времени, отпущенного ему до пресс-конференции, было ничтожно мало.
— Мы вместе начинали нашу продюсерскую деятельность, — Альберт подвинул вазочку с печеньем поближе к Франсуа. — Мы тогда были гораздо моложе и существенно глупее. Вы, вероятно, в курсе, что сначала мы продюсировали мюзиклы. Сегодня я бы не решился на такую авантюру. А тогда… Мы вместе искали деньги для первой постановки. Проводили кастинг. До сих пор не понимаю, почему мы решили, что из нас выйдут продюсеры. Но, как ни странно, у нас все получилось. А ведь в случае провала мы бы стали банкротами, — констатировал Долан и повернул одну из рамок на столе так, чтобы Морель мог рассмотреть снимок. На фото совсем молодой, счастливый и, по всей видимости, пьяный Ксавье Седу обнимал за талию Альберта Долана. — Не думайте, что я хранил эту фотографию здесь вечно, — пояснил Альберт, — вообще-то, она лежала в ящике моего стола, но теперь, когда Ксавье больше нет, — его голос сломался… — поздно играть в гордость и принципиальность.
— Извините за вопрос, но вы ведь были не просто коллегами? — аккуратно спросил детектив. Этот факт не был тайной. Всему Парижу, да и всей Франции, было известно, что тандем Седу-Долан был не только творческим, но и личным.
— Вы правы, молодой человек, мы с Ксавье были гораздо больше, чем коллегами, — ответил тот, делая акцент на слове «гораздо».
— Почему вы перестали работать вместе? — снова подал голос Морель.
— Седу захотел продюсировать рок-музыкантов, — развел руками Альберт. — Мир мюзиклов стал ему неинтересен.
— Была конкретная причина? — аккуратно пробирался вперед детектив, стараясь выбрать верный тон и правильные слова.
— Была, — побарабанил пальцами по столешнице Долан, — Анжело Бертолини.
— Он стал причиной разногласий между вами? — уточнил Франсуа.
— Не совсем, — нехотя признался Альберт, — скорее, он явился последней каплей, хотя я и не люблю банальные выражения. Но, собственно говоря, мы с Ксавье к тому времени уже накопили багаж невысказанных упреков и порядком охладели друг к другу. Словом, испытывали кризис в отношениях. Такое часто бывает между парами, прожившими вместе слишком долго. Это можно было исправить, наверное, но все случилось как случилось. Мне, безусловно, хотелось бы малодушно обвинить в этом кого-нибудь, но перекладывать на других вину за собственные промахи слишком легко.
— Расскажите мне подробнее о том, как вы встретили Анжело Бертолини, — попросил Морель. Долан перевел взгляд на окно, вспоминая.
— Это была наша последняя совместная поездка в Италию, — начал он не спеша, — Мы с Ксавье любили путешествовать. Обычно мы останавливались в дорогих отелях и наслаждались роскошью и приватностью, но в этот раз ему захотелось приключений. Возможно, у Ксавье начался кризис среднего возраста. И вот, вместо того, чтобы остановиться, как обычно, в прелестном отеле Сплендидо в Портофино, мой Ксавье предпочел арендовать машину и хаотично колесить по всей Италии, забираясь порой в такие места, о которых я и слыхом не слыхивал. Я, несомненно, предпочел бы полистать газету в теньке у бассейна, поэтому настроение у меня было паршивым. Но Седу, вместо того чтобы пойти на компромисс, продолжал мучить меня долгими переездами и плохими гостиницами. Уж не помню, как нас занесло в Триджиано. Маленький и абсолютно неинтересный для туристов городок. Далековато от моря. Делать там было абсолютно нечего. Но Ксавье уперся и настоял, чтобы мы переночевали там. Вечером, после осмотра немногочисленных непривлекающих особого внимания достопримечательностей, мы шлялись по центру. Погода была отличная. Мы неплохо поужинали и выпили достойного вина. Мое плохое настроение потихоньку испарялось. А потом… откуда-то донеслась песня. Я не люблю высокопарных слов и цветистых описаний, но музыка, которую мы услышали в тот вечер на главной площади Триджиано, была… поистине божественной. — С этими словами Долан откинул голову на высокую спинку кресла и прикрыл глаза, словно вспоминая тот вечер в Италии. — Она была не похожа на то, что обычно поют уличные музыканты. Чистый сильный голос пел под гитару о любви к Господу Богу и призывал людей стать добрее и лучше. Мы с Ксавье пошли на звуки этой музыки и вскоре увидели на площади двоих в плотном людском кольце. Монахиня, в черной строгой одежде, держала в руках ящик для пожертвований на нужды какого-то монастыря. Рядом с ней, привлекая внимание прохожих, пел молодой человек. На вид ему было лет семнадцать. Он был худ и не сказать, что очень привлекателен: типичный итальянец с непослушными растрепанными волосами, давно не знавшими ножниц и расчески. Нос, великоватый для такого лица, живые карие глаза. Но все это было не важно, потому что внутри парня горел огонь. Музыка, которую он извлекал из струн своей простенькой дешевой гитары, западала в душу и тревожила самое потаенное. Это не был церковный псалом, это скорее была рок-баллада. Парень славил Бога так, будто признавался в страстной любви девушке. Люди, спешившие до этого мимо по своим делам, останавливались как завороженные и, под конец этого импровизированного выступления толпа собралась приличная. Я заметил, как загорелись глаза Ксавье. Я видел такое несколько раз. Это значило только одно — в его голове зарождался новый проект. Мы дождались, пока парень допоет, и следом за другими людьми положили монахине в ящик для пожертвований несколько купюр. Когда толпа рассеялась, Ксавье подошел к парню и заговорил. Мальчишка не знал французский, но Седу сносно изъяснялся по-итальянски. Достаточно, чтобы понять, что ему никакие не семнадцать, а все двадцать пять лет. Парень поведал, что он сирота и вырос в приюте при монастыре, а потом остался там жить и работать, так как идти ему было абсолютно некуда. Музыке парень специально не учился, разве что, давным-давно, в детстве с ним занимался его отчим. Но он был одним из тех талантливых самоучек, которые запросто сделают фору любому, проучившемуся музыке всю жизнь. Он рассказал, что играет на многих музыкальных инструментах, и сам сочиняет музыку, но его основная работа в монастыре — играть на органе во время церковных месс. Звали парня, как вы уже поняли, Анжело. Анжело Бертолини. Он все время улыбался. Эта счастливая улыбка не сходила ни на миг с его лица. Я украдкой наблюдал за Ксавье и видел, как улыбка этого паренька перетекает на его лицо. Мой серьезный и циничный Седу, разговаривая с парнем, и сам стал улыбаться как идиот. Потом Ксавье поинтересовался, не желает ли тот приехать в Париж на прослушивание, но парень вдруг замялся и сказал, что должен спросить разрешения у настоятельницы монастыря. Сам он решить такой вопрос почему-то не мог. Время было уже позднее и мы договорились встретиться на следующий день. Вечером у нас с Ксавье состоялся неприятный разговор. Видимо, за несколько дней в нас обоих накопилось раздражение, и мы поругались. Я сказал, что парень кажется мне странным и инфантильным. Что у него дурацкая улыбка. Что глупо приглашать на прослушивание человека, даже не разговаривающего по-французски. Что это не формат, и я не знаю, в какой из наших мюзиклов Седу собирается его впихнуть. Скорее всего, я ревновал. Положа руку на сердце, я, конечно же, видел, что пацан долбаный гений. Ксавье в ответ уперся и сказал, что если это не формат, он готов сделать под парня специальный проект. Слово за слово, мы разругались в пух и прах. Спать в результате улеглись порознь, а на следующий день Седу пошел на встречу к матери-настоятельнице один. Его долго не было. Вернулся он мрачнее тучи и только к обеду. Рассказывать мне ничего не стал. Я решил, что он дуется на меня, но скоро я понял, что он в глубоком раздумье. К вечеру мы все же помирились. Ксавье признался, что с парнем не все так просто. В подробности он не вдавался, и я решил не расспрашивать, дабы не сломать наше тонкое перемирие. Очевидно, во время разговора с настоятельницей монастыря выяснилось что-то такое, что изменило его мнение. Так или иначе, я был рад этому. Мы больше не вспоминали о маленьком Бертолини, а вскоре и вовсе вернулись во Францию. Первое время все было как обычно. Мы обдумывали идею очередного мюзикла, но я видел — Ксавье как подменили после той поездки. Наш новый проект ему был неинтересен. Он был как никогда задумчив, больше прежнего раздражен и сильнее, чем когда бы то ни было, стал выпивать. Словом, я чувствовал, что-то не так, но боялся спросить. Отношения между нами стремительно ухудшались. Я понимал, мы приближаемся к концу, но сам не хотел быть инициатором разрыва. Через месяц, через наших общих знакомых, я случайно узнал, что Анжело уже в Париже. Ксавье снял ему квартиру и нанял репетитора по французскому. Он все же не расстался со своей идеей. Он просто не стал посвящать меня в свои планы. Как вы понимаете, это не добавило теплоты в наши и без того напряженные отношения. Я в ответ взялся за новый мюзикл без Седу. Ксавье решил создать под Анжело группу и занимался подбором музыкантов. У него были грандиозные планы. Он не просто хотел создать новый проект. Он решил создать новое направление в музыке. Он решил дать Бертолини карт-бланш не только как солисту, но и как композитору. Вскоре мы с Ксавье разъехались. У нас не было громкого скандала. Мы не били посуду. По сути, мы расстались друзьями. Разошлись без взаимных упреков и скандалов. Просто перестали общаться на много лет. — Альберт усмехнулся. — Вот, собственно, и все.
— Эта история сильно отличается от той, что печатали в свое время газеты. Насколько я помню, в группу был проведен официальный кастинг. Было прослушивание, на которое явилось огромное количество претендентов, — напряг память Франсуа — впрочем, я не поклонник и могу ошибаться.
— Нет, вы не ошибаетесь. Кастинг и в правду был. Но этот отбор — огромная мистификация, которую устроил Ксавье, — поморщился Долан. — На самом деле на кастинге отобрали единственного участника группы — Оливье Робера. Все остальные уже были подобраны и утверждены, хотя заверялось, что всех участников группы Ксавье нашел на том прослушивании. Насколько я знаю, Анжело, Нино и Жерар даже приходили на это прослушивание и выступали на нем. Но это была простая формальность. Для журналистов, так сказать. Ксавье, вообще, создал много тайн вокруг группы. Вы, например, в курсе, что он изменил возраст Анжело? По официальной версии на момент создания группы Анжело было двадцать лет. На деле, настолько я помню, все двадцать пять, а то и двадцать шесть. Кроме того, придумал ему звучный псевдоним — Ангел.
— Но зачем так много тайн? — не понял Морель.
— Ну, возможно, он хотел запутать следы и скрыть какие-то факты из биографии Анжело. Ведь было же что-то, из-за чего Седу сомневался в самом начале. Смею предположить, что прежде чем мой давний друг все-таки решился пригласить маленького гения в Париж, он провел не одну бессонную ночь в раздумьях. Не исключено, настоятельница монастыря рассказала ему что-то, что следовало тщательно скрывать от прессы. Но я могу только строить догадки, а Ксавье уже не спросишь… — побарабанил пальцами по столу Альберт.
— Вы помните название монастыря и имя его настоятельницы? — спросил детектив, хмурясь и делая пометки в блокноте.
— О, молодой человек, это было очень давно. Имени матери-настоятельницы я вам не скажу. А монастырь… кажется, Санта-Мария-делла-Грацие. Хотя, вполне вероятно, я путаю.
Морель кивнул и сделал пометку в блокноте.
— А почему Ксавье решил создать группу? Ведь если Анжело был таким талантливым музыкантом, разве не логичнее было сделать сольный проект? — задал Франсуа следующий вопрос. Альберт раздумывал некоторое время, прежде чем ответить.
— Не скажу наверняка. Я сознательно не интересовался этим проектом. Я хотел дать Ксавье понять, что мне это не интересно и я в это не верю. Я говорил ему, что это не формат и проект не принесет коммерческого успеха. Мне казалась смешной идея, что четверо накрашенных мужиков, исполняющих странную, пусть и очень мелодичную музыку, могут кого-то заинтересовать. Как показало время, я оказался неправ. Проект стал для Седу звездным часом. Но из-за своего безразличия, я мало что знаю. Могу только строить предположения.
— Я могу услышать эти предположения? — настаивал Франсуа.
— Вы правы в том, что безусловной звездой этой группы был Анжело. Ксавье всех остальных музыкантов подбирал под него, — вздохнул Долан, ища нужные слова, — и сначала я думал, что Седу хочет таким образом «оттенить» Ангела. Заставить его заиграть всеми красками, словно яркий бриллиант — венец в диадеме, в окружении других камней поменьше, но позднее я изменил свое мнение. Видите ли, я все-таки неплохо знал Ксавье и он был не только продюсером и музыкантом, но, вне всякого сомнения, прежде всего коммерсантом. И ответ на ваш вопрос, вероятно, кроется в том, что он не был до конца уверен в Анжело. Ведь мой бывший партнер вкладывал огромные деньги и колоссальные усилия в раскрутку нового проекта. Возможно, он решил подстраховаться. Если бы Анжело пришлось уйти из группы, его можно было на худой конец заменить другим солистом. Понятно, что популярности группе это не прибавило бы, но позволило бы продолжить существование и перепевать старый репертуар. Заменить солиста в группе можно. Заменить сольного певца нет.
— Был конкретный человек, которого, по вашему мнению, Седу готовил на место Анжело в случае чего? — поинтересовался Морель, вертя карандаш в пальцах.
Альберт поскреб подбородок и кивнул:
— Думаю, прежде всего вам следует обратить внимание на Нино Тьери. Он был первым, кого Ксавье утвердил в группу после Анжело. Это невероятно талантливый стервец с небольшим комплексом недолюбленности. Насколько я знаю, он всю жизнь старается прорваться на первые роли, но все время оказывается вторым в очереди. Он в течение нескольких лет терся рядом с Седу, и тот, наконец, нашел ему применение. Жерар Моро сразу отпадает. История не знает примеров того, что ударник становился солистом, да к тому же он самый старший из «Панацеи».
— А Оливье Робер? — предположил Франсуа.
— Робера я знаю меньше всего из этой четверки. Он хороший парень, но мне показалось, ему не хватает тщеславия, — покачал Долан головой. — Нет, он определенно не подходит на роль лидера группы.
Франсуа помолчал, прежде чем задать следующий вопрос. Он видел, что Альберту сложно говорить об Анджело, но Морель прежде всего был полицейским и подчас ему приходилось ранить чувства людей в поисках нужной информации, поэтому он все же спросил.
— Ксавье и Анждело… состояли только в профессиональных отношениях… или их связывало нечто большее?
Альберт снова посмотрел в окно на прекрасный летний Париж. Сгущались сумерки. Он вздохнул и потер затекшую шею.
— Я не могу утверждать наверняка, — произнес Долан нехотя. — Вообще, Ксавье не гнушался небольшими интрижками со своими подопечными. Это одна из прелестей нашей продюсерской работы. Вы даже не представляете, на что способны пойти люди ради карьеры и славы, — дернул уголком рта Альберт, — но что касается Бертолини, то я склонен думать, что все же нет.
— Почему у вас сложилось такое мнение? — полюбопытствовал детектив.
— Ксавье как-то бросил странную фразу в отношении Анжело, — Альберт сжал переносицу пальцами и зажмурился. — Что он — Ксавье — не педофил. Что было странно, учитывая, что Анжело тогда было все двадцать пять лет. Но понимаете ли, в чем дело… Я могу задать вам вопрос? Вы уже допрашивали Бертолини? — И, дождавшись, пока Франсуа кивнул, продолжил: — Какое мнение у вас сложилось о нем?
Морель помедлил с ответом, вспоминая. Потом начал, аккуратно подбирая слова.
— Открытый, жизнерадостный, веселый и очень… — детектив искал правильное определение, но не мог найти.
— Странный? Инфантильный? — подсказал Долан с усмешкой. — Не удивляйтесь. Он всегда таким был. Я видел его всего пару раз и толком не был с ним знаком, но парень каждый раз кидался мне на шею, как шестилетний ребенок. Меня это слегка коробило. Я очень чту свое личное пространство. Впрочем, нужно отдать ему должное, с его морем обаяния это всегда выглядело очень мило. К тому же это можно списать на его природный итальянский темперамент. Но это не отменяет того факта, что молодой человек ведет себя несоответственно возрасту.
— Да, пожалуй, — вынужден был согласиться Франсуа. — Обниматься со мной он, естественно, не обнимался, но на допросе вел себя слегка… ребячливо — это да.
— Так вот, я легко допускаю, что Ксавье испытывал к Анжело сугубо платонические чувства. По себе могу сказать, когда вкладываешь много сил в своего подопечного, так или иначе начинаешь испытывать к нему чувства, сродни родственным. Седу же постоянно повторял, что Анжело его маленький ангел. Он находил в нем нечто божественное, — грустно улыбнулся Долан, — его можно было понять.
Морель вздохнул и перелистнул блокнот.
— У Седу были недоброжелатели или даже враги? — задал он следующий вопрос.
— У нас у всех есть недоброжелатели, — усмехнулся Альберт, — особенно если по профессии ты — продюсер. Приходится отказывать огромному количеству людей и буквально каждый день разбивать чьи-то мечты. Вы знаете сколько талантливых людей приходит на прослушивания? А тебе нужно выбрать одного-двух. А Ксавье так и вовсе не отличался деликатностью. Мог сказать что-то сгоряча. Так что людей, не любивших его, мягко говоря, навалом. Начнем с того, что перед тем, как переехать ко мне, он совершенно по-скотски бросил свою жену и сына. Сын, кстати, позже пробовал связать свою жизнь с музыкой. Даже на кастинг в «Панацею» приходил, между прочим, но Ксавье отказался ему помогать. К слову сказать, никаких особых природных талантов к пению у парня не было. Был даже небольшой скандал: Седу что-то резко сказал. Парень также резко ответил. Кажется, мой друг разбил его мечты. Потом молодого человека выводили с охраной.
— Как зовут сына Седу? — сделал еще одну пометку в блокноте Франсуа.
— Андре, — не задумываясь ответил Долан. — Вот только фамилия у него другая. Бывшая жена Ксавье предпочла, чтобы мальчик носил ее фамилию. Но думаю, вам не составит труда его найти.
Морель согласно кивнул и захлопнул блокнот. Но Альберт явно не спешил прощаться с ним. Он задумчиво разглаживал пальцами лежащую перед ним газету с неприглядной статьей.
— Пожалуй, я должен рассказать вам об одном маленьком происшествии. Возможно, это мелочь, и все же в свое время это заставило меня задуматься, — медленно произнес он, словно размышляя, стоит ли говорить об этом детективу. — Мы с Ксавье одно время посещали психотерапевта. Когда мы были парой, у нас был один на двоих специалист. После того как мы разошлись, я счел неэтичным пользоваться услугами этого врача и нашел другого. Видите, — усмехнулся он, — нормальные люди делят после развода детей, а пожилые гомосексуалисты — психотерапевта. Так вот, однажды, еще в пору, когда мы пользовались услугами одного специалиста, я столкнулся с Ксавье в приемной. Увидев меня, он задергался так, будто его застали на месте преступления. Я подумал, ну что такого, я же прекрасно знаю, что мой бывший посещает сеансы психотерапии, но оказалось, в этот раз он был в роли сопровождающего. Я подошел к нему, чтобы поздороваться, когда из кабинета выскользнул, как всегда, сияющий Анжело. Седу невероятно смутился и предпочел побыстрее улизнуть. Я тогда не придал этому большого значения, но сейчас подумал, что, возможно, вам стоит об этом знать.
— Как зовут психотерапевта? — снова раскрыл блокнот Франсуа.
— Клэр… Клэр Лэми. — Альберт кивнул в сторону приемной. — Я думаю, мой секретарь сможет найти для вас ее адрес. И не пугайтесь, она дамочка с характером. Но специалист блестящий. Возможно, она сможет рассказать вам что-нибудь.
— Спасибо, — поблагодарил Морель, но все так же не мог уйти. — И все же, как вы думаете, Анжело мог убить Ксавье? — спросил он, подумав немного.
Альберт поник в своем кресле и надолго замолчал.
— Я давно зарекся делать какие бы то ни было предположения. Жизнь иногда преподносит сюрпризы похлеще любого детектива. Я не знаю, кто и кого мог убить. Я знаю одно… — сказал он и голос его треснул. — Этот старый засранец Ксавье Седу не должен был умереть вчера.
Морель молчал, не зная, что ответить.
— Вам приходилось терять близких людей, Франсуа? — спросил его Альберт. Морель внезапно почувствовал каждый мускул в своем теле и на секунду позволил себе прикрыть глаза. Он не спешил с ответом. Его ответ не требовался. Но в его затылок уже дохнуло зимой и, на мгновение, он опять увидел то, отчего до сих пор иногда просыпался среди ночи в холодном поту: светлый застывший взгляд уже слегка тронутый желтизной гниения и белое лицо, покрытое нетающим инеем. Видение проскользнуло легкой тенью между его глазным яблоком и тонким веком, и женский истеричный голос опять иглой вонзился в мозг. «Это все из-за тебя! Твоя вина! Твоя!». Франсуа привычно прогнал от себя воспоминание, а Долан тем временем продолжал: — Наверняка нет. Вы слишком молоды для этого. Позвольте дать вам совет? Не тратьте жизнь на глупые обиды и мелочные выяснения отношений. Вы можете думать, что у вас еще будет время на то, чтобы все отыграть назад. Вы можете думать, что у вас впереди всё время во вселенной. Но однажды окажется, что у вас не осталось и грёбаной секунды на то, чтобы все исправить. Не повторяйте моих ошибок. Я не просто потерял Ксавье. Я потерял его дважды. Первый раз много лет назад на главной площади Триджиано в Италии. И второй раз — сегодня ночью… И не дай вам Бог, Франсуа, понять то, о чем я сейчас говорю.
Морель молчал, не зная, что сказать. Любые общепринятые дежурные фразы, которые он мог произнести сейчас, звучали бы фальшиво и неуместно.
Альберт все так же спокойно смотрел на него. Его глаза блестели чуть ярче, чем следовало бы, и были раскрыты чуть шире, чем обычно. Так бывает, когда слёзы уже набежали, но еще не плачешь, хотя стоит моргнуть и тёплая капля скатится по щеке. Франсуа всё понимал. Всегда неловко видеть, как плачет зрелый сильный мужчина. Он встал, кивнул на прощание и поспешил затворить дверь. В уменьшающийся зазор между дверью и косяком он увидел, как некрасиво дергаются плечи Альберта Долана на фоне ещё светлого квадрата окна.
***
Франсуа вышел на улицу и с наслаждением вдохнул тёплый воздух полной грудью. Стояла прекрасная безветреная погода. Уже смеркалось. Люди собирались в кафе, чтобы пообщаться с друзьями и поужинать. Первыми, как заведено, занимались столики на улице. Пахло жареным на углях мясом. Кто-то смеялся. Кто-то пел под гитару. Вдалеке прокатился рёв мопеда и тут же стих. Вокруг кипела обычная вечерняя жизнь. Париж был, как всегда, прекрасен и полон любви ко всему живому. Детектив вдруг подумал о Ксавье Седу, лежащем сейчас в холодильнике морга с разбитой головой, и зябко передернул плечами. Повинуясь внезапному порыву, он вытащил из кармана мобильный и набрал номер Тамары.
— Можешь ничего не говорить, я видела новости, — вздохнула она. Её голос звучал устало, но, по крайней мере, не так раздражённо, как утром. Он слышал, как где-то в глубине квартиры агукает Вадим. Против ожиданий он не плакал. — Остаёшься на работе?
— Ты же всё сама понимаешь. Я предупреждал тебя, что выходить замуж за полицейского плохая идея, — ответил он нежно, понимая, что соскучился. — Как Вадим?
— На удивление спокойно, — он по голосу почувствовал, как она улыбнулась, — мне даже удалось вздремнуть два часа днем, пока он спал. А потом мы ходили гулять.
— Я люблю тебя, — произнес Франсуа искренне, — тебя и Вадима.
— И мы тебя любим, — ответила на признание Тамара. — Позвони, как сможешь. Я хочу быть уверена, что с тобой всё в порядке.
Морель почувствовал, как к горлу подкатывает ком и, кивнул, забыв, что жена его не видит. Нажав на отбой, он перешел через дорогу и купил в первом же попавшемся кафетерии два багета с ветчиной и сыром и бутылку воды. Его ждала бессонная ночь в конторе и, несмотря на то, что аппетита не было, он понимал, что питаться всё равно надо. Он уже подходил к машине, когда его мобильный ожил в кармане.
— Что-нибудь нарыл? — не тратя время на прелюдию поинтересовался Франсуа, чувствуя охотничий азарт. Он знал, просто так Басель звонить не будет.
— Да, есть кое-что, — отрывисто бросил Ромм и, судя по тому, что на этот раз обошлось без его привычных шуточек, у него было, что сообщить. — Я просмотрел запись с камер наблюдения перед подъездом Седу. Ксавье и Анжело зашли в подъезд в 01.08 и почти следом за ними в 01.13 зашел человек в толстовке с капюшоном. Судя по движениям, достаточно молодой. Явно прятал лицо от камеры. Возможно, нервничал. Я только что завершил поквартирный обход, его никто из жильцов не опознал по фотографии. То есть он не проживает в этом подъезде и ни к кому не приходил в ту ночь.
— Интересно, — пробормотал Франсуа, чувствуя адреналин под кожей. Одной рукой он открыл дверцу машины и забрался в салон. — И во сколько этот тип вышел из подъезда?
— Это самое интересное, — хмыкнул Басель на том конце провода, — он не выходил.
Морель почувствовал, как мурашки бегут по спине.
— Я еду в контору, — бросил он, — встретимся там.