Йокохама

Все поезда в Москву всегда шли через город Грязи. Из Грязей мы провожали подросших сверстников в столицу учиться, оттуда же встречали южные поезда, которые везли загорелых веселых одноклассников обратно с морей. Через этот город ездили в аэропорты в Москву и Питер, через него прощались и встречались. Все в нашей простой жизни было через этот маленький город. Для меня это был взлетный пункт, размытое дождями поле, на котором разгоняются самолеты. Или земля из под колес затормозившей машины. Нужно неловко с десятью сумками в зимнем пуховике и съехавшей шапке выпрыгнуть в это месиво из такси, а потом уже одернуться, расправиться и столичным шагом двигаться в родной город, дарить иноземные подарки и удивлять манерами. Но сначала - Грязи.

Самолетов, конечно, там не было, такси там не останавливалось. Были только огромные паутины путей, рельсы, вокзал да грязные маршрутки, которые развозили людей домой по окрестным городам. Самого города тоже не было. Был вот вокзал, вокруг которого наросли пивнушки и аптеки, а вокруг тех уже роились алкаши и пенсионеры. От остановки маршрутки на привокзальной площади к самим поездам вел огромный длинный-предлинный гулкий подземный переход. Голубой с зеленым плитки хватило только до половины стены и низкие потолки из отсыревшего коричневого от времени бетона всегда капали на головы уезжающим бурой водой. Каждый чемодан на колесиках звучал по этому переходу, как божий гнев на маленький городок. А каждое слово, произнесенное в переходе, было словом Зевса или Юпитера.

Вбегать в переход с остановки маршрутки нужно было быстро и не оглядываясь, иначе под звуки драки и дискотеки из ближайшего пивного ларька навсегда окаменеешь и останешься там соленым столбом. Хотя и это, быстро разберут на закуску.

Зимой автобусы из Грязей, конечно, ходили раз в час. Помню, помню эти томительные притоптывания отмерзшими ногами на остановке, среди других жмущихся друг к другу москвичей, которые приехали навестить свою далекую родню. Летом, возможно, они тоже ходили так же не часто, но летом я уже была дома, и про Грязи забывала, как про страшный сон. Но вот зимой!

К своему тогдашнему мальчику я моталась из столицы каждый месяц на свидание. Врала родителям, что не приеду, экзамены - сессия, и приезжала, пробегала мимо родительского дома к нему домой, обниматься и валяться уютно под одеялом все выходные. А потом утром понедельника провожали меня на Грязинский поезд, выходили в шесть утра из дома, ехали в одубевшей маршрутке, дышали друг другу на пальцы. Весной в маршрутке было темно из-за налипшей на окна грязи, за окном пробегали остановки "18й партсъезд", "17й партсъезд", "16й партсъезд". Я всегда смеялась, когда после последнего из партсъездов, как полный конец всему, наступала, появлялась за автобусным стеклом остановка "Йокохама". Предпоследняя перед конечной остановкой "Грязи". О, небесная японская "Йокохама". Никогда бы мне не взрослеть и не знать, что это самый грязный завод в нашей области, производство шин и резин, душный и пожирающий людей завод с заморским именем. Тогда из окна маршрутки, мне казалось, что вот - соскочить со ступеньки, кинуть водителю медную десятку за проезд, и войти в Йокохаму, как в Киото или в Кавасаки, как в Изумрудный город, или как в Неверленд, где так и не вырос Питер Пен.

Вот бы и мне никогда не вырасти. Вспоминаю, как целовались с мальчиком ночью на морозной станции Грязи так, что пропускали и мой поезд в Москву, и следующий, и бежали уже лишь бы успеть уехать на последней маршрутке назад в Липецк, чтобы утром снова провожать меня, и снова пропустить поезд. Вспоминаю, как занимались любовью на задних сиденьях редкого длинного пустого рейсового автобуса Липецк - Грязи, и снова за окном последним сигналом мелькала "Йокохама". Следующая "Грязи", кричал нам, единственным пассажирам, водитель, и мы вдруг грустнели, прижимались друг к другу. Следующая "Москва", следующая - "Америка", следующая - "Новая Жизнь". Мой мальчик шел следом за уходящим поездом и у меня разрывалось сердце. Следующей у него была девушка Маша, которая никуда не уезжала, и так же, как и он, любила наш маленький тихий провинциальный город. Следующим у меня был американец Дэвид, которого я там же в Штатах и полюбила, и разлюбила, и бросила. И вернулась в Москву, и снова в Штаты, и следующий, следующий, следующий... До самой "Йокохамы", которая где, я не знаю уже. И которой, возможно, не существует.