Картина первая. Взгляд 18. Поезд. Граница. Степь
“Степь – это обнаженная бесснежность мира” - он повторил столько раз, что я сдалась перед мощью образа. Давно сдалась и навсегда. Еще когда мы жили в том каменном доме, сдалась. И когда окна наши были на зимнее небо. И когда я из лесу носила еловые ветки, чтобы мягче было спать. Носила ветки из леса, а выносила эту мысль о степи. Его мысль выносила, как свою.
Но это было восемь веков назад. А теперь забирай меня тоже, степь. Я пришла. Платье цепляется за колючки, ноги проваливаются в норы. Хочется грудью о земь и превратиться в птицу. Прокричать-пропищать один раз для всех, кто слышит. Провозвестить бурю и улететь назад в травы. Ветер вплетается в цветы и волосы. Хватает меня о запястья и ведет. А земля так раскалилась за вечный день, что больно. Травы охватывают лодышки и прорастают вглубь меня. Я шепчу, “тише-тише, пожалуйста”. Распускаю травяные узлы на своих пальцах. Я вернусь, но сейчас мне нужно идти. А идти так просто, если ногами попадать в следы от копыт коней остроглазых загорелых воинов-татар. Правда, проходили они здесь так давно, что даже запах от костров забыт воздухом и солнце не знает, о чем была эта история. Но я не настаиваю. Мне сейчас, чтобы идти, хватает и других следов – ржавых рельс, уложенных прямо на “обнаженную бесснежность мира”. Это образ со мной теперь всегда. Сжимаю его в ладони, вместе со всем миром. Железо шпал горит под моими ногами. Балансирую, будто подо мной тысячи лет земли в глубь. Но скоро уже и долгожданный пункт Б.
Полустанок, дом, скамейка. Все так, как он шептал во сне, ночь за ночью проходя свой маршрут. Ничего не изменилось, родной, мир по-прежнему покинут, забыт и брошен. А я здесь, чтобы засвидетельствовать неизменность того, что ты видел. Как будто вдруг после твоего ухода мир мог измениться хоть как-то. Глупая, я могла так думать.
Дверь в дом открыта, да. Она “стройна и уже не молода”. Ты тогда не мог зайти в дом, ты просто сидел незримый рядом с ней и ждал поезда, который никогда не придет. И она ждала, конечно. Я могу зайти в дом, но я не хочу. Оттуда тянет сыростью и темнотой. А жизнь здесь так реальна и осязаема. Женщина сидит на лавочке, голова чуть повернута вправо в сторону путей. Ноги напряженно скрещены под длинной юбкой. Она опирается двумя руками о скамью. Такую ветхую, что та кажется нерельной. Я присаживаюсь на землю рядом и закрываю глаза. Ты говорил “будущее здесь уже случилось, а прошлого еще не было”. Пытаюсь охватить это головой. Но ничего не получается потому, что мое прошлое прошло, а будущее будет.
Хоть я и была готова, но все равно вздрагиваю, когда вижу поезд. Твой поезд. Ты догадался передать мне что-нибудь с проводником, любимый? Я замираю в предчувствии.
Поезд покачивается, вздрагивает и останавливается. Женщина трогает меня за плечо – быстрее. Я бегу, оставляя на черной земле мягкие следы своих пяток. Из окна поезда мужчина лет сорока кидает мне связку из трех железных ключей. Я ловлю и с первым прикосновением к резному железу большого ключа, понимаю. Будущее уже случилось, а прошлого еще не было. Оглядываюсь на женщину, сказать спасибо. Но ее нет. И дома нет. Лишь “ночь пахнет нечеловеческой жизнью” и травы прорастают вглубь меня. Последняя отмашка дана, можно начинать.