кип

цитаты из книги Адриана Форти «Объекты желания».

 Хотя слуги-мужчины обычно носили ливрею ещё с XVIII века, служанки, которых было значительно больше, одевались совершенно обычным образом вплоть до 1860-х годов. Горничные Парсона Вудфорда носили платья из хлопчатобумажных тканей, которые покупал им хозяин, а на картинах ХVIII века служанки изображались практически в таких же платьях, как и повседневные домашние платья их хозяек. Поскольку одежду для слуг покупали хозяева, служанка вряд ли могла перещеголять свою хозяйку в нарядах, так что иерархия была чётко определена. Тем не менее в середине ХIХ века, когда набивные ткани подешевели и модные орнаменты часто перепечатывались на более дешёвой материи, служанки стали позволять себе такие платья, которые можно было легко спутать с нарядами из гардероба их хозяек. Под угрозой такой перспективы, вкупе с тем, что слуги стремились ко всё большей личной свободе, хозяева всё чаще стали вводить униформу для служанок, особенно для горничных, которые были перед глазами у посетителей. С 1860-х годов и вплоть до ХХ века в качестве такой униформы служило чёрное платье, дополненное белыми наколкой и передником.

Стандартный конторский стол ХIХ века имел высокую заднюю стенку с маленькими ячейками и выдвижными ящичками и иногда был снабжён крышкой-шторкой, закрывающей рабочую поверхность стола. В тумбах стола также имелись выдвижные ящики. Другой разновидностью был высокий стол с наклонной столешницей, за которым можно работать стоя или сидя. В поле зрения клерка, который трудился за столом первой модели, попадало пространство непосредственно перед ним и немного по сторонам, но он не мог видеть, что делает человек за впереди стоящим столом, не заглянув ему через плечо. Такое положение подразумевало ответственность сотрудника за свою работу и определённую приватность, тем более если стол был с крышкой, которая при необходимости опускалась. Стол был средоточием работы клерка, здесь хранились его бумаги, которые он подшивал и раскладывал по полочкам и ящикам, как ему было удобно, отсюда он разносил документы, если это входило в его обязанности. Дизайн такого стола воплощал ответственность‚ доверие и определённый статус конторского служащего.

Новый дизайн стола означал изменение характера работы клерка. Стол без задней стенки лишал его работу какой-либо приватности, старший клерк видел, что и как делает сотрудник. <...> Отказ от крышки стола также означал отмену приватности: работа всегда оставалась на виду и сотрудникам вменялось в обязанность поддерживать на столах образцовый порядок, чтобы любой предмет можно было при необходимости мгновенно найти. В интересах эффективности работы предписывалась также специальная система для хранения предметов в ящиках стола: «Необходимо обучить каждого клерка системе хранения предметов и проверять персонал до тех пор, пока он досконально не освоит её. Для проверки подойдите к клерку и попросите ластик, линейку или любой другой предмет, которым пользуются нечасто, и понаблюдайте, какое количество времени отнимут поиски. Если клерк не найдёт предмет тут же, значит, урок не выучен». Содержимое ящиков должно было соответствовать этой системе: менеджеры определяли, что следует там хранить, и, поскольку клерки одного отдела выполняли одинаковую работу, все они придерживались установленного порядка. Как только правило было разработано (например, верхний правый ящик предназначен для незавершённых документов, а верхний левый — для канцелярских принадлежностей), менеджер периодически проверял его соблюдение. Известен случай, когда клеркам начисляли баллы за образцовый порядок на рабочем месте.

Эксперты по научному управлению утверждали, что помимо общего положительного воздействия на производительность труда, стандартизация мебели имеет и мощный психологический эффект. Образцовая система в интерьере стимулировала служащего к соблюдению порядка в работе: «Различные формы и неправильная расстановка мебели говорят о том, что в компании нет надлежащего надзора за сотрудниками и строго установленной системы работы. А поскольку существует множество способов сделать одно и то же дело, в такой обстановке каждый сотрудник чувствует себя вправе «улучшить» методы работы».

Стандартизация затронула даже перья для письма. Утверждалось, что нет никакой необходимости иметь большой запас разных перьев, которые соответствуют привычкам клерков, гораздо более экономно закупать стандартные перья единого образца, а если перо непривычное, приноровиться к нему можно всего за несколько дней. Даже в письме и почерке, одной из самых индивидуальных черт человека, требовалось соблюдение стандартов в угоду эффективности.

В 1950-х и 1960-х годах радикальные изменения затронули не только практически всю офисную технику, но и среду офиса в целом. Зачастую конторские интерьеры стали напоминать интерьеры богатых частных домов с современной обстановкой. Бесспорно, причиной таких резких перемен стала ситуация на рынке труда. По обе стороны Атлантики устойчивое развитие сферы услуг стимулировало рост спроса на рынке труда на «белые воротнички», а практически полная занятость заставляла бороться за кадры с фабриками и заводами. Промышленность пыталась привлечь кадры более высокими зарплатами, а работодатели офисного сектора решили сделать ставку не на повышение окладов, а на респектабельность работы в офисе и «удовольствие» от неё. <...> Все ассоциации с индустриальной обстановкой, типичные для довоенного периода, были признаны непригодными для текущей ситуации на рынке труда и заменены новым набором образов. Изменилась не только манера управления, но и сама среда, стиль обстановки и дизайн офисного оборудования. Как заметил один из дизайнеров 1950-х годов, главной целью дизайна стало «превратить технику из инструмента промышленного производства в офисный атрибут».

... на смену жёсткой структуре пришла более свободная нерегулярная расстановка мебели. Такой подход делал различия между работниками менее зримыми и сглаживал служебную иерархию. Только намётанный глаз мог отличить стол старшего менеджера от стола обычного сотрудника. Офисы обставлялись по самому высшему разряду, повсюду стелилось ковровое покрытие, мебель подбиралась функциональная, но со вкусом. Ландшафтные офисы стали очень важным нововведением — в них создавалась среда, в которой сотрудники не чувствовали себя «офисным пролетариатом». Демократичная обстановка в офисе была призвана подчеркнуть важность отношений между сотрудниками: и руководители, и обычные служащие работали на одном этаже и постоянно находились в неформальном контакте. Организация офисного пространства определялась не только принципами логистики, но отчасти мнением и выбором самих сотрудников, при этом важным фактором выступали межличностные отношения. Ландшафтный офис предполагал новые стандарты поведения. Если раньше сотрудники вынуждены были всё время «носить маски», то теперь нормами поведения становились открытость и проявление личностных качеств. Контора превратилась в место, где собиралась дружная компания людей, получающих удовольствие от общества друг друга. Это придавало офисам дополнительную привлекательность, если учесть, что значительный процент служащих составляли замужние женщины, уставшие от домашней изоляции. Чтобы подчеркнуть атмосферу дружелюбия и отсутствие принуждения к работе, в дизайне и обстановке ландшафтных офисов использовались элементы домашнего интерьера, ведь именно дома люди ведут себя естественно и расположены к личному контакту.

При помощи метафоры войны гигиена описывалась как нескончаемая битва добра со злом, где человеческое тело было крепостью, которую постоянно атаковали враги-микробы (на иллюстрациях они изображались в виде солдат немецкой армии). Лишь ценой постоянной бдительности и сопротивления полчищам врагов тело могло справиться с осадой и сдержать победу. Гигиенисты пытались привить чувство беспокойства по поводу чистоты, в частности утверждая, что малейшее пятнышко грязи является потенциальным источником инфекции. <...> Ведение домашнего хозяйства и уборка приобрели огромное эмоциональное значение, а малейшие следы грязи или неприятный запах вселяли чувство тревоги и вины. Как Писал Р. С. Коуэн, «чистка раковины — это не просто чистка, а проявление материнского инстинкта защиты своей семьи». Малейшие отклонения от совершенной чистоты вызывали тревогу, которая приобретала уже социальные масштабы, поскольку микробы угрожали семье, друзьям и обществу в целом.

Начиная примерно с 1920 года идея чистоты эксплуатировалась в дизайне самых разнообразных предметов, а реклама этих товаров предупреждала о крайне неприятных последствиях несоблюдения правил гигиены — домашних конфликтах, презрении со стороны общества, болезнях, смерти и упадке нации. Девственная белизна и идеальная гладкость поверхности домашних приборов, например холодильника «Колдспот», делали заметным малейшее пятнышко грязи, которое подлежало немедленному уничтожению. Облик этой модели, как и многих других бытовых приборов и предметов, был постоянным упрёком в неряшливости, наглядным уроком чистоты, воплощённым в предметной форме.

Из всех изобразительных средств, которые изменили представления лондонцев о собственном городе, самым мощным и эффективным стала новая схема подземки. Схема, разработанная в 1951 году, была настолько удобной, функциональной и легко читаемой, что закрепилась в сознании миллионов людей в качестве самого привычного образа Лондона. В отличие от старой схемы, на которой станции имели точную географическую привязку, на новой, аккуратной и упорядоченной, все линии расположились строго по вертикальным и горизонтальным осям под углом в сорок пять градусов, при этом масштаб центральной части увеличился, а расстояние между станциями на периферии уменьшилось. Это было сделано отнюдь не случайно, цель заключалась в том, чтобы показать Лондон достаточно компактным городом, окраины которого расположены не так далеко от центра, что делало поездки туда не такими пугающими. (...) Кроме того, схема скрывала и другие потенциально неприятные моменты, в частности станции пересадок обозначались небольшим значком, который совершенно не давал представления о расстояниях‚ которые нужно преодолеть на некоторых пересадочных узлах.