Кашин

Кирилл Романовский – человек того типа, который исчерпывающе описывается словом «камрад»; так сначала в дружеском (собственно, камрадском) кругу, а потом и в более широкой блогосфере, но уже с ироническими интонациями называли молодых людей, не служивших в армии, но помешанных на всяких военных делах – военной истории, военной форме, военных действиях. Это субкультура, природа которой, вероятно, объясняется как-то психоаналитически; рождение массового русского интернета совпало с последней югославской войной, и мальчики, про которых говорили, что они «клеят танчики», сочувствовали сербам, одновременно осваивая тогдашние форумы – самый, вероятно, знаменитый «камрад», Игорь Стрелков, на пике своей донецкой славы общался с миром через форум реконструкторов и антикваров, и журналисты всего мира выцеживали «сводки от Игоря Ивановича» из потока объявлений о продаже георгиевских крестов, которые, впрочем, закупал и сам Стрелков, чтобы награждать ими своих ополченцев. В общем, «камрад» – действительно понятное слово.

Российская пресса заметила камрадов чуть позже, чем блогосфера, и оказалось, что эти аутичные юноши всех возрастов, при всех субкультурных недостатках могут быть полезны как военные эксперты или, кто покоммуникабельнее и посмелее, как военные репортеры – если человек упивается войной, то логично, что он же на ней и работает. Кирилл Романовский – камрад-журналист, и, что тоже важно, он петербургский журналист, то есть человек из города, который, хоть и великий, но медиапространство в нем – крайне скудно и провинциально в сравнении с московским, и редакций меньше, и зарплаты ниже, и нравы попроще в том смысле, что нет такого жесткого, как в Москве, разделения на «чистых» и «нечистых» – в Петербурге нет ни Дмитрия Киселева, ни Евгении Альбац, там все примерно одинаково рукопожатны и нерукопожатны, и к людям, которые за неимением другой работы находят себя в каких-то совсем ужасных медиапомойках, относятся с пониманием. Военный репортер Кирилл Романовский работает в одном из неприличных мест, но это до сих пор никак не вредило ни его репутации, ни его дружбе с какими угодно приличными людьми, вообще ничему.

Строго говоря, ⁠мы больше ничего не знаем о Кирилле Романовском. Тусовочная известность, ⁠некоторое количество всеобщих знакомых, так или иначе пересекавшихся ⁠с ним – ну, обычный человек, идущий мимо ⁠вас по улице, не более того.

И вот ⁠эксперимент – мимо вас прошел незнакомый человек, и вы должны, ⁠ничего о нем не зная, поверить, что он – самая отъявленная мразь и негодяй, человек, лично причастный, может быть, к самому жестокому и подлому из громких («медийных») убийств прошлого года. Догоните его. Покажите на него пальцем. Крикните ему – «Убийца!»

Разумеется, вы не станете этого делать. Обзывать незнакомого человека убийцей просто так – это странно, так люди не делают. А если не просто так? А что должно укладываться в это «не просто так»? Отпечатки пальцев, показания свидетелей, записи с камеры видеонаблюдения?

Уточним условия задачи. Нет отпечатков пальцев, нет камер видеонаблюдения, нет вообще ничего. Зато есть место работы, самое, вероятно, неприличное из всех, какие только возможны в российском медиапространстве. Подробности про камрадов и про нравы в петербургской журналистике неважны – он там работает, и за местом его работы стоит тот же влиятельный человек Евгений Пригожин, который стоит и за российскими «ихтамнетами» в той стране, где произошло страшное убийство.

Романовский – тот человек, который дал Орхану Джемалю, Александру Расторгуеву и Кириллу Радченко телефон фиксера Мартина. Мартин, в свою очередь, дал им телефон водителя Бьенвеню Дувокама. Бьенвеню Дувокама, судя по всему, работал на жандарма Эммануэля Котофио, который, в свою очередь, постоянно контактировал с людьми Пригожина.

Жандарм Котофио – герой расследования проекта «Досье». Про жандарма – самая сильная и самая обоснованная его часть; нет оснований сомневаться, что с самого своего прибытия в ЦАР Джемаль, Расторгуев и Радченко находились под колпаком у этого Котофио и его российских покровителей. Причастности Котофио к убийству это, впрочем, не доказывает – если кто-то за кем-то следит, это не значит, что он же его и убьет, и даже не значит, что он будет в курсе убийства, это вообще ничего не значит. Эшники, которые следили за Борисом Немцовым, скорее всего, очень удивились, когда на мосту появился убийца и стал стрелять. В общем, проект «Досье» очень убедительно доказал, что за российской съемочной группой в ЦАР следили – но не более того.

И тут можно перейти к самом слабому месту расследования «Досье». Авторы расследования хотят, чтобы к убийству были причастны люди Пригожина, чтобы убийство было заказным, а не случайным, и чтобы причина убийства заключалась в желании Пригожина скрыть какие-то свои центральноафриканские дела. Хотеть, чтобы убийцей был Пригожин – в этом ничего неприличного нет. Репутация Пригожина чудовищна, и того, что о нем известно (а известно о нем очень много), более чем достаточно, чтобы относиться к нему по умолчанию как к человеку, способному вообще на все. Иронии здесь нет, Пригожин действительно производит впечатление самого страшного человека.

К тому же – заказное убийство в интересах Пригожина отменяет все претензии к, очевидно, действительно очень низкому качеству организации центральноафриканской командировки. Это понятный конфликт между «отправили на смерть» (а уж враги Михаила Ходорковского позаботятся о том, чтобы клеймо отправившего на смерть сверкало на нем как можно ярче и нагляднее) и «их убил Пригожин» (а это, помимо прочего, потенциальный большой международный скандал – Пригожин же и в Америке знаменит как организатор российского вмешательства в выборы, и в новом зловещем штрихе к его портрету заинтересован в каком-то смысле весь мир). То есть почему проект «Досье» хочет, чтобы убийцей был Пригожин – это действительно понятно, логично и естественно. Просто стоит иметь в виду, что такое желание делает расследование проекта «Досье» заведомо необъективным – чем-то вроде задачи, в которой ответ известен студенту заранее, и он подгоняет под него свое решение.

И чтобы подогнать решение под готовый ответ, очень нужно, чтобы Кирилл Романовский был соучастником убийства. Чтобы телефон «фиксера Мартина» (этого человека до сих пор никто не нашел) он дал Джемалю, Расторгуеву и Радченко не просто так, а в рамках сознательного заманивания российских журналистов в смертельную ловушку. Если это предположение станет фактом, в расследовании убийства журналистов появится еще одно косвенное доказательство причастности структур Пригожина к убийству. Поскольку из других доказательств пока – только слежка жандарма Котофио, причастность Романовского к убийству станет очень важным доказательством, золотым, почти решающим.

И чтобы добыть это доказательство, не нужно ехать в Центральноафриканскую республику. Не нужно делать вообще ничего. Достаточно только расчеловечить незнакомого вам молодого военкора из камрадской тусовки только на основании его места работы. Догнать, ткнуть пальцем, проорать «Убийца». И хотя обзывать незнакомого человека убийцей просто так – это странно, и люди так не делают, почему-то трудно сомневаться, что за этим-то как раз дело не станет. О Романовском никто ничего не знает, его не жалко и растоптать, правда же?