Калина красная

  Вошли Люба с Егором. 

   - Здравствуйте! - приветливо сказал Егор. 

   Старики в ответ только кивнули... И открыто, в упор раз­глядывали Егора. 

  - Ну, вот и бухгалтер наш, - как ни в чем не бывало за­говорила Люба. - И никакой он вовсе не разбойник с боль­шой дороги, а попал по... этому, по... 

   - По недоразумению, - подсказал Егор. 

   - И сколько же счас дают за недоразумение? - спросил старик. 

   - Пять, - кротко ответил Егор. 

   - Мало. Раньше больше давали. 

   - По какому же такому недоразумению загудел-то? - прямо спросила старуха. 

   - Начальство воровало, а он списывал, - пояснила Лю­ба. - Ну, допросили? А теперь покормить надо - человек с дороги. Садись пока, Георгий. 

   Егор обнажил свою стриженую голову и скромненько присел на краешек стула. 

   - Посиди пока, - велела Люба. - Я пойду баню затоп­лю. И будем обедать. 

  Люба ушла. Нарочно, похоже, ушла - чтобы они тут до чего-нибудь хоть договорились. Сами. Наверно, надеялась на своих незлобивых родителей. 

   - Закурить можно? - спросил Егор. 

   Не то что тяжело ему было - ну и выгонят, делов-то! - но если бы, например, все обошлось миром, то оно бы и луч­ше. Интереснее. Конечно, не ради одного голого интереса хотелось бы здесь прижиться хоть на малое время, а еще и надо было... Где-то надо было и пересидеть пока, и осмот­реться. 

   - Кури, - разрешил дед. - Какие куришь? 

   - "Памир". 

   - Сигаретки, что ли? 

   - Сигаретки. 

   - Ну-ка, дай я опробую. 

   Дед подсел к Егору. И все приглядывался к нему, пригля­дывался. 

   Закурили. 

   - Дак какое, говоришь, недоразумение-то вышло? Ме­тил кому-нибудь по лбу, а угодил в лоб? -- как бы между де­лом спросил дед. 

   Егор посмотрел на смекалистого старика. 

   - Да... - неопределенно сказал он. - Семерых в одном месте зарезали, а восьмого не углядели - ушел. Вот и попа­лись... 

   Старуха выронила из рук полено и села на лавку. 

   Старик оказался умнее, не испугался. 

   - Семерых? 

   - Семерых. Напрочь: головы в мешок поклали и ушли. 

   - Свят-свят-свят... - закрестилась старуха. - Федя... 

   - Тихо! - скомандовал старик. - Один дурак городит чего ни попадя, а другая... А ты, кобель, аккуратней с язы­ком-то: тут пожилые люди. 

   - Так что же вы, пожилые люди, сами меня с ходу в раз­бойники записали? Вам говорят - бухгалтер, а вы, можно сказать, хихикаете. Ну - из тюрьмы... Что же, в тюрьме одни только убийцы сидят? 

   - Кто тебя в убийцы зачисляет! Но только ты тоже, то­го... что ты булгахтер, это ты тоже... не заливай тут. Булгахтер! Я булгахтеров-то видел-перевидел!.. Булгахтера тихие все, маленько вроде пришибленные. У булгахтера голос слабенький, очечки... и, потом, я заметил: они все курносые. Какой же ты булгахтер - об твой лоб-то можно поросят шес­тимесячных бить. Это ты Любке вон говори про булгахтера - она поверит. А я, как ты зашел, сразу определил: этот - или за драку, или машину лесу украл. Так? 

   - Тебе прямо оперуполномоченным работать, отец, - сказал Егор. - Цены бы не было. Колчаку не служил в моло­дые годы? В контрразведке белогвардейской? 

   Старик часто-часто заморгал. Тут он чего-то растерялся. А чего - он и сам не знал. Слова очень уж зловещие. 

   - Ты чего это? - спросил он. - Чего мелешь-то? 

   - А чего так сразу смутился? Я просто спрашиваю... Хо­рошо, другой вопрос: колоски в трудные годы воровал с кол­хозных полей? 

   Старик, изумленный таким неожиданным оборотом, молчал. Он вовсе сбился с налаженного было снисходительного тона и не находил, что отвечать этому обормоту. Впро­чем, Егор так и построил свой "допрос", чтобы сбивать и не давать опомниться. Он повидал в своей жизни мастеров этого дела. 

   - Затрудняетесь, - продолжал Егор. - Ну, хорошо... Ну, поставим вопрос несколько иначе, по-домашнему, что ли: на собраниях часто выступаем? 

   - Ты чего тут Микитку-то из себя строишь? - спросил наконец старик. И готов был очень обозлиться. Готов был наговорить много и сердито, но тут Егор пружинисто снялся с места, надел форменную свою фуражку и заходил по комнате. 

   - Видите, как мы славно пристроились жить! - загово­рил Егор, изредка остро взглядывая на сидящего старика. - Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна... Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют все остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряже­ния. - Егор наскочил на слово "напряжение" и с удовольст­вием смаковал его. - Люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы... А в это самое время находятся другие люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно... Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми... 

   - Да он с десяти годов работает! -- встряла старуха. - Он с малолетства на пашне... 

   - Реплики потом, - резковато осадил ее Егор. - А то мы все добренькие, когда это не касается наших интересов, нашего, так сказать, кармана... 

   - Я - стахановец вечный! - чуть не закричал старик. - У меня восемнадцать похвальных грамот. 

   Егор остановился удивленный. 

   - Так чего же ты сидишь молчишь? - спросил он дру­гим тоном. 

   - Молчишь... Ты же мне слова не даешь воткнуть! 

   - Где похвальные грамоты? 

   - Там, - сказала старуха, вконец тоже сбитая с толку. 

   - Где "там"? 

   -- Вон, в шкапчике... все прибраны. 

   - Им место не в шкапчике, а на стене! В "шкапчике". Привыкли все по шкапчикам прятать, понимаешь... 

   В это время вошла Люба. 

   - Ну, как вы тут? - спросила она весело - она разрумя­нилась в бане, волосы выбились из-под платка... Такая она была хорошая! Егор невольно загляделся на нее. - Все тут у вас хорошо? Мирно? 

   - Ну и ухаря ты себе нашла! - с неподдельным востор­гом сказал старик. - Ты гляди, как он тут попер!.. Чисто ко­миссар какой! - Старик засмеялся. 

   Старуха только головой покачала... И сердито поджала губы. 

   Так познакомился Егор с родителями Любы. 

В.Шукшин