Ключ
Violetblackish========== Глава 9 ==========
Ровно в восемь часов утра Морель стоял на тротуаре у входа в офис Клэр, держа в руках два бумажных стаканчика с зелёной эмблемой Старбакс. Психотерапевт пунктуальностью, как видно, не страдала и опаздывала. Время шло и Франсуа чувствовал себя весьма глупо, ловя насмешливые взгляды спешащих мимо прохожих. Ему хотелось заорать им всем: «Я не на прием! Я полицейский! Я на задании!», но вместо этого он продолжал стоять на месте, медленно закипая внутри. Через четверть часа напротив него остановилось такси и из него выпорхнула особа в мини-юбке и огромных солнцезащитных очках. Её чёрные, коротко остриженные волосы были всклокочены и напоминали воронье гнездо. Расплатившись с таксистом и что-то беззлобно крикнув ему вдогонку, она не спеша направилась к входной двери, покачиваясь на высоченных шпильках. Морель уже приготовился объяснять незнакомке, что кабинет доктора ещё закрыт в такой ранний час, но та ловко выудила из его руки бумажный стаканчик, каким-то образом угадав именно карамельный маккиато и, не здороваясь, загремела огромной связкой ключей, выбирая нужный.
— Про пончики вы, естественно, забыли, — хрипло буркнула она в сторону стоящего на тротуаре молодого человека. — Черт, не задалось утро!
«Ни фига себе психиатр», — мысленно восхитился Франсуа, оценив провокационную длину юбки. Мадемуазель тем временем справилась с замком и всё так же молча кивнула детективу, приглашая пройти в помещение. Они очутились сначала в пустынной приёмной и затем, собственно, в служебном кабинете. Там Клэр царственно кивнула Морелю на кресло напротив своего стола. Франсуа мгновенно почувствовал себя неуютно. Он терпеть не мог все эти закидоны с «Хотите поговорить об этом?» и в обычной жизни старался обходить специалистов подобного рода стороной, считая себя человеком с патологически здоровой психикой. Хотя, положа руку на сердце, Клэр Лэми меньше всего походила на психотерапевта. Уж скорее на его пациентку.
Клэр тем временем расположилась напротив него, с наслаждением сделала первый глоток кофе и сняла, наконец, свои огромные солнцезащитные очки-блюдца.
— Слушаю вас внимательно, — сказала она, покачивая длинными серьгами в ушах. — Что у вас? Проблемы с женой, и любовницей, с начальством? Хотите поговорить об этим?
Франсуа захлопал глазами и поднял руки, призывая её притормозить:
— О, нет! Не надо испытывать на мне эти ваши психоштучки. Я абсолютно здоров психически. Да и физически заодно.
Психотерапевт беззлобно рассмеялась и Морель понял, она из той породы людей, которые постоянно стебутся над окружающими, причём умудряются делать это так очаровательно, что злиться не приходит в голову. Правда, учитывая убийство её клиента, такой юмор все же приобретал оттенок чёрного.
— Уверены? — уточнила она. — Как говорится: «Мы все рождаемся сумасшедшими. Кое-кто им остаётся»(*). Ну да ладно. Давайте сразу к делу, — предложила она, закидывая ногу на ногу. — Что вы хотите узнать?
— Ну к делу, так к делу, — вздохнул Морель, отставляя свой двойной эспрессо в сторону и доставая из кармана потрёпанный блокнот. — Несколько лет назад покойный ныне Ксавье Седу привёл к вам на консультацию своего подопечного — Анжело Бертолини. Я прав?
— Не совсем. — Прежде чем ответить, Клэр ещё раз отпила из своего стаканчика и теперь внимательно рассматривала Франсуа, словно заранее прикидывая, каким диагнозом его обрадовать.
— Поясните, — нахмурился детектив, поднимая на неё взгляд.
— Извольте, — кивнула мадемуазель Лэми. — Я не проводила консультацию. Я лишь поговорила с Анжело некоторое время и после высказала несколько предположений о его психическом состоянии.
— А в чем разница? — не понял Франсуа.
— А разница в том, — охотно объяснила Клер, — что я не давала никаких официальных заключений и не подписывала никаких экспертиз.
— Ну что же, — усмехнулся Морель, — это очень умно. То есть никакой ответственности?
Мадемуазель Лэми склонила голову в небольшом поклоне и отсалютовала ему бумажным стаканчиком с кофе. Детектив вздохнул.
— Я могу узнать, о чём именно вы говорили с месье Бертолини и какие выводы сделали? — задал он вопрос и, увидев, как тень пробежала по лицу собеседницы, добавил: — Только не надо мне рассказывать про врачебную тайну и профессиональную этику. Если не было консультации, значит, и переживать нечего. Кроме того, позвольте напомнить вам, Седу больше нет, а Анжело Бертолини, возможно, будет выдвинуто обвинение в убийстве.
Клэр, нахмурившись, почесала лохматую голову и, наконец, кивнула:
— Ладно, ваша взяла, — она посмотрела в окно, вспоминая. — Как я уже сказала, формально консультации не было. Ксавье запретил делать записи и, по сути, даже не дал мне достаточно времени. Но я хорошо помню Анжело, уж очень он был не похож на большинство моих пациентов, а я, знаете ли, многое в этой жизни повидала, — ухмыльнулась Клер, — однако, боюсь, это сложно будет объяснить.
— Вы уж постарайтесь, — улыбнулся Франсуа.
— Ну, хорошо, — хлопнула ладонью по столу Лэми. — Тогда начну, пожалуй, издалека. Вы знаете, что такое гений?
«Ой, нет! — пронеслось в голове у Мореля. — У нас тут что? Очередная поклонница Ангела?» — Впрочем, внимательно посмотрев на психотерапевта, он понял, что речь пойдет не о личных достоинствах итальянца. Он вздохнул и попытался собрать мозги в одну кучу.
— Ну, гений — это человек, наделенный незаурядными способностями, — начал он, старательно подбирая слова, — кардинально отличающийся от обычных людей. — И спросил, надеясь, что не сильно слажал. — Ведь так?
— Ну, можно и так сказать, конечно, — улыбнулась Клэр. — А вам известно, что в Греции, а затем и в Древнем Риме гением называли личное божество, сопровождающее человека всю жизнь и определяющее его судьбу? Таким образом, если человек совершал что-то из ряда вон выходящее, что не мог сделать обычный смертный, его действия приписывались его гению, а не ему самому. Вы понимаете, какая это богатая почва для психотерапевта? В таком аспекте можно дофантазироваться до чего угодно, включая раздвоение личности. В любом случае, гениальность — это что-то врожденное, что невозможно развить в себе искусственно. Она или есть, или — извините. Так вот в Анжело Бертолини это что-то определённо есть.
— Ангел — гений? — усмехнулся Франсуа.
— Ну, если рассматривать гениальность как разновидность способа мышления отдельного индивида, то да. Другими словами, то, что для него естественно и неоспоримо, нам, обычным людям, может показаться странным и нелогичным. — Клэр устроилась поудобнее, очевидно, оседлав своего любимого конька. — Видите ли, идеи о том, что есть связь между людьми творчески одарёнными и психически нестабильными, возникли давно. Но чётких доказательств не удалось привести никому. Причина тому одна — недостаточно данных. Во-первых, непонятно, по какому принципу отбирать тех самых гениев для исследований. Во-вторых, их чертовски мало для приличной статистики. Но тем не менее многие психиатры убеждены — всякая творческая личность имеет более или менее существенные отклонения от психической нормы. Вы, например, в курсе, что среди представителей творческих профессий в 1,4 раза чаще встречаются люди с биполярным расстройством? А что писатели в два раза чаще склонны к суицидам, чем представители других профессий, вы знали? И разброс психических расстройств тут огромен. Пройдемся по истории. У Бетховена, вероятней всего, было биполярное расстройство, так же, как и у Исаака Ньютона, художник Микеланджело предположительно страдал от аутизма, а точнее от его легкой формы синдрома Аспергера, Никколо Паганини страдал болезнью Марфана, повышающего физическую и психическую активность, Хемингуэй манией преследования, Ван Гог — депрессиями, которые на фоне нервного перенапряжения могли привести к шизофрении, Вирджиния Вульф также страдала шизоаффективным расстройством, хотя нельзя исключать и биполярное, Робин Уильямс совершил самоубийство в приступе паранойи — и это то немногое, что всплывает в памяти, — пожала плечами психотерапевт. — Собственно говоря, гениальным творцам такие отклонения на руку — они только помогают создавать шедевры. Ведь что такое шедевр, если не нечто, выходящее за рамки привычного?
— У Анжело были такого рода психические проблемы? — постарался внести конкретику детектив, прервав сплошной поток информации, который извергала из себя Клэр.
— Я этого не говорила. Всего лишь дала небольшую информационную справку, чтобы вам легче было понять, о чём идет речь. Так вот, что касается Анжело: во время нашей встречи я увидела у него определенного рода предпосылки для психической нестабильности. Но для того чтобы делать такого рода заявления, нужно проводить серьезные исследования, а как я уже упомянула, Ксавье не дал мне ни времени, ни возможности. Я не проводила никаких тестов и должна была опираться только на один-единственный разговор с Ангелом, а находившийся рядом Седу не дал мне задать многие вопросы. Он практически все время присутствовал и, кажется, зорко следил, чтобы я не узнала ничего лишнего. Лишь за пару минут до окончания приема мне удалось выдворить его из своего кабинета и побеседовать с Анжело наедине. Таким образом, я не могу ничего утверждать, но поведение Бертолини определенно выходит за рамки привычного. Под конец встречи мне, кажется, удалось нащупать что-то, но Ксавье так и не дал мне закончить.
— Что именно вам удалось выяснить? — Франсуа почувствовал, что подбирается к самому важному.
— Видите ли, — принялась объяснять Клэр, — очень многое зависит от того, как складывается жизнь того или иного индивида. Часто для того, чтобы заболевание проявилось, нужен спусковой крючок или своеобразный катализатор. И чаще всего таким катализатором является стресс. Такое, знаете ли, сильное эмоциональное потрясение. Особенно опасно, когда это происходит в раннем возрасте. И если момент, когда еще можно оказать помощь, упущен, процесс может стать необратимым. Мне кажется, корень проблем Анжело в его подростковом периоде или, что еще хуже, в детстве. Бертолини мгновенно замкнулся, когда я начала расспрашивать его о семье. Одно из двух: или ему было больно возвращаться в прошлое, или ему запретили об этим говорить. Но это лишь мои догадки. Кроме того, когда мы говорим о психических расстройствах, нужно очень скрупулезно проверять родственников, потому что такие отклонения часто передаются по наследству, а Анжело о своей семье практически ничего не знает. Его мать умерла, когда он был совсем ребенком, а родного отца он не помнит — мальчика воспитывал отчим.
— В чём конкретно выражались увиденные вами предпосылки для психической нестабильности? — задал следующий вопрос Морель.
— Ну, тут много всего, — ответила Клэр, забыв про остывший кофе и тщательно подбирая слова. — При всем при том, что Анжело удивительно добрый и открытый человек, странностей в его поведении хоть отбавляй. Прежде всего меня, как специалиста, смутило его нежелание соответствовать своему биологическому возрасту. В нем наблюдалась некоторая инфантильность, которая навела на мысль, что в своё время произошло что-то, что оказало на него сильное влияние и после чего он стал бояться взрослеть. Это может быть обычной защитной реакцией. Думаю, причины следует искать в его прошлом. Возможно, произошло какое-то событие, которое убедило его в том, что ребенком ему оставаться удобнее. Мы часто прячемся от взрослой жизни, притворяясь маленькими детьми.
— А его манера наносить макияж? — поинтересовался детектив. — На нем всегда тонна косметики. Этому есть объяснение?
— Безусловно, — охотно подтвердила Клэр, — он ведь пользуется косметикой не только на сцене — тут как раз вопросов нет — сценический грим и все такое. Но он очень ярко красится и в повседневной жизни. Причем, в отличие от других людей, которые с помощью косметики стараются подчеркнуть свои достоинства и скрыть недостатки, Анжело использует краску по иному назначению. Он рисует на себе другое лицо. Меняет форму глаз, бровей, наносит на лицо рисунки различного рода. Словно старается превратиться в кого-то другого. Скрыться от чего-то. Причем, когда на приёме я спросила его, что он чувствует, когда наносит макияж, Бертолини заявил, что в этот момент словно впадает в транс. Его будто втягивает в какой-то туннель, когда он сидит перед зеркалом.
— Вы поделились своими соображениями с Седу? — продолжил Морель, постукивая карандашом по блокноту.
— Да, несомненно, ради этого он и пришёл в тот раз, — согласно кивнула Клэр. — Как ни старался Ксавье показать, что он лишь проявляет отеческую заботу, интересы у него были меркантильные. В первую очередь его интересовало, насколько Ангел работоспособен. Я сказала тогда, что творчество может стать настоящей терапией для Анжело. Кроме того, я настоятельно рекомендовала продолжить обследование с целью выявления проблем. Потом их можно было бы попытаться скорректировать с помощью правильно подобранного лечения. Психика Ангела представляет собой хрупкий сложный механизм, который очень легко повредить или спровоцировать на необратимые отрицательные последствия. Но, к сожалению, Анжело больше у меня в кабинете не появился. И ещё, — вспомнила она, поднимая вверх палец, — я настоятельно рекомендовала певцу избегать переутомлений. Потому что хроническая усталость, как и вышеупомянутый стресс, может также стать катализатором некоторых нервных расстройств. Если пациент не получает должной терапии, да к тому же его организм и нервная система подвергается сильным нагрузкам, велика вероятность того, что пациент в среднем возрасте получит ещё большие проблемы.
— То есть при повышенном переутомлении велика была вероятность того, что Ангел может заработать уже настоящее психическое расстройство? — уточнил Франсуа.
— Ну, можно и так сказать. Но это очень обобщённо. Старение организма сопровождается изменением всех его функций, в том числе и психических. Здесь всё очень индивидуально, но лучше не рисковать. Хотя Бертолини очень молод. Ему, помнится, и тридцати ещё нет. Так что об этом рано говорить. Это скорее упреждающая мера.
«Не так уж он и молод, — подумал про себя Морель, вспоминая настоящий возраст Анжело. — Можно сказать, он подбирается к зоне риска. И если психотерапевт не в курсе его реального возраста, то уж Ксавье был более чем осведомлен». Но вслух он ничего не сказал. Вместо этого кивнул и достал из кармана несколько пузырьков, позаимствованных в квартире музыканта.
— Эти лекарства выписали вы? — задал он вопрос в лоб. Мадемуазель Лэми наклонилась над пузырьками, чтобы прочитать этикетки, при этим не беря медикаменты в руки. Она щурила глаза и шевелила губами, разбирая незнакомый почерк и, разобравшись наконец, побледнела.
— Откуда это у вас? — подняла она глаза на Мореля. Полицейский развёл руками, показывая всем своим видом, что он не может раскрывать свои источники. — Отвечая на ваш вопрос — нет, эти препараты выписала не я. Я обычно не назначаю такие сильнодействующие лекарства. Для этого нужны веские причины. Надеюсь, это не принимал один и тот же человек? — поинтересовалась она.
— Почему вы спрашиваете? — задал встречный вопрос детектив. — Одновременный приём этих препаратов может быть опасен?
— Ещё как, — нахмурилась психотерапевт и принялась объяснять: — Вот этот препарат, — показала она на сине-белую коробочку, — ксанакс. Это транквилизатор. Он используется для лечения тревожных состояний, неврозов, напряжения, беспокойства, панических атак. В принципе, достаточно распространённый препарат, но принимать его нужно под присмотром врача и не более трёх месяцев. Так, что у нас тут дальше? Золофт и паксил — это мощные антидепрессанты. Этим сейчас тоже никого не удивишь. Вот только почему два сразу, да ещё такие сильнодействующие? Но меня больше беспокоит вот это, — Клэр показала наманикюренным пальцем на следующий пузырёк. — Фенамин. Это мощный психотропный стимулятор. По своему действию близок к адреналину. Оказывает общее возбуждающее действие, улучшает настроение, вызывает прилив сил, повышает работоспособность и уменьшает чувство усталости. Но это одна сторона медали. С другой стороны — эта хрень здорово укорачивает сон и убивает аппетит. — Франсуа вспомнил пустой холодильник в квартире Ангела и содрогнулся. — Если подсесть на данный медикамент, можно заработать синдром хронической усталости, а далее на фоне постоянного недосыпа — настоящее психическое расстройство, вплоть до шизофреноподобных психозов. И потом, насколько я знаю, этот препарат в настоящее время запрещён. — Клэр перевела взгляд на коробку с ампулами и нацарапанным от руки названием «Пропофол» и закусила губу. Она больше не смеялась и от её дурашливой манеры поведения не осталось и следа. Теперь перед Морелем сидел собранный специалист. — Ну, и главное. Пропофол — это вообще не лекарство. Это средство для наркоза. Оно вызывает наступление быстрого медикаментозного сна. Хорош тем, что восстановление сознания обычно происходит достаточно быстро. Но я не понимаю, зачем это здесь? Ни один нормальный врач не выпишет такое!
Франсуа вспомнил об аптечке в квартире Ангела, наполненной рядами таких баночек и пузырьков, и почувствовал, что его спина покрывается липким холодным потом. Клэр смотрела на него выжидательно.
— Если всё же предположить, что все эти медикаменты принимал один и тот же человек, — начал он медленно, подбирая слова, — чем грозит такой набор препаратов?
Клэр шумно выдохнула и снова посмотрела на ряд лекарств на своем столе.
— Если все эти медикаменты принимал один человек, то вырисовывается очень неприглядная картина, — сказала мадемуазель Лэми после минутной паузы. — Отставим пока в сторону транквилизаторы и депрессанты, этим многие балуются сейчас. Рассмотрим механизм действия этих двух препаратов, — говоря это, она ребром ладони отодвинула в сторону ксанакс, золофт и паксил и оставила в центра стола фенамин и пропофол. — Предположим, человеку позарез нужно повысить свою работоспособность, быть, так сказать, в форме и выдать необходимый результат. Для этих целей он принимает психотропный стимулятор, проще говоря амфетамин, и получает желаемое. Эффект от приёма зависит от дозы и продолжается от двух до восьми часов. Но после такого всплеска мозговой и физической активности организму нужен отдых. По-хорошему, нужно отсыпаться около суток. Но, во-первых, амфетамин вызывает нарушения сна и усталый человек попросту не способен заснуть, даже если и очень хочет, а во-вторых, человек не всегда может себе позволить проваляться с отходняком целые сутки. И предположим, на следующий день ситуация повторяется. Для того, чтобы продолжать активно работать, человек снова вынужден принимать новую дозу амфетамина. На следующий день картина повторяется снова. В итоге накапливается усталость и недосып. Организм неминуемо истощается. И тут уже возникает вопрос, как дать организму отдохнуть и перезагрузиться? Остается принудительный медикаментозный сон. Не исключено, для этого и использовался пропофол. Этот препарат погружает организм в медикаментозный сон уже через 30 секунд после внутривенного введения, и человек получает возможность поспать и отдохнуть. А после вся последовательность повторяется вновь. Только вот, как я уже и сказала, такая схема может привести к серьёзным психическим нарушениям. Скорее всего, у человека, принимавшего эти препараты, так и было. И уж тут понадобились антидепрессанты и транквилизаторы. А все это оказывает огромные нагрузки на сердце.
— Вы встречали такое на практике? — спросил Морель.
— Чтобы вам было понятней, — сказала Клэр, глядя Франсуа в глаза, — именно от очередной инъекции пропофола остановилось сердце Майкла Джексона. Путь расширения возможностей организма с помощью лекарств — это очень опасный путь.
Детектив потёр переносицу, чувствуя, как от обилия информации начинает болеть голова. Потом, вспомнив, вынул из кармана сложенный вчетверо листок и протянул его мадемуазель Лэми.
— Что вы можете сказать об этом рисунке как психотерапевт? — поинтересовался он. Клэр развернула листок и разгладила его на своем столе. Она задумчиво разглядывала его несколько минут и затем улыбнулась.
— Ну, рисунки многое могут сказать о человеке. Это проекция нашего подсознания. Так, посмотрим, — наклонилась она к листку, — фигура мальчика нарисована слабыми, тонкими линиями. Это может говорить об усталости организма и психологической истощенности. Вся фигура заштрихована. Короткие штрихи характеризуют автора рисунка, как очень возбудимого. Когда человек все заштриховывает, это значит, что он не может взять какую-то ситуацию под контроль, чувствует себя загнанным в угол. Штрихуя рисунок, мы пытаемся взять себя в руки. И вообще, рисунок скорее эскизный, карандаш едва касался листа. Автор не уверен в себе. Но при этом сильно прорисованы рёбра. Это явный признак тревожного состояния. Но главное, посмотрите сюда, — она ткнула пальцем в фигуру мальчика на рисунке. — Лица мальчика почти не видно. Его скрывают волосы. Это значит, человек стремится избегать какого-то неприятного момента в своей жизни. Не желает устанавливать визуальный контакт. В данной случае речь идет о фигуре напротив мальчика. Она нарисована совсем по-другому. Я имею в виду в другой манере, не так, как нарисован мальчик. Посмотрите, какие толстые и неаккуратные линии. Эта фигура — то, что тревожит автора рисунка. Посмотрите, как она нависает над фигурой ребёнка. Это проекция его страхов и тревог. Это что такое? — Клэр приблизила лицо к листку, разглядывая руки мальчика. — Ключ? Как мальчик стиснул его в руке! Словно это может его защитить. К вашему сведению, в древнее время ключ символизировал личную неприкосновенность. Судя по всему, тёмная фигура — это символ угрозы, а ключ — способ защиты. А вообще, для этого и психотерапевт не нужен, не правда ли? — вернула она детективу рисунок.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Франсуа, поднимаясь со своего места, — вы мне очень помогли.
— На здоровье, — пожала плечами мадемуазель Лэми, провожая его взглядом. — Странно… — бросила она, когда рука Мореля уже легла на ручку двери.
— Что странного? — обернулся Франсуа на пороге.
— Странно, что вы не спросили ничего про самого Ксавье, — пожала плечами Клэр.
— А что было не так с Седу? — заинтересовался Морель, почувствовав холодок под ложечкой. Клэр улыбнулась:
— Раз Ксавье больше нет — нет и смысла скрывать. А вам это может помочь в расследовании. У Ксавье была самая настоящая паранойя. Ему казалось, что за ним следят.
Комментарий к части:
(*) - "В ожидании Годо" Самюэл Беккет