Кира

Насильник трахал её не грубо, с некоторой долей безразличия, и Кире даже начало казаться, что так и должно быть. Она по-прежнему лежала с закрытыми глазами, пыталась отстраниться от дел. Пока телом пользовались, она ничего не могла сделать. Позже она будет думать о случившемся с сожалением. Сейчас главное выжить.

— Открой глаза, — сказал он. Она услышала в этом голосе добрый знак, нотки просьбы, и побоялась ослушаться.

Он склонился над ней в своей маске, чёрной водолазке. Его толстый член туго ходил в горячем возбуждённом влагалище. К стыду своему Кира получала некое подобие физического удовольствия.

До сих пор она усиленно дышала носом. Он наклонился и сорвал скотч, свежесть ворвалась в рот и лёгкие. Кричать у неё не было смелости, притворно стонать — пошлости.

Губы насильника выдавались в маске отдельным пятном. Большие мясистые подушечки, почти как у неё, накрыли рот. Поцелуй, последний рубеж, рассеял завесу отчуждения. Он лез в душу.

Чтобы обмануть ожидания, она принялась работать губами и языком. В поцелуе каждое мгновение дорого. Перехватить инициативу, она не будет играть по его правилам. Может укусить. Это будет стоить жизни. Или не будет?

Она видела возможность подыграть, чтобы расслабить внимание, усыпить бдительность насильника. Чтобы потом ускользнуть, упорхнуть, когда он проявит доверие. Если. Так ей хотелось жить!

Он включился в игру, поверил, что она хочет его. Страстный поцелуй подкрепился ускорением с его стороны. Он влетал в неё с бешеной скоростью, прибивая гладко выбритое влагалище провисшей мошонкой размером с кулак. Она не заметила, как сама превратилась в насильника. Скорость траха переметнулась на неё похотью. Она чувствовала себя грязной развратной девкой, которую поймали во дворе, сношают без презерватива за неимением лучших вариантов. Грязь льётся через рот, перетекает во влагалище, она соскользнула в эти мысли, чтобы окончательно не свихнуться. Стала грязной, чтобы не испачкаться.

Мужчина накинул кожаный ремень на шею, непонятно откуда взявшийся. Ремень сразу перетянул горло, и Кира хрипами пожалела, что согласилась играть. Воздуха стало очень мало, мурашки посыпались по коже куриными пупырышками, вернулись к голове мятным холодом. Она хрипела, выкатывая зрачки, а он накрывал её снова и снова пухлыми губами, заигрывая языком. Теперь она его укусит! В моменты поцелуя жизни он ослаблял хватку, давал ей себя подышать, подышать собой, потом вновь ограничивал кислород. Мурашки тёплыми волнами сходила до пят. Так он контролировал ситуацию, в которой она больше не чувствовала себя равноправной участницей. Как коварна обманчива роль женщины в сексе.

Страх смерти заставил Киру забыть о многих моментах бытия. Вот она неотвратимая реальность: он задушит её, хоть и обещал не убивать. А потом закопает в лесу, и никто некогда не узнает, что случилось с девочкой Кирой, почему она не вернулась поздно вечером домой.

Слёзы вновь покатились ручьями из глаз. Кира страдала, задыхалась от кислородного голодания. А он трахал её, беспощадно отдаваясь животной похоти. Её кожа стала фаянсовой, от бесконечных сходов лавин, ознобов, Кира чувствовала вокруг себя тонкий хитиновый слой, мятный, удерживающий её на плаву. В невесомости, без ремней она летела в пропасть.

Он прекратил подачу кислорода, и Кира отправилась в бесконечное путешествие по бескрайней пустоши Смерти. Она смотрела выкаченными стеклянными зрачками, карими, на звериное тело мужчины, вытрахивающее из неё последние остатки жизни, понимала, что он уже не остановится, пока сам не кончит, что она уже покойник и её смертельная конвульсия лишь усилит ему удовольствие. Он придумал всё ради этого момента согласия: её смерти и его оргазма. Он кончит в умирающее агонизирующее тело. Его острый взгляд кобры, гипнотизирующий, проникнет в душу. Здесь только ты и я, и я твоя, шептала она. Он убьёт тебя, возьмёт вину на себя.

Тело начало неадекватно реагировать на бесконечные проникновения, которыми насильник решил затыкать её до смерти ещё до удушения. Он уже не встречал упругости сопротивления, она стала дыркой для него. Хлюпающей сочной дыркой, грязной, которую он сношал с безумной силой. Влагалище сжалось в кулак, в глазах потемнело. Тело сдалось и забилось в оргазме.

Кира умирала.

Он опять накрыл её рот своим и отпустил ремень в свободное плавание. Кира жадно глотнула чужие губы, он не давал больше. Она тянула, ревниво, как голодный младенец. Эйфория даже этих скудных вдохов связалась с оргазмом, навязанным внизу. Тело сотрясалось от утоляемого голода. Казалось, каждый глоток воздуха осеменяет клеточки мозга миллионами новых соединений. Кира вдруг осознала, что ей только что подарили жизнь, и странное чувство благодарности к человеку, который сначала отнимал эту жизнь, наполнило её существование. Она перестала бояться. Как человек, побывавший там, она освободилась от страха, неизвестности. Она поменялась. Она любила этого незнакомца, обожала его за эту простую истину. Она хочет жить, она будет жить! На короткий миг она растворилась в нём, забыв про обстоятельства встречи. Словно разум отключился, остался лишь звериный инстинкт выжить любой ценой, даже если для этого придётся стать самкой самого сильного самца. Мастера.

Он кончил за ней, она видела по плавно закрывающимся векам, что его срыв будет такой же красочный. С диким рёвом он застывал в ней твёрдой палкой, впрыскивал горячее семя в матку, ему суждено будет остаться в презервативе.

###

Я аккуратно стягиваю ремень на тонкой шее:

— Так нормально?

— Можешь ещё чуть-чуть, — Кира возбуждённо дышит. Её хрипы пугают, равно как и желание кончить без кислорода. Она лежит связанная верёвкой, беззащитная, виновато улыбается, лицо покрыто бордовыми пятнами, слюной от поцелуев.

Я не люблю играть в удушение, в этот есть что-то страшное, непонятное. Но Кира хочет освободиться, и я люблю её.

— Ты не знаешь, что значит быть там и быть здесь, — яркие прозрачные шарики скатываются по глазам. Она плачет и улыбается.

— Я тебя ущипну, — успокаивает.

— А если я не замечу?

— Ничего не бойся, я люблю тебя, — улыбается светлой улыбкой.

Я знаю, она хочет, чтобы я не заметил, хочет забыть ущипнуть, или не успеть, или не дотянуться. Этого я и боюсь: она хочет, чтобы я задушил её, освободил. Избавил от вины.

Надеваю чёрную маску с прорезями, резко вхожу в Киру.

Так, наверное, больно. Она морщится.

Бью её изо всех сил бёдрами, Кира быстро теряет контроль.

Я не умею освобождать. Я не Мастер. Но я попробую, потому что она моя.

По принуждению Фетиш