Ключ

К содержанию

Пролог

========== Глава 1 ==========

Настойчивый гудок автомобильного клаксона насиловал Франсуа мозг. Сигнал не прерывался ни на секунду. Видимо, какой-то мудак пытался привлечь его внимание во что бы то ни стало.

«Ну что за урод!» — подумал молодой человек, с трудом разлепляя веки и пытаясь сообразить, где он. В следующую секунду взгляд сфокусировался на мигающем зеленым сигналом светофоре и Франсуа прошиб холодный пот. «Черт! Я заснул за рулем!» — сообразил он, просыпаясь окончательно. Водитель такси — пожилой араб — отчаялся ждать, когда преграждающий путь белый ситроен сдвинется с места, и пытался объехать его справа, не прекращая при этом жать на гудок, как дрессированная обезьяна. Франсуа поднял обе руки в примирительном жесте, но красный от гнева водитель показал ему на это средний палец и отвернулся. Оставалось только опустить стекло, впуская в салон свежий утренний воздух и утопить педаль газа, спеша скрыться с места своего позора. Если все будет нормально, минут через десять он доберется до своего кабинета и сможет вздремнуть часок, устроившись в крутящемся кресле и положив ноги на стол. Не бог весь что, но шансов выспаться там у него больше, чем в собственной квартире.

***

Для полного счастья человеку всегда чего-то не хватает. Кому-то лишних пяти минут сна, ну, а кому-то еще одного миллиона. Все зависит от амбиций и обстоятельств и умения правильно расставить приоритеты. Жизненная программа Франсуа Мореля выглядела так: блестящий детектив криминальной полиции, любящий сын и муж, а также заботливый отец. И если с первыми двумя пунктами все было более или менее успешно, то третий пункт вызывал целый ряд сомнений.

Франсуа родился в благополучном семнадцатом округе Парижа и был обожаемым единственным ребенком в семье. Его детство не было отмечено никакими выдающимися событиями. Обычный кареглазый, с шапкой темных волос, милый, чуть застенчивый мальчик, каких много. Он хорошо успевал в школе, играл в футбол и в свободное время музицировал на гитаре. Отец — крупный финансист и мать — светская львица мечтали видеть сына в Сорбонне, но в семнадцать лет он вдруг придумал изрядно потрепать им нервы своим решением стать рок-музыкантом. Сколоченная им рок-группа исполняла, по их собственному выражению, психоделический рок. На деле они коротали дни за косяком и бренчанием на гитарах, перебиваясь случайными заработками в пригородных клубах. После этого периода жизни решение Франсуа стать полицейским показалось родителям благословением Господним. Облегчение их было так велико, что они не стали докапываться до причин столь резкой перемены в их сыне.

Пройдя конкурсный экзамен и проучившись положенный срок в Высшей специализированной школе, Франсуа быстро двинулся вверх по карьерной лестнице. Если что и мешало ему на первых порах, так это слишком цветущий юный вид. В свои тридцать лет он все еще умудрялся выглядеть как юноша. Заслугой тому был сияющий цвет лица, ясные глаза и открытое, несмотря на профессию, восприятие жизни. За все это он и получил от острых на язык коллег нежное прозвище Цветочек. Чтобы исправить положение, Франсуа стал одеваться в пальто на размер больше, короче стричь волосы и старался хмуриться чаще, чем этого требовала ситуация. Полицейским, надо отдать должное, он был хорошим. В положенный срок он дослужился до звания детектива криминальной полиции и удостоился собственного кабинета в святая святых уголовной полиции Парижа на набережной Орфевр, 36.

Его жена Тамара была прелестной молодой женщиной, также происходящей из хорошей семьи средних французских буржуа. Темноволосая, гибкая, сладкая, как ириска, она несколько лет назад напрочь лишила Франсуа сна и покоя. В свое время она попробовала себя в качестве танцовщицы, манекенщицы и немного актрисы, но с облегчением бросила все, выйдя замуж. Не без помощи старшего поколения они сделали первый взнос за небольшую, но светлую и симпатичную квартирку в шестнадцатом округе и, спустя два года после свадьбы стали родителями малыша мужского пола, которого, поспорив слегка, решили назвать Вадимом. Готовясь к пополнению, молодая чета перечитала за время беременности тонну новомодной специализированной литературы и даже ходила на курсы. Тем не менее после рождения малыша Вадима их ждал сюрприз. Ребенок был совершенно не похож ни на одного младенца из рекламы памперсов. Он не агукал нежно в своей колыбели в терпеливом ожидании, что к нему подойдет мама или на худой конец папа. Большую часть суток ребенок не ел и спал, как обещали специалисты и педиатры, а выражал свое недовольство.

О спокойном сне Франсуа пришлось забыть практически сразу же. Измученная Тамара, набравшая за время беременности лишние восемь килограмм, уже через пару месяцев после родов похудела так, как ей не удавалось в бытность работы моделью. Под ее глазами от постоянного бодрствования залегли черные круги. У ребенка были опрелости, колики, зубки и что-то еще, Франсуа перестал понимать, что конкретно. Тамара опустила руки и, чтобы хоть как-то высыпаться, стала забирать ребенка в их с мужем постель, постепенно выселив оттуда супруга. Теперь Франсуа спал в гостиной на неудобном диване.

Следующие несколько месяцев ребенок провел у Тамары на руках. Она начала употреблять в своей речи выражения: «Мы покушали. Мы помылись. Мы поспали», и Франсуа видел, когда та говорит так, действительно имеет это в виду. Поесть она могла только на бегу, не выпуская ребенка из рук, а спала тогда, когда спал Вадим. Франсуа забыл, когда они последний раз занимались любовью. Он видел, Тамара вымотана до предела. Ему было жаль жену, но он не знал, чем ей помочь. Семейный врач мадам Бонапри, внимательно обследовав Вадима, уверила их, что с малышом все в порядке. Но младенцы бывают разные и им, по счастью, попался довольно активный экземпляр. «Через полгода станет полегче», — с улыбкой гарантировала она, но Франсуа не был уверен, что доживет. Его мучило чувство беспомощности. Несколько раз он пытался взять сына на руки и успокоить, но сам впадал в еще большую панику и истерику, чем малыш. Ребенок был такой хрупкий, что Франсуа боялся его повредить ненароком или сделать что-то неправильно. Он уговаривал себя, что его время еще не пришло и что через пару лет он с удовольствием погоняет с сыном в футбол, а пока единственное, что он смог сделать, это посоветовать супруге нанять няню или на худой конец пригласить погостить тещу. Но Тамара уперлась. Для нее это было делом принципа. «Если я не могу справиться с собственным ребенком, то что я за мать?» — патетически восклицала она. «У некоторых вообще двое-трое детей и ничего». При этих словах Франсуа решительно поплохело.

Сегодня утром Вадим, которому на днях исполнялось семь месяцев, опять разбудил родителей в пять утра. И пока Тамара кормила малыша и ворковала над ним, уговаривая еще чуть-чуть поспать, Франсуа буркнул, что ему нужно на работу пораньше и позорно сбежал из дома, даже не выпив кофе. На самом деле его заветной целью было добраться до личного кабинета, который по размеру не превышал пяти квадратных метров и был завален до потолка протоколами допросов, папками с висяками, ордерами, выписками из банковских счетов подозреваемых и криминальными сводками. Там Франсуа надеялся покемарить часок до прихода коллег. Однако, не доехав буквально пару кварталов, заснул прямо на светофоре, пережидая красный свет, чем вызвал шквал справедливой критики со стороны местного таксомоторного парка.

«Утро определенно не задалось», — думал следователь, уже предвкушая долгожданный покой. Между тем его мечтам суждено было разбиться о суровую реальность. Еще одним подтверждением несовершенства бытия стал звонок мобильного. Франсуа напрягся. Звонок в такую рань мог означать только одно.

— Я не разбудил тебя, Цветочек? — вежливо поинтересовался в трубку шеф Франсуа — комиссар и начальник отдела уголовной полиции Паскаль Пети, которого все подчиненные за глаза называли Солюс. Вежливость была его отличительной чертой. С этой самой ледяной вежливостью Солюс колол самых матерых преступников. Франсуа вспомнил, как увидев Солюса в первый раз, подумал, что этому ухоженному мужчине средних лет с идеальной прической и выразительным лицом следует благородных аристократов в мюзиклах играть, но скоро вынужден был поменять свое мнение. Вот и сейчас у Франсуа внезапно мороз пробежал по коже от вежливого вопроса комиссара. Впрочем, вполне вероятно, дело было в свежем утреннем воздухе. Морель поспешил поднять стекло в машине.

— Нет, все в порядке, шеф, — бодро отрапортовал он, — я подъезжаю к конторе.

— Вот и молодец, — похвалил Солюс, ничуть не удивившись тому, что Франсуа почти на рабочем месте в полшестого утра. У всех полицейских было свое особое представление о том, чем следовало заниматься в то время, когда остальные нормальные граждане в кровати собираются продирать свои глаза. — У нас убийство в шестом округе. Дуй туда, малыш. Твой любовничек Басель уже там. Он введет тебя в курс дела.

Сон откладывался на неопределенный промежуток.

«Ну что же, — порадовался Франсуа, сворачивая на бульвар Сен-Жермен, — по крайней мере, мне не пришлось пилить на другой конец города». Покойник оказал Франсуа услугу и окочурился практически напротив здания криминальной полиции Парижа. «Если удастся еще и кофе раздобыть в такую рань, я поцелую боженьку в жопу».

Прибыв по продиктованному Солюсом адресу, Франсуа обнаружил целых два бонуса. Во-первых, его напарник Басель Ромм действительно ждал на месте. Ну, а во-вторых, в руках у алжирца Франсуа заприметил бумажный стаканчик со знакомой бело-зеленой эмблемой Starbucks. Басель стоял на тротуаре, широко расставив ноги, и зевал во весь рот. Черные волосы, вьющиеся проволокой, были, как всегда, не по уставу туго затянуты в аккуратный хвостик, а вот одежда на нем была вчерашняя, к тому же существенно помятая, из чего Морель сделал вывод, что Ромм опять ночевал у очередной подружки. Но даже при том, что Басель был изрядно потрёпан и, вполне возможно, до сих пор нетрезв, он умудрялся излучать позитивную энергию и любовь к жизни в радиусе километра. Балагур и приколист, бабник и пройдоха — он был полной противоположностью правильного и спокойного Франсуа, что не мешало им долго и продуктивно работать в одной упряжке. Они словно дополняли друг друга. Увидев белый ситроен Мореля, напарник бешено замахал руками, показывая удобное место под парковку, которое он охранял для приезда Франсуа минут двадцать, распугивая всех желающих занять его своим трехцветным удостоверением лейтенанта полиции. Экспрессивно жестикулируя руками, он чуть не пролил на свой пиджак чудесным образом добытый в такую рань кофе.

— Уже встал, дорогой? — заботливо поинтересовался Франсуа, аккуратно расцепляя пальцы алжирца на стаканчике с кофе и конфискуя его.

— Еще не ложился, — осклабился всегда веселый Басель, — и, между прочим, это мой кофе. А ты, насколько я знаю, не любишь капучино.

— А это капучино? — удивился Франсуа. — Готов поспорить, в месте, где ты его взял, он не сильно отличается от латте или эспрессо.

Басель хотел что-то возразить, но, оглядев Франсуа с ног до головы, передумал.

— Что у нас там? — кивнул Морель в сторону подъезда дома.

— О, ты не в курсе?! — простонал Ромм. — Старик Солюс тебе не сказал? Это я должен лишить тебя невинности? Я буду нежным.

— Сделай одолжение, прикрой фонтан своего остроумия и излагай мысли попроще. Ты же видишь, я пока не в состоянии воспринимать твой искрометный юмор, — проворчал Франсуа, делая первый глоток мутной бурой жижи из бумажного стаканчика.

— Можно и попроще, — добродушно согласился Басель. — Убили Ксавье Седу.

— Как? Того самого? Продюсера «Панацеи»? — пришла пора удивиться Франсуа.

— Того самого. Он здесь живет, — кивнул Басель на окна третьего этажа и поправился: — То есть жил.

— Подозреваемые есть? — деловито поинтересовался Франсуа.

— Один. Но зато какой! — сладострастно простонал Басель и показал глазами куда-то через дорогу.

Франсуа машинально повернулся в указанном направлении и уперся взглядом в рекламный билборд на противоположной стороне улицы. Мужчина на афише прислонился лбом к грифу гитары на манер Антонио Бандераса в «Desperado». На его покрытом испариной лице была смесь отчаянья и агрессии. Сплошной ходячий секс. Обложку этого альбома знала вся Франция. Франсуа поперхнулся. Струйка кофе стекла из уголка его рта на светло-бежевое пальто.

— Да ладно! — не поверил он, шаря по карманам в поисках салфетки.

— Анжело Бертолини. Ангел, — подтвердил довольный Басель и принялся излагать обстоятельства дела: — Они прибыли сюда на квартиру Седу около часа ночи. В час тридцать соседка снизу проснулась от диких воплей и грохота и вызвала полицию. Взломали дверь. А там — картина маслом. Он даже скрыться не пытался. Сидел на полу и держал голову Седу у себя на коленях.

— И где он сейчас? — поинтересовался Франсуа.

— Полицейские увезли, — с готовностью ответил Ромм.

— Сознался? — с надеждой закинул удочку Франсуа.

— Даже если и нет? — пожал плечами Басель. — Дело ясное. Квартира закрыта изнутри. Этот Бертолини весь в кровище Седу. Мы, конечно, дождемся полного отчета с места происшествия, но я тебе и так скажу: на орудии убийства сто пудов его пальчики.

— А чем он его, кстати? — поинтересовался Франсуа, допивая кофе напарника и комкая бумажный стаканчик.

— Сейчас увидишь, — осклабился Басель, — не скажу, хочу на выражение твоего лица посмотреть, — и он сделал пригласительный жест в сторону подъезда.

— Охрану выстави, — посоветовал Франсуа, берясь за бронзовую ручку входной двери, — через полчаса здесь продыху не будет от журналистов.

Он секунду помедлил, прежде чем зайти в подъезд. Над Парижем занималось прекрасное, ослепительное, летнее утро. Солнце окрашивало постройки бульвара в розовый цвет. Воздух еще был свеж и благоухал цветами из Люксембургского сада.

— Кстати, а почему Ангел? — спросил он у Баселя, выискивая глазами урну.

Ромм лениво пожал плечами:

— Говорят, у него татуировка крыльев на лопатках… — ответил напарник.

— Ты-то откуда знаешь? Читаешь светские сплетни на досуге? — проворчал Франсуа, запуская смятым стаканчиком из-под неоправдавшего ожидания кофе в мусорный бак.

— У меня была одна знакомая… — начал с готовностью Басель, но Франсуа демонстративно закрыл уши руками и открыл их лишь затем, чтобы услышать последние слова. — …Ну или просто потому, что его зовут Анжело.

Морель кивнул и жадно втянул в себя кислород напоследок. Потом решительно дернул дверь парадной и шагнул в темный проем. Впереди его ждали смерть и тлен.

Глава 2