История исчезновения Пегги Кноблох. Часть третья.

Первым делом следовательская бригада «Пегги-2» решает проверить «турецкий след». Вольфганг Гайер и его ближайшие помощники вылетают в Турцию. Однако, новая проверка этой версии не принесла никаких результатов. Равно как и попытка найти новые улики против родителей Пегги. Сюзанна Кноблох, кстати говоря, через три месяца после исчезновения дочери, вообще уехала из Лихтенберга, сняв квартиру в соседнем городке. Причиной переезда по словам, самой Сюзанны, явилось недоброжелательное отношение к ней жителей Лихтенберга. Дело доходило до прямых оскорблений в её адрес. Сами же Лихтенбержцы уверяют, что истинная причина переезда Сюзанны – финансовая. У неё были многомесячные задолженности по квартплате.

  К марту 2002 года следствие вновь начинает разрабатывать версию Ульви Кулача. Первым делом следователей интересует можно ли придать юридическую силу показаниям семилетнего Флориан. Для этого мальчик должен был пройти тестирование у одного из детских психологов, сертифицированного для подобной работы министерством юстиции. Беседа Флориана и психолога, изучившего предварительно материалы дела, длилась более часа и по её результатам следователи попросят специалиста ответить на два вопроса:

- Может ли Флориан более детально описать события 7-ого мая 2001 года?

- Можно ли его показания использовать в суде?

На эти два вопроса, полиция получит два совершенно одинаковых ответа : «конечно, нет»

  Затем следователи беседуют с Петером Хоффманом:

-Какого ваше мнение после бесед с Ульви?

-Я думаю, он убил эту девочку

-Почему вы помогали следствию?

-Это страшное и мерзкое преступление. Совершивший его должен попасть в руки правосудия и навсегда остаться за решеткой - ответит наркодиллер.

  Петер Хоффман был представлен как свидетель, высокой степени доверия и со всей присущей немцам педантичностью, начнётся подготовка к допросу Ульви Кулача.

Не секрет, что даже в громких уголовных делах материалы которых опубликованы, всё равно остаётся небольшое количество документов не выносящихся на рассмотрение общественности. Аналитические записки следователей, агентурные сообщения – навсегда остаются под грифом «секретно».. Дело Пегги Кноблох уникально тем, что спустя годы, были представлены сканы некоторых документов, как раз из этих самых «секретных папок». Документ о котором ниже пойдёт речь назывался «Концепция к допросу Ульви Кулача». Как и и всякий серьёзный научный труд, документ начинается с гипотезы. Пункт первый так и озаглавлен: «ГИПОТЕЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ»

 «Данное преступление явилось следствием эскалации ситуации. О запланированном преступлении речи не идёт. Причиной эскалации могло послужить изнасилование Пегги за несколько дней до этого, а при новой встречи, седьмого мая, привело к неадекватной реакции при побеге Пегги. При этом следует предполагать, что в результате криков Пегги, было прежде всего воздействие на её горло.

  При устранении трупа возникают другие персоны, скорее всего из семьи (Кулача)»

  Под пунктом три описывается состав команды рекомендуемой для допроса.  На следующих страницах документа описывается кто должен стоять, кто сидеть, где, какие слова употреблять, каких избегать и так далее.

  Когда ход допроса был полностью продуман, сотрудник забрал Ульви из психиатрической клиники и привёз на допрос.

Когда два часа допроса не дали никаких результатов, на стол полетела футболка изъятая из личных вещей Ульви, на груди которой красовалось размытое пятно. «Ульви, это кровь! Это кровь Пегги! Это уже установили наши эксперты». На самом деле на данный момент на руках у следствия имелась лишь предварительное заключение экспертизы, согласно которому данное пятно, могло являться остаточными следами крови. Позднее выясниться, что анализ вообще не позволяет точно определить субстанцию этого пятна. Но и это не помогло. В присутствии адвоката, Ульви держался уверенно, постоянно повторяя: «я никого не убивал». Уже в 10:40 допрос, к которому готовились долгие месяцы был свёрнут. Ульви и его адвокат отправились на выход. Провожать их пошёл «сотрудник для обрисовки ситуации». На выходе из здания, он слегка придержит Ульви, делая вид, будто ему нужно ответить на телефонный звонок. Адвокат попрощается кивком и выйдет. Ульви развернут и снова доставят в кабинет. Через сорок минут нового допроса, Кулач обхватив руками голову, провоет: «Это я убил Пегги». А затем напишет на заботливо придвинутом листочке для признания мало понятную тарабарщину, не имеющую ничего общего с немецким языком и со всеми другими языками мира тоже. Аудиозапись признания отсутствует.

В ходе дальнейшего допроса Ульви Кулач расскажет следующее.  Седьмого мая, после 13:00 он сидел на лавочке на Генри-Марто платц и ждал Пегги. Хотел извиниться за изнасилование. Однако увидев его, Пегги неожиданно побежала по малонаселённой улочке, на окраину города к руинам городской стены. Уже возле самой стены Пегги запнулась и упала, поранив коленку. Ульви помог ей подняться, запачкавшись в крови (пятно на футболке). Он стал упрашивать её никому не рассказывать об изнасиловании, взамен обещая подарить шоколадку. Однако Пегги ничего не слушала и кричала «как дикая». Ульви испугался, что их услышат, и навалился на Пегги, зажав ей рот и нос. Когда Пегги перестала сопротивляться он отпустил её, с ужасом заметив, что она не дышит. Затем в течении пяти минут он пытался реанимировать её, делая искусственное дыхание. Поняв, что Пегги умерла, Ульви выкурил сигаретку, припрятал тело в расщелину стены, и направился в бар к родителям, который находился неподалёку. Оттуда он позвонил своему другу Тиму, который совсем скоро подъехал на место, вместе со своей подругой. Они погрузили тело Пегги в машину. И увезли его в небольшой лесок, в десяти километрах от Лихтенберга. Там они положили Пегги и её вещи под дерево, накрыли отрезом полиэтилена и забросали ветками. После чего, Ульви довезли обратно в Лихтенберг, к знакомому рубить дрова, и был у него не в 13.40, а чуть позже около двух.

  То есть по мнению следствия, на всё это у Ульви ушло около 4о минут. Другим временем он не располагал, так как имел проверенное алиби.

  Забегая чуть вперёд, скажу, что «друг Тим» своей вины не признал и спустя пару месяцев Ульве вдруг вспомнил, что тело прятал не Тим с подругой, а отец, причём один.

  Спустя ещё полгода, Кулач полностью откажется от ранее данных показаний.

А пока, в этот же день, полицейские вместе с Ульви выезжают на место, где по его словам, они  спрятали тело Пегги. Место находилось недалеко от небольшого городка Шварценвальд, где в данный момент проживали родители Сюзанны. Прибыв на место, Ульви показал пальцем в одну сторону, потом в другую, через некоторое время в третью, а ещё через несколько часов видимо устав наблюдать как полицейские с лопатами носятся по округе, он заявил: «я наверное не помню где мы спрятали Пегги».

Несмотря на то, что тело Пегги Кноблох так и не будет найдено, убийство будет объявлено раскрытым. Материалы передадут в суд. В течение следующих шести месяцев Ульви Кулач будет проходить психиатрические освидетельствования. По их итогам специалисты в области судебной психиатрии напишут вердикт, согласно которому признание Ульви Кулача в убийстве, достоверно – он описал огромное количество подробностей и деталей убийства, свидетельствующих о том, что это событие действительно произошло. Также специалисты придут к мнению, что Кулач в состоянии нести ответственность за это преступление. Кроме того Кулачу будут предъявлены обвинения в восьми эпизодах сексуальных домогательств до детей, с попытками изнасилований. Но за эти преступления, в отличии от убийства, по решению экспертов, он ответственности нести не мог, вследствие умственной неполноценности.

Судебный процесс по делу об убийстве Пегги будет длиться более полугода. Суд признает Ульви Кулача виновным в убийстве Пегги Кноблох и приговорит к пожизненному заключению. Отбывать срок, Кулача отправят в психиатрическую клинику тюремного типа.

В 2011 году съёмочная бригада документального фильма о Пегги, приедет в одну из тюрем, взять интервью у Петера Хоффмана. Петер неожиданно расскажет журналистам: «сейчас я очень раскаиваюсь, что восемь лет назад оболгал Ульви Кулача. На самом деле никаких признаний об убийстве этой девочки, Ульви мне никогда не давал. Я всё выдумал». Незадолго до этого заявление у Петера диагностировали рак. Он умрёт спустя два половиной года, не дожив нескольких месяцев до нового судебного процесса по делу об убийстве Пегги Кноблох.

  После признания Петера, юридические основания приговора от 2003-го года станут совсем зыбкими: у адвокатов имелись на руках документы свидетельствующие о том, что реконструкция событий в день исчезновения Пегги неверная, сам обвиняемый от признания отказался, главный свидетель заявил, что врал следствию. И следующее прошение адвокатов о новом судебном процессе было удовлетворено.

  Новый судебный процесс начнётся в марте 2014-го года, а 14-го мая, спустя одиннадцать лет тюремного заключения, окружной суд города Хоф признает судебное решение о виновности Ульви Кулача ошибочным. Ульви в зале суда будет освобождён из-под стражи.

В 2004 году Сюзанна Кноблох обращается к пресвитеру Еванглелической общины. Она расскажет, священнику, что очень хотела бы иметь какое-то место, связанное с церковью, где она могла бы оставаться наедине со своими мыслями о Пегги. Священник предложит ей поспсобствовать в организации мемориала в Лихтенберге, рядом с домом где жила Пегги, однако Сюзанна отвергнет предложение объяснив это так: «понимаете, я уверена что моей «Шнагги» нет в живых. Ульви Кувач убил её. На суде не рассказали, что убийство видел маленький мальчик. Я его знаю. Он сын моей ближайшей подруги и я уверена, он не врёт. А этот, преступник, Кувач, он родился в Лихтенберге, у его родителей там бар, они там свои. И теперь они все меня ненавидят. «Свои» всегда не виноваты. Понимаете, я буду стоять и смотреть на фотографию своей дочки, а они будут плевать мне в спину... Я хотела бы, чтоб это место, для воспоминаний о Пегги, было на кладбище». Поскольку местная администрация отказалась выписывать свидетельство о смерти Пегги, Сюзанна в качестве доказательства протянула пресвитеру копию решения суда об убийстве Пегги. Священник вежливо отказался брать этот документ, заявив, что об этом деле знает пол-Европы и он естественно тоже и именно потому что дело является таким публичным и ажиотажным, прежде чем принять решение, ему нужно посоветоваться с прихожанами.

  Уже через три дня пресвитер перезвонит Сюзанне и ответит, что прихожане не возражают против организации мемориала на кладбище. Место на кладбище будет конечно стоить определённую сумму и должно быть стандартным не превышающим размеры участков. Пресвитер посоветовал Сюзанне выбрать место подальше от могил, и поставить там мемориальную плиту. Все остальные вопросы Сюзанна может решить с администрацией кладбища.

  Весной 2005-го года, Сюзанна позвонит священнику, ещё раз поблагодарив его за содействие и расскажет, что на кладбище всё готово. На следующий день пресвитер купив в детском магазине небольшую игрушку, чтобы «подарить» её Пегги, пришёл на кладбище и онемел от удивления: Сюзанна выбрала место в ряду могил. И на то были свои причины: мемориал являлся обыкновенным могильным участком. В центре была сделана насыпь, символизирующая место погребения, над которой возвышался обелиск с надписью: Пегги Кноблох. 6.4.1992-7.05.2001.

Третьего мая 2007-го года, спустя четыре года в после исчезновения Пегги, почти день-в–день, в Португалии исчезает Мэдди Маккейн , о которой мы уже писали. Параллели между этими двумя случаями стали проводить практически сразу же. От сравнений действительно в данном случае никуда не деться, поскольку до Мэдди, самыми известными историями исчезновения детей, были случаи Пегги Кноблох, а также Эстель Мозин во Франции (тоже девятилетняя девочка исчезнувшая годом позже в Париже).

В 2011-ом году полиция видя, что дело неизбежно идёт к пересмотру результатов следствия, создаст новую бригаду которая займётся главным образом поисками останков девочки. Новая следственная бригада будет в количественном составе в разы меньше, чем две предыдущие, однако освобождённые от идеи-фикс, вечно собирать доказательства для обвинения Кулача, следователи вдруг начнут, с ловкостью фокусника, вытаскивать на свет Божий, одну версию за другой.

  Для начала новая следственная бригада задастся вопросом, а не случилось ли в Лихтенберге в первые же дни после исчезновения Пегги, события, которое полиция не заметила? Были опечатаны архивы местной администрации, подняты планы, чертежи, проводившихся в то время строительных работ. К своему удивлению сыщики обнаружили – спустя неделю после исчезновения, один из первых подозреваемых, Роберт Е., раскопал в своём дворе огромную яму двухметровой глубины с целью постройки фонтана.

  Полиция получила разрешение на снос фонтана и раскопки во дворе серийного преступника. Почва из под фонтана, вычерпывалась экскаватором и просеивалась, прям здесь же через специальные мелкие сито. После нескольких часов работы, от одного из полицейских послышался удивлённый возглас: «есть!». На дне его сито лежало два небольших осколка костного материала.

  Роберт Е был немедленно задержан. Однако, спустя сутки, вновь отпущен на свободу. Анализ костных останков показал – они принадлежали человеку который умер около ста лет назад.

Спустя несколько месяцев, новая следовательская бригада обращает внимание на ещё один факт: за пару дней до исчезновения Пегги, в Лихтенберге умерла престарелая женщина. Церемонии прощания в данном случае не было. Гроб стоял в деревенском морге с наброшенной сверху крышкой. Девятого мая, очевидно не заглядывая внутрь, крышку заколотили и уже в таком виде отнесли на похороны. 

  На уговоры родственников, умершей двенадцать лет назад женщины, провести эксгумацию, у полиции ушло ещё три месяца. Наконец, родственники видимо решив, что степень собственной важности уже доказана окружающим, соблаговолили согласиться. Посмотреть на процесс разрытия могилы, пришёл весь Лихтенберг.  Останков Пегги в гробу не оказалось.

Незадолго до этого, в дежурный отдел полиции города Халле, поступил звонок, от одного из интернет-провайдеров. Сотрудник фирмы сообщил полицейским IP-код одного из клиентов, заявив, что с этого адреса в данный момент идёт передача данных, имеющих скорее всего противозаконный характер. А точнее порнографические изображения несовершеннолетних.

  Спустя некоторое время, установив фактический адрес подозреваемого, полиция позвонит в дверь его квартиры. Худшие опасения провайдеровской фирмы подтвердились. На компьютере, некого существа, носившего имя Хольгер Е. будет найден большой порнографический материал, изготавленный непосредственно здесь же, в этой квартире. Жертвой фотосессий являлась его малолетняя родственница.

  Хольгер  будет осуждён на шесть лет тюремного заключения. На последнем судебном заседании, после небольшого перерыва, судья вдруг произнесёт: «У суда есть несколько вопросов к подсудимому.Начну с главного: Подсудимый, ответьте в каких отношениях вы находились с Пегги Кноблох?» По залу прокатится гул удивления: о чём говорит заседатель? Лишь двое людей, сидящих непосредственно напротив лавки подозреваемого, ничему не удивившись, будут внимательно ожидать реакции подсудимого. Это были сотрудники следственной бригады по делу Пегги. Судья задавал вопросы по их просьбе. Дело в том, что в начале 2000-ых годов, Хольгер Е. был частым гостем в Лихтенберге. Он был родственником семьи Кайзер. Тех самых «соседей снизу», у которых Сюзанна на время занятости оставляла своих дочерей.

  Подсудимый явно не ожидав такого вопроса, медленно поднимет голову, а потом осклабившись бросит в сторону судьи: «Вот это вы хотите знать? Это вам интересно? При встрече мы здоровались за руку..»

   Следственная бригада «Пегги-1» заинтересуется им  ровно через неделю после исчезновения Пегги. Пятнадцатого мая в доме его деда, где Хольгер постоянно проживал, полиция с разрешения хозяина проведёт небольшой обыск. Спустя неделю сыщики вернуться уже с ордером. Следователь составлявший протокол обыска, был настолько шокирован увиденным, что не удержавшись описал состояние комнаты и запахи в ней, одним словом:«свинарник». На груди же самого Хольгера красовался подвешенный на серебренную цепочку медальон, в который была вставлена фотография Пегги. На вопрос когда вы последний раз были в Лихтенберге, он задумавшись ответит: «Я не совсем уверен... Пожалуй, прошлым летом. Я жил там у своего дяди, две недели. Как раз в том доме, где проживала Пегги со своей семьёй». Через десять минут допросив его бабушку, будет выяснено, Хольгер солгал. Последний раз в Лихтенберге он был полгода назад.

  Первое алиби Хольгера на седьмое мая звучало так: до обеда в рабочей школе, после обеда, в клубе с друзьями. Под клубом он имел ввиду небольшое деревянное строение на окраине соседней деревни, где собиралась на «вечеринки» местная гопота. Спустя два дня, сотрудник полиции проверявший алиби, доложит начальству: «в школе данной персоны в тот день не было. Он отсутствовал всю неделю. В «клубе» седьмого мая он также не появлялся.» От друзей по клубу сотрудник также узнал - несмотря на отсутствие водительских прав, Хольгер активно пользовался стареньким «Опелем» своего деда.

  Следующий допрос Хольгера состоялся тридцатого мая. Он пунктуально по повестке, явился в отделении полиции, и совершенно спокойно отреагировал на обвинения во лжи: «да я лгал, потому что не хотел, чтобы мои родители (так он называл своего деда и бабку) узнали о том, что я не посещаю школу. Но в Лихтенберге меня в этот день всё равно не было. Я целый день провёл в своём городе, в Халле, вместе с двумя друзьями». Это алиби также окажется выдуманным. Но никаких доказательств на руках у полиции. Вопросы об алиби были весьма условными, поскольку не зная более-менее точного времени исчезновения Пегги, требовать точного алиби с подозреваемых - не самое перспективное занятие. А ношение медальона с фотографией пропавшей девочки - не является уголовно-наказуемым деянием.

  Следующий раз о Хольгере вспомнят спустя год, следователи «Пегги-2». В документах уголовного дела имеется небольшая аналитическая записка, где высказывается мысль о целесообразности нового допроса, намеченого на конец июля 2002-го года. Но этот допрос не состоится. В нём отпадёт необходимость. За пару дней до намеченной даты, Ульве Кулач сознается в убийстве.

В завершении хочется остановится подробнее на последних месяцах жизни самой Пегги. Первые тревожные звоночки прозвучали ещё осенью 2000-го года. Твёрдая «хорошистка» в школе вдруг неожиданно полностью потеряла интерес к учёбе, в одно мгновение ока превратившись в «отстающую». Стала плохо есть, отказывалась спать в своей кровати. Пару раз Сюзанна находила в мусорном ведре, нижнее бельё, которая Пегги сама почему-то выбрасывала в мусор. По рассказам подружек, именно с этого момента Пегги вдруг стала ужасно плаксивой, плача при каждом удобном случае, чего раньше с ней не случалось вообще.

Ровно за месяц до исчезновения у Пегги было день рождение. Пытаясь, понять общую картину в семье, полицейские однажды спросят у Сюзанны: «Кто был в гостях у Пегги в тот день?»  Сюзанна начнёт перечислять: «кроме меня и Эрхана, Кайзеры и какой-то их знакомый с работы. На вопрос ошарашенных полицейских, что же делала Пегги в такой компании, Сюзанна недоумённо пожмёт плечами и ответит: «сидела за столом».

  Спустя несколько дней начнутся пасхальные каникулы. Пегги отвезут к бабушке с дедушкой, в небольшой городок Шварценвальд. Показания родственников об этом периоде, крайне противоречивы. Полиции удалось лишь установить, что в течении недели Сюзанна несколько раз забирала Пегги, а потом привозила снова. Девятого апреля тётя Пегги приводит её к местному врачу. В документах врача значится: "Пегги Кноблох, 9 лет. Пациентка, сегодня вследствие головокружения  подскользнулась в ванне. Рана и сильный ушиб в районе подбородка". Подружкам Пегги рассказала, что упала катаясь на самокате.

  Через три дня, Пегги вновь привозят в Лихтенберг, и Сюзанна вместе с ней в этот же день идёт к детскому терапевту. Она рассказывает ему: «дочка стала очень нервной, агрессивной, иногда её охватывают приступы волнения». Врач выписывает девочке «Сединфант» - мягкий лекарственный препарат на растительной основе, прописываемый обычно детям при бессоннице.

  Двадцать шестого апреля, Сюзаанна вновь приводит дочку к врачу. Врач снимает швы с подбородка. На вопрос об общем состоянии, Сюзанна ответит, что не заметила улучшений. И тут видимо поняв всю сложность ситуации, врач выписывает направление к детскому психотерапевту, а в качестве медикамента назначает «Мел-пурен», тяжёлое психотропное вещество, используемое при лечении острых видов психоза. Причина такого фармацевтического предписания: «острая необходимость в стабилизации состояния пациентки».

  Спустя ровно десять дней Пегги исчезнет. 

Второго июля 2016-го года, семья решившая посвятить субботний выходной, походу за грибами, найдёт в лесном массиве, возле городка Родахербрунн, в 15-ти километрах от Лихтенберга, несколько предметов, безусловно принадлежавших ребёнку. Находки покажутся странными, и грибники вызовут полицию. Приехавшие на место дежурные полицейские, тяжело вздохнут, вытащат из своего микроавтобуса, сапёрские лопатки и пару раз копнув участок, вдруг застынут на месте, осознав, что они раскапывают могилу.

   На следующий день, полиция сообщит: останки Пегги Кноблох найдены.

 На самой окраине городка Нордхальбен, стоит выкрашенная в ярко-оранжевый цвет протестантская церковь. По правую сторону от церкви, на небольшом холме находится кладбище. Нужно подняться на самую вершину пригорка, а потом повернуть на последнюю дорожку и там на седьмом по счёту обелиске, выгравированно, слегка изменнёное выражение Роальда Даля: «Кто не верит в ангелов, тот их никогда не встретит». Над эпитафией, в небольшой овальной рамочке фотография, с которой улыбается маленькая Пегги.