Как не ошибаться

Как не ошибаться

Джордан Элленберг

Глава четырнадцатая
Триумф посредственности

В начале 1930-х годов, как и в настоящее время, в американском деловом сообществе наступил период переоценки ценностей. Что-то пошло не так, это было очевидно. Но что именно? Был ли кризис 1929 года и последовавшая за ним Великая депрессия непредсказуемой катастрофой? Или американская экономика дала системный сбой?

У Хораса Секриста были все возможности ответить на этот вопрос. Секрист был профессором статистики и руководителем отдела исследований в области ведения бизнеса Северо-Западного университета, специалистом по практическому применению методов количественного анализа в бизнесе, а также автором широко распространенного учебника по статистике для студентов и руководителей компаний
{202}

. Начиная с 1920 года, за несколько лет до кризиса, Секрист кропотливо собирал самые подробные статистические данные о сотнях коммерческих предприятий: от хозяйственных магазинов до железных дорог и банков. Он вносил в специальные таблицы информацию о расходах, общем объеме продаж, затратах на оплату труда и аренду помещений, а также любые другие данные, которые мог получить. На основании всех полученных данных Секрист пытался установить и классифицировать непостижимые различия, из-за которых некоторые компании процветали, тогда как другие едва сводили концы с концами.

Таким образом, в 1933 году, когда Секрист собирался обнародовать результаты своих аналитических исследований, его уже были готовы выслушать как в академических кругах, так и в мире бизнеса. Интерес к работе Секриста возрос еще больше, когда он раскрыл поразительную природу своих результатов, опубликовав книгу в 468 страниц, содержащую множество таблиц и графиков. Секрист не стеснялся в выражениях и назвал свой труд The Triumph of Mediocrity in Business («Триумф посредственности в бизнесе»).

Как правило, в поведении конкурирующего бизнеса господствует посредственность. Это именно тот вывод, на который однозначно указывают результаты анализа затрат (расходов) и прибыли тысяч компаний. Такова цена промышленной (торговой) свободы
{203}
.

Как Секрист пришел к такому выводу, звучащему как приговор? Во-первых, он разделил компании в каждом секторе на группы, тщательно отделив успешные (компании с высоким уровнем дохода и низким уровнем затрат) от неэффективных неудачников. Например, в 1916 году 120 магазинов одежды, которые изучал Секрист, сначала были упорядочены по отношению объема продаж к объему расходов, а затем разделены на шесть групп («секстили») по двадцать магазинов в каждой группе. Секрист считал, что со временем магазины из верхнего секстиля закрепят свой успех и займут еще более высокие позиции по мере совершенствования и без того хороших навыков работы на рынке. Но на самом деле он обнаружил нечто прямо противоположное. Большинство магазинов верхнего секстиля к 1922 году утратили большинство своих преимуществ по сравнению с обычными; они по-прежнему были более успешными, чем средние магазины, но в общем и целом ничего выдающегося в них больше не наблюдалось. Более того, магазины нижнего секстиля (самые

худшие
) испытали на себе тот же эффект, но в обратном направлении: их результативность повысилась до среднего уровня. Может быть, и существовал особый гений, покровительствующий магазинам верхнего секстиля, ведший их к вершине успеха, но за каких-то шесть лет он исчерпал свои силы. Посредственность восторжествовала.

Секрист обнаружил этот феномен в компаниях всех категорий. На уровень посредственности скатились как хозяйственные, так и продуктовые магазины. Причем никакого значения не имела используемая система оценок. Секрист пытался оценить работу компаний по таким показателям, как отношение заработной платы к продажам, арендной платы к продажам или по любым другим статистическим показателям, к которым у него был доступ. Не играло никакой роли. Со временем лидеры начинали выглядеть и вести себя точно так же, как представители общей массы.

Книга Секриста как будто выплеснула ушат холодной воды в лицо деловой элиты, которая к тому времени и без того чувствовала себя неуютно. Многие эксперты увидели в таблицах и графиках Секриста численное опровержение мифов, лежавших в основе предпринимательства. Роберт Ригель из Университета в Буффало писал:

Эти результаты ставят перед бизнесменом и экономистом насущную и в какой-то мере трагическую проблему. Хотя и существуют исключения из правил, концепция тяжелого труда, который приносит успех талантливым и эффективным людям, позволяющий пожинанать его плоды, – эта концепция полностью разрушена
{204}
.

Какая сила толкает самые лучшие и самые худшие компании к среднему уровню? Данная сила должна иметь отношение к поведению человека, поскольку этот феномен не был замечен в мире природы. Секрист со свойственной ему тщательностью провел аналогичный тест в отношении температуры воздуха в июле в 191 городе США. В этом случае не было обнаружено никакой регрессии. В городах, в которых было жарче всего в 1922 году, было так же жарко и в 1931-м.

После десятилетий сбора статистических данных и изучения деятельности американских компаний Секрист сделал вывод, что знает ответ. Причина заключалась в природе самой конкуренции, которая толкает успешные компании вниз и поддерживает их некомпетентных конкурентов. Вот что он писал по этому поводу:

Полная свобода заниматься коммерцией и непрерывная конкуренция означают сохранение посредственности навсегда. Новые компании создаются людьми неподготовленными, во всяком случае неопытными. Если некоторые из них и добиваются успеха, они должны соответствовать конкурентной практике соответствующего класса компаний, рынка, к которому принадлежат. Однако незаурядные суждения, благоразумный подход к сбыту и честность всегда находятся во власти непорядочных, глупых, неправильно информированных и неблагоразумных людей. Результат – перегруженная розничная торговля, маленькие и неэффективные магазины, ненадлежащий объем бизнеса, относительно высокие расходы и маленькая прибыль. До тех пор пока есть открытый доступ в ту или иную область деятельности, пока конкуренция остается «свободной» и пока существуют приведенные выше границы, не сможет устоять ни совершенство, ни несовершенство. Напротив, посредственность укрепит свои позиции. Господствует средний уровень интеллекта тех, кто занимается бизнесом, а методы, свойственные такому типу коммерческого мышления, становятся правилом

{205}
.
Вы можете допустить, чтобы нечто подобное сказал профессор школы бизнеса в наше время? Совершенно немыслимо. В современной системе понятий рыночная конкуренция – это очищающий клинок, отсекающий как людей некомпетентных, так и 10 % тех, кто не дотягивает до максимального уровня компетентности. Второразрядные компании находятся во власти тех, кто лучше их, а не наоборот.

Однако Секрист видел другое: свободный рынок, на котором компании разных размеров и уровня квалификации соперничали друг с другом, скорее напоминал ему школы с одним классом, к 1933 году все практически упраздненные:

Необходимо было обучать учеников всех возрастов, с разными умственными способностями и подготовкой, собранных вместе в одном помещении. Разумеется, итогом было настоящее столпотворение, разочарование и неэффективность. Впоследствии здравый смысл указал на целесообразность разделения на классы, введения системы оценок и особого обращения – то есть внесения изменений, которые открыли путь для того, чтобы врожденные способности могли проявиться, а также чтобы совершенство могло противостоять выхолащиванию или размыванию несовершенством

{206}
.
Последняя часть высказывания звучит несколько… даже не знаю, как сказать… Вам она ничего не напоминает?
Кто еще
в 1933 году говорил о превосходстве… о высшей расе… об угрозе выхолащивания общества со стороны низших существ?

После того как мы отметили некоторое своеобразие взглядов Секриста на образование, нас вряд ли удивит, что его концепция регрессии восходит к идеям британского ученого XIX столетия Фрэнсиса Гальтона, разработавшего основы евгеники. Гальтон был самым младшим из семи детей, своего рода вундеркиндом. Прикованная к постели старшая сестра Адель воспринимала обучение брата как единственную радость в жизни. В два года Фрэнсис уже умел написать свое имя, а в четыре писал сестре такие письма: «Я могу вычислить любую сумму в сложении и могу умножать на 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10. Я также знаю наизусть таблицу перевода пенсов в шиллинги и фунты. Я немного читаю на французском и знаю, как называть время»

{207}
. В восемнадцать лет Гальтон начал изучать медицину, но после смерти отца, оставившего ему солидное состояние, он внезапно обнаружил, что его больше не интересует традиционная карьера. Какое-то время Гальтон был исследователем и возглавлял экспедиции во внутренние регионы Африки. Историческое появление в 1859 году дарвиновского «Происхождения видов» повлекло за собой кардинальное изменение интересов Гальтона. Он вспоминал, что «жадно поглощал материал книги и сразу же все усваивал»
{208}

. С тех пор б
о
льшая часть работы Гальтона была посвящена наследственности человеческих характеристик: физических, психических и интеллектуальных. Исследования привели Гальтона к политическим воззрениям, явно сомнительным с современной точки зрения. Вступительная часть его книги Hereditary Genius («Наследственность таланта»
[245]
), написанной в 1869 году, позволяет составить представление об этом:

В этой книге я предлагаю доказательства того, что природные способности человека передаются по наследству в силу тех же самых законов, которые определяют форму и физические признаки обитателей всего органического мира. Следовательно, точно так же, как методами тщательной и умелой селекции в рамках естественных ограничений удается получить стабильную породу собак или лошадей, обладающих особенными способностями к бегу или к чему-либо еще, представляется вполне возможным произвести высокоталантливую расу людей путем рассчитанных браков в течение нескольких последовательных поколений.

Гальтон обосновал свою точку зрения интересным методом: изучая достижения известных британцев (духовные лица, судьи, борцы за свободу), он тщательно исследовал их истории жизни и пришел к выводу, что знаменитые англичане
[246]

имеют несоразмерно большое количество выдающихся родственников. Книга «Наследственность таланта» встретила большое противодействие со стороны духовенства, так как сугубо натуралистический взгляд на мирской успех оставлял мало места для более традиционного представления о Божьем промысле. Особенно раздражающим было заявление Гальтона, что даже успех в духовных поисках возникает под влиянием наследственности, другими словами, как отметил один критик, «благочестивый человек обязан своим благочестием не столько (как мы всегда считали) прямому воздействию на его душу Святого Духа, который дышит, где хочет, а скорее, доставшемуся от отца физическому наследию в виде строения тела, приспособленного к религиозным чувствам»

{209}
. Если в год выхода книги у Гальтона еще оставались друзья среди религиозных деятелей, то три года спустя, после публикации небольшой статьи Statistical Inquiries into the Efficacy of Prayer («Статистические наблюдения об эффективности молитвы»), он их точно всех растерял. Итоговый вывод автора был краток: действенность молитвы сильно преувеличена.

Напротив, научное сообщество викторианской эпохи приняло книгу Гальтона с большим воодушевлением, если не сказать со слепым одобрением. Чарльз Дарвин впал в своего рода интеллектуальное исступление и написал Гальтону письмо, даже не дочитав книгу до конца.
Даун, Бекенхем, Кент, Юго-Восток
23 декабря

Мой дорогой Гальтон!

Я прочитал всего пятьдесят страниц вашей книги (до судей), но вынужден передохнуть, иначе у меня внутри что-то сломается. Не думаю, что когда-либо за всю свою жизнь читал что-либо более интересное и оригинальное – и как хорошо и понятно вы изложили каждую мысль! Джордж, который прочитал всю книгу и который выразил свои мысли примерно в таких же словах, говорит мне, что начальные главы не сравнить с последними по занимательности! Мне понадобится какое-то время, чтобы добраться до последних глав, поскольку книгу читает мне вслух жена, также весьма заинтересовавшаяся книгой. В некотором смысле вы имеете в моем лице оппонента, изменившего свои взгляды, поскольку я всегда считал, что за исключением глупцов люди мало отличаются друг от друга по уровню интеллекта, а отличаются только рвением и тяжелым трудом, и я до сих пор считаю это крайне важным различием. Примите мои поздравления с созданием того, что, я убежден, станет запоминающейся работой. С нетерпением и большим интересом жду каждого сеанса чтения, но это влечет за собой такие интенсивные размышления, что я нахожу это трудной работой. Однако это целиком и полностью изъян моего мозга, а не вашего прекрасного четкого стиля.

Искренне ваш,
Чарльз Дарвин
Честно говоря, Дарвин мог быть необъективным, поскольку Гальтон был его двоюродным братом. Более того, Дарвин действительно считал, что математические методы позволяют ученым сформировать более богатое видение мира, хотя его собственная работа была в гораздо меньшей степени основана на количественных данных по сравнению с работой Гальтона. В своих мемуарах он писал о ранних годах обучения следующее:

Я пытался заняться математикой и даже отправился для этого в Бармут летом 1828 года с частным преподавателем (очень тупым человеком), но занятия мои шли крайне вяло. Они вызывали у меня отвращение главным образом потому, что я не в состоянии был усмотреть какой-либо смысл в первых основаниях алгебры. Это отсутствие у меня терпения было очень глупым, и впоследствии я глубоко раскаивался в том, что не продвинулся по крайней мере настолько, чтобы уметь хотя бы немного разбираться в великих руководящих началах математики, ибо люди, овладевшие ею, кажутся мне наделенными каким-то сверхчувством

[247]
{210}
.
Возможно, Дарвин почувствовал, что в работе Гальтона он наконец видит начало биологии, выходящей за пределы обычного чувственного восприятия, для развития которой ему самому не хватало математической подготовки.
Критики книги «Наследственность таланта» утверждали, что, хотя наследственность умственных наклонностей действительно имеет место, Гальтон преувеличивает ее значимость по сравнению с другими факторами, от которых зависит успех. Поэтому Гальтон попытался определить
степень

, в которой родительское наследие определяет нашу судьбу. Однако измерить наследственность «гения» было нелегко: как можно было дать точную количественную оценку того, насколько выдающимися являются выдающиеся англичане? Не останавливаясь перед трудностями, Гальтон обратился к характеристикам человека, которые можно было легче отобразить на числовой шкале (например, рост). Как было известно Гальтону и всем остальным, у высоких родителей обычно рождаются высокие дети. Когда мужчина ростом 188 сантиметров и женщина ростром 178 сантиметров вступают в брак, их сыновья и дочери, по всей вероятности, будут иметь рост выше среднего.

Вот в чем состоит удивительное открытие Гальтона: дети не всегда оказываются такими высокими, как их родители. Такая же закономерность имеет место и у низкорослых родителей, только в обратном направлении: их дети также будут иметь низкий рост, но не настолько, как у самих родителей. Гальтон открыл феномен, который сейчас называют
регрессией к среднему значению

. Его данные не оставляли сомнений, что этот феномен действительно существует. В своем основном труде Natural Inheritance («Наследование в природе»), опубликованном в 1889 году, он писал:
Каким парадоксальным это ни казалось бы на первый взгляд, но то, что рост взрослого потомства должен в общем быть более близким к 
среднему
, чем рост родителей, – это теоретически целесообразный факт
[248]
, несомненно подтвержденный наблюдениями.

Гальтон считал, что то же самое должно касаться умственных способностей и интеллектуальных успехов, поскольку это соответствует тому, что происходит в реальной жизни: дети великого композитора, ученого или политического лидера зачастую добиваются какого-то признания в той же области, что их выдающиеся родители, но редко достигают, как они, высшей точки славы. Гальтон наблюдал тот же феномен, который Секрист откроет впоследствии в сфере бизнеса. Выдающиеся качества не сохраняются навсегда; проходит время, и посредственность заявляет о себе

[249]
.
Однако между Гальтоном и Секристом есть большое различие. Гальтон был в глубине души математиком, а Секрист – нет. Поэтому Гальтон понимал,
почему
имеет место регрессия, тогда как Секрист оставался в неведении по этому поводу.

Гальтон понимал, что рост человека зависит от сочетания врожденных качеств и внешних факторов, к числу которых может относиться окружающая среда, состояние здоровья в детстве или просто случай. Мой рост 185 сантиметров; отчасти это связано с тем, что у моего отца такой же, и я унаследовал от него часть генов, от которых зависит, быть человеку высоким или нет. Но, кроме того, это объясняется тем, что в детстве я хорошо питался и не испытывал никаких слишком сильных стрессов, которые тормозили бы мой рост. Кроме того, мой рост, вне всякого сомнения, то усиливали, то замедляли другие факторы, сопутствующие моей жизни, начиная с утробы матери. Люди имеют высокий рост или по причине наследственной предрасположенности, или потому, что их росту способствуют внешние факторы, или по обеим причинам сразу. Чем выше человек, тем больше вероятность, что высокому росту способствуют именно обе причины.

Другими словами, люди, относящиеся к самому высокому сегменту населения, почти наверняка имеют более высокий рост, чем тот рост, который у них должен быть согласно генетической предрасположенности. Они родились с хорошими генами, но, помимо этого, их высокому росту способствовала окружающая среда и случай. Дети таких людей унаследуют их гены, но нет никаких гарантий, что внешние факторы снова будут способствовать более высокому росту, чем рост, обусловленный наследственностью. Таким образом, в среднем дети будут выше обычного человека, но не такими высокими, как их родители. Именно это вызывает регрессию к среднему значению: не загадочная сила, которая благоволит посредственности, а просто воздействие наследственности в сочетании со случаем. Поэтому Гальтон пишет, что регрессия к среднему «теоретически целесообразна». Сначала этот феномен показался ему неожиданным аспектом полученных данных, но, как только он понял, что происходит, ему стало ясно, что иначе не может быть.

То же самое касается и бизнеса. Секрист не ошибался по поводу компаний, получавших самую большую прибыль в 1922 году: по всей вероятности, это были компании с самым эффективным управлением в своих секторах. Но им также сопутствовало везение. С течением времени руководство этих компаний вполне могло оставаться таким же мудрым и проницательным. Однако у компаний, которым повезло в 1922 году, было не больше шансов на такое же везение через десять лет, чем у любой другой компании. В итоге компании, принадлежавшие к верхнему секстилю, с течением времени начали терять свои позиции.

На самом деле практически все жизненные обстоятельства, которые сопряжены со случайными колебаниями во времени, могут быть подвержены влиянию регрессии. Вы когда-либо садились на абрикосовую и сырную диету? Теряли на ней около полутора килограммов? Вспомните тот момент, когда вы решили похудеть. Скорее всего, это произошло в тот момент, когда ваш вес находился в верхней части обычного диапазона колебаний веса, поскольку именно в таких случаях вы смотрите на весы или на свою талию и говорите себе: черт, с этим надо что-то делать. Но, если все происходит именно так, вы вполне могли бы потерять полтора килограмма без всяких диет в тот период, когда ваш вес вернулся бы к нормальному значению. Следовательно, такая потеря веса ничего не говорит об эффективности диеты.

Эту задачу можно попытаться решить методом случайной выборки: выберите случайным образом две сотни пациентов, определите, у кого из них избыточный вес, а затем посадите этих людей на диеты. Но затем вы будете делать то, что сделал в свое время Секрист. Сегмент населения с избыточным весом во многом напоминает верхний секстиль компаний. Эти люди страдают избыточным весом с большей вероятностью, чем среднестатистический человек. Однако в их случае более высока и вероятность того, что в день взвешивания они окажутся в верхней части своего диапазона веса. Подобно тому как компании Секриста опускались со временем до среднего уровня, пациенты с избыточным весом также будут терять вес, независимо от эффективности диеты. Именно поэтому лучшие исследования в области диет не изучают результаты только одной диеты; они сравнивают две диеты, чтобы понять, какая из них приводит к большей потере веса. Регрессия к среднему значению должна в равной степени воздействовать на каждую группу людей, придерживающихся диеты, с тем чтобы сравнение было достоверным.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Report Page