Карамельки

Карамельки

Herr Faramant

Чтоб приготовить карамельку, мне нужны: столовая ложка, бутылка воды и пакетик сахара. А ещё зажигалка. Без неё ничего не получится.

Зайчик Сатоши деловито поправил очки и окинул взглядом улыбчивых фей, сидящих вокруг него.

По случаю готовки конфет все втроём решили перейти на балкон, чтобы не пропитывать квартиру запахами, сопряжёнными с процессом варева.

Синяя и Лиловая феи переглянулись, улыбнулись друг дружке. Тоши всё время описывает этот процесс, словно готовит конфеты для новеньких в первый раз. Но они-то не новенькие! Они так давно его знают, что и сами могут изготовить такие сладости.

— Кхм-кхм, — прокашлялся Зайчик, возвращая внимание слушательниц. По этому поводу он упёрся лапками в пол, начал на них подпрыгивать, нервно вилять и высокими ушками, и жёлтым хвостом-бубончиком

— Да я услышала, — засмеялась Синяя Фея, толкнула зверька в плечо. — Приготовим твои карамельки. А потом поиграемся с ними, да? — улыбнулась лукаво рядом сидящей тихой Лиловой Фее.

А та и правда сидела тихая. Смотрела на подругу, на друга, довольная — и как будто бы вся светилась. Лыбу давила широкую, большими глазами моргала, негустыми ресницами хлопала.

— Тебе нужно, — продолжила Синяя Фея, опять подтолкнув зайчика, — ты всё и принеси. А мы подождём, да? — подмигнула тихоне.

Сатоши недовольно замахал ушками, повертел носом и нахмурился. Но в итоге всё-таки махнул лапкой.

— Ладно-ладно! Но вы сидите! Я всё принесу!

… И упрыгал через порожик — обратно в зал.

За приоткрытой дверью угадывались черты Белой Белочки Леночки и лапы Волка Давайки, который как раз тянулся к её пышному хвосту.

Синяя Фея потянула за ручку, плотно прикрыв балкон.

Подружки наконец остались совсем одни.

— Я бы хотела тот мир, в котором мне не придётся хотеть.

Обе феи стояли, опираясь на перегородку балкона, спинами к светлому залу.

В небе гремели фейерверки, озаряли вечер россыпью-дробью семян зелени, медных монет.

— О чём ты? — спросила Лиловая, свесив голову набок и глядя искоса на подругу.

— Не знаю, — та шмыгнула носом, в зябкости свела плеча. Вроде и улыбалась, а — как-то грустная. Скорее даже задумчивая. Смотрела как будто на город, а как будто бы — куда-то за горизонт. — Обычно, когда ты хочешь, то тебе, скорее всего, чего-то недостаёт. Вот я бы очень хотела такую жизнь, когда нет нехватки. Когда всем довольна.

Младшая внимательно слушала старшую.

Мечтательно глядела на её отстранённое, бледное лицо. На её размытый взгляд карих прикрытых глаз. На волнистые пряди, окрашенные в лазурь.

— А разве сейчас у тебя не так? — непонимающе, сама поджала губы в вопросе.

Синяя Фея в ответ неопределённо не то отмахнулась, не то повела плечом. Нет, это не про то, что Лиловая назойлива со своими наивными спрашиваниями. Куда больше — про всякое о своём что тревожит, ломает внутри.

— До момента, когда смотрю в зеркало, — постаралась в наиболее честный ответ. — Вот ты, — теперь она повернулась лицом к той, мелкой, — ты когда своё отражение видишь, как тебе это?

Её подруга на это снова поджала губы. Ещё — предпочла отвернуться к улице: этот вопрос не требует объяснений. Его в принципе лучше не задавать.

Старшая покосилась на младшую. Одарила её мягкой, почти-материнской, а то и ближе — сестринской, правда родной улыбкой. Придвинулась к ней. Мягко толкнула в бок.

— Извини. Я не хотела тебя задеть.

Теперь Лиловая носом шмыгнула. Не мешала себя обнимать.

Так они вдвоём и стояли, спиной к общему празднику. Празднику, для... Просто: празднику одной феи. Четвёртому декабря одной девочки. Неверящей и счастливой. И прячущейся в объятья той, кто показал ей жизнь.

И так держались вдвоём: спинами к прочим, а лицами — к бескрайнему небу, озарённому огнями фейерверков.

Почти таких же, как когда-то, когда…

Синяя Фея головой качнула, хмыкнула, слегка улыбнулась и чуть крепче приобняла подругу, а та — та тихонько сложила голову на подставленное плечо.

— Да, я тоже тот вечер вспомнила. Кто же знал, что всё обернётся так.

Младшая удивилась.

— Ты жалеешь?

— Спасибо тебе, — только сказала старшая. — Спасибо за этот чудесный вечер. Я очень рада, что ты меня позвала.

— А что это вы тут делаете?

Чернобурка Лиса полюбопытствовала деликатно, приоткрыв балконную дверь, заглянув только длинным носиком.

Обе феи и Зайчик Тоши опять сидели втроём на балконе, вокруг рукотворной алхимической чаши. Чаша простая, собранная в домашних условиях: металлическая миска с полями, как раз под крепления или подпорки. Подпорками служили обычные палочки для суши, риса и роллов. Но их много, сразу восемь вокруг — и упирались в картонку с прорезями, чтоб могли не рассыпаться и удержать вес. Под чашей — пищевая фольга и морские камешки, выложенные небольшим кругом для маленького костра. А в том кругу сложены всякие разные клочки бумаги и шерсти — отлично, хорошо всё будет гореть — и греть пряно-пахнущую смесь в чаше.

— Карамельки, — деловито ответил Сатоши, навострив уши. — Раствор для них.

— Ух ты! — Чернобурка аж просияла, вышла к друзьям на балкон — и, да, прикрыла его за собой. Чтоб ей побольше досталось, конечно же. Ненавязчиво подвинула пышным хвостом Синюю Фею, упала на пол между ней и её подружкой, скрестила задние лапы-ноги, хлопнув себя по «коленям».

Сатоши напрягся, вздёрнулся так, что едва не развалил всю чашу.

— Цыц! — вскинул указательный коготь. — Не мешай! Деликатное дело! — и дальше с костром возился.

Лисичка переглянулась с Лиловой феей.

— Он опять палочками пытается? — шёпотом, прикрыв лапкой измазанную в сгущёнке мордашку.

За подругу ответила Синяя — и то, не словами, а просто тяжёлым вздохом.

Хвостик-бубончик Сатоши вздыбился.

— Я всё слышу. Нет зажигалок. А что есть, те Грюк все отжал. Как есть выживаем.

… А Бурундуку Грюку и правда нужны зажигалки. Особенно, когда он уединяется с Большим Медведем. Эти мохнатые любят закрыться на кухне и долго-долго о своём говорить. И, как правило, сила и тон дискуссии прямо пропорциональна итоговой задымленности помещения, избранного для локального «форума».

Все три подруги на слова Тоши испустили тяжёлый синхронный вздох.

Чернобурка привстала, пошарила по карманам.

Нашла простецкую и с колёсиком. Прозрачно-красненькую.

— О! — Сатоши выхватил зажигалку из протянутой лапы. Даже не поблагодарил. А вот дело быстро пошло.

Чирк-чирк — и искры вцепились в бумагу, белая поверхность пошла тёмным, тленным — и потянулись пока что маленькие оранжевые язычки.

Сладости Зайчика Тоши — они всегда по-особенному приятные. И кушать их нужно обязательно через трубочки.

Хитрые, под карамельки изготовленные соломинки — и такие у Зайчика всегда при себе. В его личной набедренной сумочке. Там же, где и запасные пакетики сахара и шарик фольги, если у гостей вдруг ничего не найдётся. А то как же так — прийти в гости — и чтоб без конфеток! Вот совсем непорядок!

Первой из всех причастилась нетерпеливая Чернобурка.

— Аккуратно! Ничего не пролей! — напутствовал Сатоши, поднеся столовую ложку к Лисичке, а та — потянулась соломинкой к тёмной, бурлящей жиже. С шумом, с довольным вдохом втянулась — и осела к стене у двери.

Сложила лапки чуть выше брюха, мордашку закинула к открытому ясному небу. Широко улыбалась.

— Не показатель, — резюмировал Тоши. — Кто-то ещё?

Следующей вызвалась Синяя Фея.

К карамелькам она подходила всегда деликатно. Да что там, у неё тоже, в личной набедренной сумочке, вот под них всегда лежала своя собственная чистая бирюзовая трубочка. Она любила сладости не меньше Лисички — но всё же держала меру. И даже сегодня, сейчас попросила Зайчика зачерпнуть ей не столовой, а чайной ложечки.

Тот порылся в своём «бардачке», нашёл фигурную, серебристую. Блёсточками инкрустирована.

Синяя Фея благодарно кивнула Зайчику, причастилась к изварившейся сласти.

Лиловая — пристально наблюдала за старшей...

...и улыбнулась только: всё в порядке, это ж не в первый раз.

Сейчас той просто хотелось сладкого. Хотелось, чтоб стало всё хорошо.

Мягкая и блаженная, она закатила глаза. Тихо поднялась, прошла к дальней части балкона. Туда, где трансформатор, коврик и чьи-то тапочки. На том коврике растянулась вся, вытянулась, сложилась тихонько на спину, закинув под затылок ладони.

Младшая порхнула рядом, умастилась под боком старшей.

Зайчик Сатоши — сидел, опираясь на решётки балконной жёрдочки.

Под рукотворным алхимическим аппаратом всё ещё потрескивал маленький огонёк. Язычки, зубки пламени пожирали бумагу и клочья шерсти, а в «чаше» шкварчали, кипели остатки варева.

— Ты тоже их видишь?

Лиловая Фея подняла взгляд на Синюю. Та закинула к небу руку, водила ладонью в воздухе. На отведённый указательный палец опустился маленький мотылёк, чьи крылья светились, переливались то зелёным, то болотным, то цветом ила.

— Красота! — у балконной двери воскликнула Чернобурка. Она сидела, оглядываясь восторженно — а вокруг Лисички метушились мерцающие светлячки.

Звери-детишки сидели вчетвером на балконе, а вокруг них — играли, порхали бабочки, сумеречники, с пепельными крыльями моль.

Где-то со стороны зала ухнул чей-то воздушный шарик. За ним следовал весёлый, заливистый беличьий, волчий смех. А потом ещё и ещё, новые яркие взрывы — и краски на небесах, дробь-шрапнель, новый взрыв-салют.

Зайчик Сатоши всё время поправлял так и норовящие соскользнуть с больших овальных глаз тёмненькие очки, вертел носиком, чтоб их удержать.

— Я верю в птиц! — авторитетно заявил после.

— В каких-таких птиц? — поинтересовалась Синяя Фея.

— Ну как в каких! — воскликнул и поджал губы, навострил уши. — Ты что, не слышала?

— Они вкусные! — подтвердила-кивнула Лисичка.

— Да иди ты! — надулся Зайчик, и уже поднял лапку, собираясь её щёлкнуть по носу, но Чернобурка хвостом вильнула — и подсела ближе к нему.

Сатоши сперва смутился — но всё же не растерялся. И даже не потерял равновесия.

— Так вот, кхм-кхм, — опять поправил очки, — о птицах.

… И завёл историю о красном камне и бурлящем котле. В той истории было множество сложных терминов, которых по крайней мере Лиловая Фея совсем не улавливала. А вот Синяя — да, она внимательно-пристально слушала.

Там были разные птицы. Прежде всего — разноцветные. По спектру-гамме — от пепельного к огню. О свадьбе Луны и Солнца, о Льве с головой героя. И о боге ветра, что летает над морем, где нет границ.

Зайчик Тоши вдохновенно вещал — а огонёк под чашей всё тлел, догорал тихонько. Над чашею поднимался пар, сладковатый приятный дым. И чем дальше, тем больше вся речь Сатоши как-то смешивалась, сливалась. Сливалась в мелодию — и ей в такт вокруг чаши кружили жёлтые светлячки.

В какой-то момент Чернобурка Лисичка куснула Тоши за правое ушко, мягко обвила хвостом. Тот было что-то хотел сказать — но принюхался, навострился — и едва через тот самый хвост не упал. Неудержался неловко, приземлился на лисье брюшко.

Все подружки смеялись, а он нудил, недовольно крутил мордашкой.

— Ты не против? — спросила Лисичка, облизнувшись, глядя к Лиловой Фее.

Та сперва посмотрела на всё ещё смешанного, чуть-чуть кружащего головой Зайчика. На лапки Чернобурки, на когти у плеч зверёныша.

Фея нехотя подняла взгляд на пару. На то, как они игриво вдвоём смотрелись. И на лукавые, хищные лисичкины глазки.

— А разве должна? — спросила вместо прямого ответа.

Ещё миг — и на балконе только две феи, полусидели, полулежали вдвоём.

Синяя Фея лежала на коврике, всё так же закинув затылок на сведённые под головой локти. Качала коленом, глядела на порхающих светлячков и на дробные блики огней. Её лицо озарялась переливчатым светом от несмолкаемого салюта, менялась красками то в зелень, то в сизое, то в разводы оранжевого и алого. Лазурные пряди размётаны — и в то же время как будто убраны. Огибали узкие плечи, стелились поверх груди.

Лиловая примостилась рядом, тёрлась своей щекой об её, тёплую и уютную. Свернулась клубочком, не задумчивая, спокойная. И кулачками под голову — и тянулась к родной и старшей.

— Он так и не дорассказывал, — заметила лежавшая на спине подруга.

— Да мне и того хватило, — вторая повела плечом.

— А ты бы хотела стать птицей? Такой вот, про которую он рассказывал.

— Не знаю, — младшая опять носом шмыгнула. — Нужно подумать. А ты?

Синяя Фея закусила губу. Опять ладонь подняла — и на тыльную сторону сел пепельный мотылёк.

— «Меж вод, где нет всяких границ…», — задумчиво протянула. — Красивый образ. По крайней мере, мне нравится.

— А мне за неё грустно. Это же так представить: одна, в пустом море, ест свои крылья…

— Чтоб получить полную свободу. Чем не плата?

Лиловая Фея только завернулась плотнее. Попыталась обнять подругу. А та — та лишь только вздохнула. Сама повернулась на бок. На правильный бок — лицом к младшей.

… Так они ни про что и не договорились. В какой-то момент обе феи просто сложили крылья — да и не то, чтобы раньше за весь вечер хоть раз раскрывали их.

Просто лежать на коврике, на балконе, раствориться в тепле друг дружки — и слушать музыку веселья, праздника за балконной дверью. И гром салюта. И мерное жужжащее пение парящих, мерцающих светлячков, что слетелись к металлической чаше на остатки уже застывающих сладостей.


Report Page