История Брексита: как Британия выходила из Евросоюза
Agregator
К 2018 году стало ясно, что Европа все дальше отходит от политики консолидации и все больше движется в сторону превалирования национальных интересов над общеевропейскими. Рост популистских протестов против традиционных политических партий, подъем движений праворадикальных группировок в Германии на фоне миграционного кризиса, проведение референдума о независимости Каталонии в Испании, популярность во Франции радикального «Национального фронта» — все эти события свидетельствуют о том, что Европа устала от всеобъемлющей политической и экономической интеграции. Евроскептицизм начинает обретать собственное лицо.
Однако началось все именно с Брексита (Britain + Exit = Brexit) — политической инициативы британских евроскептиков за выход Великобритании из состава Европейского союза. Именно Брексит положил начало процессам, пошатнувшим всю Европу.
«Сверхдержава» Эдварда Хита
Одним из главных вопросов после окончания Второй Мировой войны для европейских государств стало налаживание более тесных политических и экономических отношений. По мнению некоторых политиков, это должно было предотвратить возникновение новых вооруженных конфликтов и позволило бы создать масштабное Панъевропейский экономическое пространство, которое могло бы конкурировать с рынком США. Первым шагом на этом пути стало подписание 25 марта 1957 года договора об учреждении Европейского экономического сообщества (ЕЭС).
Тогда Великобритания не пожелала присоединяться к сообществу. В те годы ЕЭС фактически было не в состоянии поддержать чью-либо экономику. К началу 1960-х годов оно потратило большую часть своих скудных ресурсов на сельское хозяйство и рыбную промышленность, а потому могло стать своеобразным «мертвым грузом» для Великобритании, темпы экономического роста которой в те годы были достаточно велики. Для справки: в 1950-х темпы роста экономики Западной Европы составляли в среднем 3,5%, а в 1960-х — 4,5%. В Великобритании же в 1959 и 1963 годах реальный годовой прирост ВВП составлял рекордные 6%.
Однако все изменилось с приходом в большую политику Эдварда Хита. Бывший министр труда и лорд-хранитель печати являлся яростным сторонником сближения Британии и Европы. На протяжении всей жизни Эдвард Хит, участник Второй Мировой войны и живой свидетель ее ужасов, был убежденным европеистом и считал, что для сохранения мира необходимо объединение Европы, становление ее в качестве новой сверхдержавы и оттеснение США и СССР на второй план, а потому прикладывал огромные усилия для присоединения Великобритании к ЕЭС.
Даже его первая речь в Палате общин, так называемая «maiden speech», была посвящена идее объединения Европы как единственного способа избежать войн в будущем. Неудивительно, что именно Хит на посту лорда-хранителя печати вел переговоры с ЕЭС в 1961–1963 годах.
Впоследствии Соединенное королевство дважды, в 1963 и в 1967 годах, подавало заявку на вступление в организацию, но оба предложения были отклонены тогдашним президентом Франции Шарлем де Голлем, якобы потому, что «ряд аспектов британской экономики <…> делает Великобританию несовместимой с Европой». Как указывают многие исследователи, основной причиной отказа послужила убежденность президента де Голля в том, что с помощью Великобритании США подчинят себе единую Европу: в 1962 на Багамах было подписано англо-американское соглашение по сотрудничеству в ядерной сфере, которое было расценено французами как «намеренная пощечина», а уже в январе 1963 последовало знаменитое «железное вето» генерала де Голля.
Главную цель ЕЭС генерал видел в создании общего экономического пространства при сохранении полной свободы в определении внешней и военной политики. Это было связано со взглядами генерала де Голля на политическую ситуацию в Германии. Президент Италии Джузеппе Саргат говорил: «Де Голль убежден, <…> что Германия, толкаемая своим желанием объединиться, кончит тем, что вовлечет всех нас в войну. И именно в этом был его основной довод против создания единой политической Европы».
После того, как де Голль ушел в отставку, 1 января 1973 года Великобритания присоединилось к ЕЭС. Эдвард Хит праздновал победу уже на посту премьер-министра: консервативная партия, лидером которой был Хит, победила на выборах за три года до этого. Его десятилетняя борьба окончилась триумфом. Однако проевропейские идеи, бурлившие в мыслях Хита, встречали ожесточенное сопротивление внутри правительства, ведь они противоречили традиционному для Великобритании политическому сепаратизму по отношению к остальному миру, истоки которого идут еще со времен колониальной империи.
Практически сразу после вступления в ЕЭС внутри Соединенного Королевства объявились так называемые евроскептики, утверждавшие, что столь тесные экономические отношения с Европой будут неэффективны. Уловив политические тенденции, лейбористы, ставшие в 1974 году правящей партией и сместившие Хита с поста премьер-министра, пообещали пересмотреть условия членства Британии в ЕЭС и провели референдум по данному вопросу 5 июня 1975 года. В бюллетенях для голосования стоял единственный вопрос: «Как вы думаете, должна ли Великобритания оставаться в Европейском сообществе (Общем рынке)?»
Несмотря на многочисленные спекулятивные заявления политиков, основную массу населения волновали вопросы экономического характера (борьба с безработицей и инфляцией), которые, по их мнению, невозможно было решить без общеевропейского экономического пространства. Так что на референдуме две трети голосов были отданы за сохранение за Британией статуса члена ЕЭС. Это оказалось выгодно с экономической точки зрения, поскольку открывало для британских товаров свободный доступ на европейский рынок, не ограниченный дополнительным набором пошлин и налогов.
«Политическое самоубийство» Джона Мейджора
Казалось, что конфликт удалось сгладить, однако в начале 1990-х он вновь дал о себе знать: катализатором стала «Черная среда», когда произошло катастрофическое падение стоимости фунта стерлинга. Это событие раскололо Консервативную партию на два противоборствующих лагеря.
Предшественником Евросоюза в сфере контроля национальных валют был образованный в 1979 году ERM (Exchange Rate Mechanism), целью которого было установление стабильного обменного курса европейских денежных единиц. Поскольку Германия на тот момент обладала сильнейшей экономикой в Европе, каждое государство определило ценность собственных денег в немецких марках, а также договорилось поддерживать валютный курс в диапазоне 6% от согласованного значения.
В 1990 году в Великобритании остро встал вопрос об интеграции в ERM. Тогдашний премьер-министр Маргарет Тэтчер выступала категорически против подобного шага, настаивая на том, чтобы курс фунта регулировался рынками, однако ее политические соперники утверждали, что подобная инициатива поможет фунту стерлинга закрепиться на европейском валютном рынке. В частности, яростным сторонником присоединения был Джон Мейджор, канцлер казначейства в кабинете министров Тэтчер. В то же время Британия столкнулась с серьезной рецессией — снижением производительности и объемов экспорта.
Тэтчер не хватило политической силы в борьбе против других представителей консервативной партии, которые хотели согласовать британские валютные курсы с остальными европейскими государствами. В октябре Великобритания вступила в ERM при курсе 2,95 немецких марок за фунт. И правительство обязалось удерживать курс фунта в диапазоне от 2,78 до 3,13 марок.
Джон Мейджор сменил на посту премьер‐министра Маргарет Тэтчер, ушедшую в евроскептическую оппозицию, и стал лидером еврооптимистов. Он утверждал, что его цель — это Британия там, «где она должна быть — в сердце Европы». В своей предвыборной кампании он делал акцент на системе фиксированного валютного курса, которая должна была стать «краеугольным камнем» его экономической политики по борьбе с инфляцией. В какой-то степени эта политика работала. В 1990–1992 годах инфляция пошла на спад, процентные ставки уменьшились, а уровень безработицы был довольно низким по историческим меркам, однако сама система искусственного удержания валютных курсов вызывала все большее беспокойство среди инвесторов.
Однако ситуация осложнилась воссоединением Восточной и Западной Германии в 1989 году: на фоне слабой экономики ГДР оно привело к повышению расходов госбюджета и эмиссии дополнительной денежной массы. Как следствие — инфляция и повышение Бундесбанком учетной ставки. Высокая ставка создала повышенный спрос на немецкую валюту среди инвесторов, что привело к стремительному повышению ее цены. Страны-участницы ERM вынуждено корректировали курсы своих валют согласно изменению курса марки.
Экономика Великобритании в тот момент была ослаблена. Повышение процентной ставки по примеру Германии в этих условиях могло привести к ухудшению ситуации. Высокий курс по отношению к доллару ($2 за £1) тоже наносил огромный вред британскому экспорту.
Вскоре английское казначейство осознало, что их валюта была неверно оценена по отношению к немецкой марке, поскольку стало понятно, что фунт продавался по минимальной цене, оговоренной при согласовании курсов. Джонатан Портис, младший сотрудник казначейства в те годы, писал: «В мае 1992 года безотлагательная проблема была очевидна. С внутренней точки зрения, учитывая слабый спрос, надлежащий уровень процентных ставок был значительно ниже, чем необходимо для поддержания позиции фунта стерлингов в ERM. Кроме того, становилось все более заметно, что фунт переоценивался; даже в глубинах рецессии мы еще имели серьезный структурный дефицит счета текущих операций [страна импортировала больше, чем экспортировала]».
1992 год неумолимо близился к концу, а положение английского правительства становилось все более щекотливым. Оно хотело добиться понижения Германией учетных ставок, но знало, что это нереально. Правительство стремилось укрепить экономику, но для этого нужно было вернуться к прежнему политическому курсу, что привело бы к потрясениям и даже к отставке правительства. На протяжении лета 1992 года британский фунт отчаянно удерживал свои позиции относительно немецкой марки, пока представители ЦБ Германии не высказали массу замечаний, которые подорвали силу фунта.
Событием, которое привело к отказу от поддержания фиксированного курса британского фунта, стало интервью с президентом Бундесбанка, Хельмутом Шлезингером. Он отметил, что «не исключает возможности того, что даже после пересмотра и сокращения немецких процентных ставок, одна или две валюты могут оказаться под давлением». Из слов Шлезингера следовало, что Германия ничего не предпримет в ущерб собственной экономике.
Утром 16 сентября публикация взорвала мировые биржи. Спекулянты пришли к выводу, что Британия в данный момент не способна поддерживать высокий курс фунта, и ей придется либо девальвировать валюту, либо отказаться от удержания курса. Очевидным в данной ситуации было решение брать фунты стерлингов в долг и продавать их за германские марки, которые затем следовало вложить в немецкие же активы. Ставки спекулянтов были нацелены на короткие массовые продажи фунта, которые должны были приносить прибыль при обесценивании валюты.
Банк Англии для исправления ситуации решил выкупить около 15 млрд фунтов за счет золотовалютных резервов. Ожидаемого результата эта мера не принесла, и 16 сентября 1992 года регулятор объявил о повышении учетной ставки с 10% до 15%. Но трейдеры продолжили продавать фунты против остальных валют. Премьер-министр Джон Мейджор отказался дальше поднимать процентную ставку, поскольку Британия переживала разгар рецессии, и увеличение ставок могло привести к еще большему падению экономики. Это было бы политическим самоубийством. По некоторым оценкам, власти Великобритании потратили 27 млрд фунтов своих резервов, чтобы стабилизировать ситуацию.
Вечером того же дня лорд-канцлер объявил о выходе Британии из ERM и снижении ставки до прежних 10%. Как только Англия «высвободила» свою валюту, фунт упал на 15% по отношению к немецкой марке и на 25% — к доллару США.
Вступление в ERM было ключевым пунктом политической программы Джона Мейджора, а своим главным достижением он считал борьбу с коррупцией и подписание Маастрихтского договора. События 16 сентября 1992 года уничтожили его репутацию. Позор поражения витал над премьер-министром и лордом-канцлером.
В попытках отбиться от нападок британской общественности консерваторы часто выходили на вопросы европейской политики, перекладывая вину за произошедшее на плечи спекулянтов и Германии, которая после объединения ФРГ и ГДР пыталась стабилизировать экономическую ситуацию, не думая о последствиях для стран-участниц ERM.
Однако начало расколу уже было положено: более 70 депутатов от Консервативной партии выступили против возврата к старому курсу «открытой экономики» и Евроинтеграции, что привело к созданию первой партии евроскептиков — Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP). С тех пор евроскептики прочно обосновались в рядах британского парламента, всякий раз акцентируя внимание на том, какие потери несет экономика и финансовые рынки страны от сотрудничества с ЕС.
«Ящик Пандоры» Дэвида Кэмерона
Вечером 11 мая 2010 года лидер Консервативной партии 43-летний Дэвид Кэмерон прибыл в свою новую резиденцию на Даунинг-стрит, 10. Он стал первым за 13 лет премьером-консерватором, к тому же одним из самых молодых, кто когда-либо занимал этот пост. И первым за семьдесят лет создателем коалиционного правительства в Великобритании: заместителем премьер-министра стал лидер либерал-демократов Ник Клегг.
Основной задачей, с которой предстояло справиться правительству Кэмерона, стала борьба с дефицитом госбюджета, который, по разным оценкам на 2010 год, составлял от 7% до 11% от ВВП, а также решение проблемы миграционного кризиса. Эта борьба стала началом конца для политической карьеры Кэмерона, чье правление можно назвать идеальным воплощением в жизнь пословицы «благими намерениями вымощена дорога в ад».
Проблемы начались почти сразу. Осенью 2010 года коалиционное правительство приняло решение втрое увеличить стоимость обучения в британских университетах (с £3,3 тысяч до £9 тысяч) и сократить финансирование вузов на 40% для борьбы с дефицитом бюджета. 10 ноября 2010 года мирная студенческая демонстрация на улицах Лондона против этой кампании переросла в масштабные беспорядки. Агрессивно настроенная молодежь вступила в столкновения с полицией и захватила первый этаж офисного здания Миллбэнк-тауэр, где находилась штаб-квартира правящей Консервативной партии Великобритании. По приблизительным оценкам в столице в тот вечер находилось около 50 тысяч демонстрантов, прибывших в Лондон со всей Великобритании.
Студенты, поддержавшие 6 мая 2010 либерал-демократов и обеспечившие им третье место на парламентских выборах, отвернулись от них: обещание Клегга не повышать плату за образование оказалось пустым звуком.
В своем выступлении на Мюнхенской конференции, состоявшемся через полгода, Кэмерон не стал лукавить и признал, что проводимая правительством предшественников политика мультикультурализма и «открытых границ», направленная на совместное сосуществование различных этнических групп, оказалась тупиковой и повлекла за собой лишь усиление угрозы «доморощенного исламского экстремизма». Реакция со стороны общественности не заставила себя ждать.
После того, как премьер-министра подняли на щит британские радикал-националисты, на главу правительства обрушился шквал критики. К недовольству представителей мусульманских общин добавились упреки со стороны оппозиции, оставленного без образования студенчества и прессы, в результате чего Кэмерона обвинили в фашизме и чуть ли не потакании ультраправым.
Следующий удар Кэмерон нанес в области налогообложения, повысив НДС с 17,5% до 20%, и здравоохранения — реформа в этой сфере обошлась налогоплательщикам более чем в $200 млн. Это привело к тому, что Кэмерон заявил о необходимости дальнейшего сокращения расходов, хотя основные конкуренты Консервативной партии предлагали более мягкие меры по борьбе с последствиями кризиса.
Молодой премьер-министр стремительно терял рейтинг. Прогнозы становились все более неутешительными. Консерваторы и либерал-демократы, не справившиеся с поставленной задачей (борьба с дефицитом бюджета, снижение числа мигрантов), отступали, а евроскептики торжествовали.
В этот момент Кэмерон для спасения собственной репутации решился на отчаянный шаг: в 2013 году он объявил, что в случае победы консервативной партии на парламентских выборах 7 мая 2015 правительство Великобритании проведет переговоры о продолжении британского членства в ЕС, а затем проведет референдум по этому вопросу.
Дэвид Кэмерон с опаской подходил к Парламентским выборам, однако данное им двумя годами ранее обещание о референдуме позволило победить: по итогам выборов Консервативная партия получила большинство мест в Палате общин, что обеспечило ей возможность формирования однопартийного правительства.
23 июня 2016, в четверг, на территории Великобритании и Гибралтара состоялся референдум. В бюллетенях, выданных жителям, стоял лишь один вопрос: «Нужно ли Соединенному Королевству оставаться членом Европейского союза или покинуть Европейский союз?» Голосование на референдуме о выходе из Евросоюза закончилось в 10 часов вечера по местному времени. К этому моменту в стране и за ее пределами царил сдержанный оптимизм: все — даже евроскептики — были уверены, что победа достанется сторонникам членства в ЕС.
Результаты голосования, опубликованные в пятницу утром, повергли в шок весь мир. Сторонники автономии победили, набрав 51,9% голосов. За то, чтобы остаться, проголосовали 48,1% населения. Разница составила почти 1,3 млн человек.
Дэвид Кэмерон, открывший «ящик Пандоры», стал первой жертвой Брексита: несмотря на обещание провести референдум, он ожидал совершенно иных результатов и 13 июля 2016 вынужден был уйти в отставку.
Изначально же все шло согласно плану. Сразу же после парламентских выборов премьер-министр объявил о начале переговоров с Брюсселем, надеясь добиться особых условий для продолжения сотрудничества, затем вернуться на белом коне, формально провести референдум и закрыть этот вопрос на ближайшие 10 лет.
26 мая 2015 года в рамках саммита Восточного партнерства в Риге Дэвид Кэмерон провел встречу с председателем Европейской комиссии Жан-Клодом Юнкером, а уже 26 июня на заседании Европейского совета Дэвид выступил перед всеми 27 руководителями стран-членов ЕС, что стало началом официальных переговоров по требованиям Соединенного Королевства.
В ноябре Дэвид Кэмерон направил председателю Европейского совета открытое письмо, в котором изложил основные требования своего правительства, включавшие вопросы из четырех блоков. Основными, конечно, были скандальные требования по изменению миграционной политики ЕС: для снижения уровня приезжих из стран континентальной Европы в Соединенное Королевство Кэмерон предлагал устранить «выталкивающий фактор» — эмигранты должны проработать в стране не менее 4 лет для получения пособий и социального жилья.
Подобное заявление страны Восточной и Центральной Европы рассматривали как прямую дискриминацию в отношении своих граждан, проживающих в Британии, в то время как ФРГ и Еврокомиссия сочли это потенциальной угрозой фундаментальным правам граждан ЕС на свободное передвижение.
Вторым по важности стал вопрос защиты статуса Лондон-Сити как ведущего финансового центра Европы, обеспечения единства общего рынка для всех стран ЕС, а не только членов Еврозоны, а также официального признания ЕС в качестве мультивалютного пространства, гарантируя тем самым странам, не входящим в Еврозону, неучастие в поддержке евро. Предлагая этот пункт, Кэмерон ориентировался, в первую очередь, на представителей крупного и среднего британского бизнеса, для которых данный пункт мог стать решающим во время проведения референдума.
Следующей на очереди была проблема сокращения чрезмерного регулирования политических процессов из Брюсселя, известного критикам как «брюссельская бюрократия».
Последним стал пункт, который негласно называли «Соединенные Штаты Европы»: отказ Британии от основополагающих амбиций ЕС по созданию «все более тесного союза народов Европы» и дальнейшей политической интеграции, а также требование дать национальным парламентам больше голосов в формировании законопроектов Евросоюза. Этот пункт вызвал непонимание в кругах ЕС, поскольку призывал ужесточить уже существующий механизм «желтой карточки» для национальных парламентов, тормозящих законотворчество в ЕС в собственных интересах. Скорее всего, Кэмерон намеревался преподнести общественности эту идею в качестве большого преимущества сторонников сотрудничества с Евросоюзом над евроскептиками.
В общей сложности, требования Кэмерона оказались недостаточно убедительными для основной массы населения: вопрос «брюссельской бюрократии» уже долгие годы безрезультатно обсуждался в высших эшелонах власти, а евроскептики продолжали утверждать, что лишь выход из состава ЕС позволит Британии в полной мере контролировать собственные границы, а значит — контролировать поток мигрантов.
Однако на стороне противников Брексита оставались простейшая математика и логика.
Более половины всего торгового оборота Великобритании составляет торговля со странами ЕС. Доступ к единому европейскому рынку обеспечивает рост торговли, инвестиций и снижение цен. Немаловажен доступ к рынку труда, которые имеет Великобритания благодаря ЕС, — мигранты как рабочая сила обходятся дешевле местных, а в итоге платят налогов больше, чем получают пособий. Но не только экономическая стабильность была важна жителям Британии. Выход из ЕС, согласно доводам правительства, поспособствует обострению отношений с Северной Ирландией и спровоцирует новые попытки Шотландии обрести независимость, не говоря уже о волне националистических течений, которые Брексит может вызвать по всей Европе.
20 февраля 2016 дебаты в Европейском совете наконец-то подошли к концу. Кэмерон добился равноправия фунта и евро, получения права на невыплату социальных пособий трудовым мигрантам, а также увеличения прав национальных парламентов в процессе законотворчества ЕС. Все шло именно так, как он и планировал, — особые условия премьер-министр получил (Британия стала первой в ЕС среди равных), референдум объявил, осталось только дождаться победы.
Для пущей убедительности собственных доводов в пользу сохранения отношений с Евросоюзом, Кэмерон заявил: «Как мы можем быть уверенными, что продолжим быть сильными в мире, где на востоке есть Путин, а на юге — «Исламское государство»? Чтобы остаться сильными, нужно держаться вместе со своими соседями, партнерами и друзьями». Подобная риторика для британского премьер-министра не нова. Кэмерон уже говорил о том, что Брексит был бы выгоден Владимиру Путину и, «я подозреваю, аль-Багдади». Таким образом, премьер-министр, проводя параллели между ИГ и Путиным, стремился акцентировать внимание жителей Британии на «угрозе с Востока».
Слова британского премьер-министра подтверждил экс-посол США в России Майкл Макфол в своей статье в The Washington Post, говоря о том, что «распад Европы» принесет внешнеполитическим целям Путина колоссальную выгоду. Макфола беспокоило, что Великобритания, являвшаяся «одним из самых принципиальных критиков российской агрессии в Европе», лишится права голоса в Брюсселе. «Это хорошо для интересов Путина и плохо для национальных интересов США», ведь Лондон помогал Вашингтону отстаивать в ЕС их общие интересы, касающиеся безопасности за пределами Европы. «Покуда по Европе бегут трещины, Путин параллельно консолидирует свое могущество», — заключил бывший дипломат.
Многие британские аналитики полагали: Евросоюз без Великобритании с большей вероятностью снимет санкции против России, введенные из-за кризиса на Украине. США из-за Брексита также потеряют союзника по Трансатлантическому соглашению о партнерстве в области торговли и инвестиций (TTIP).
Но бороться премьер-министру пришлось с сильными соперниками, одним из которых оказался Борис Джонсон — эксцентричный мэр Лондона, бывший когда-то премьеру добрым приятелем. На следующий день после получения новостей из Брюсселя Джонсон поддержал возможный выход Великобритании из ЕС, несмотря на то, что ранее Кэмерон призвал своего товарища отказаться от проведения кампании, поскольку знал, что мнение 51-летнего Джонсона может повлиять на решение миллионов британцев.
У бывшего мэра Лондона есть неоспоримый талант — он умеет нравиться людям, быть своим среди чужих. Показная простота и даже эксцентричность делают из него народного любимца. Однако образ «клоуна» как-то отодвигал на второй план его принадлежность к «истеблишменту». Бывший мэр Лондона родился в состоятельной семье, окончил элитную школу Итон, а затем продолжил обучение в Оксфордском университете. Подходящая биография для человека, которого считали одним из самых возможных преемников Кэмерона.
Джонсон включился в борьбу с присущей ему харизмой и клоунадой: устраивал тест-драйвы, посещал рыбные рынки, дурачился и, кажется, даже получал удовольствие от происходящего, попав в одну «лодку» с Найджелом Фараджем, лидером Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP). Вместе с Фараджем он объяснил британцам, что необходимо «вернуть власть в руки Британии, восстановить контроль на границе <…> и начать процветать».
Конечно, никакого Брексита бы не случилось, если бы не его мощная социальная база, с которой было удобно работать Джонсону и Фараджу: миллионы «простых, честных и порядочных», оказавшихся не у дел — так называемый «белый» рабочий класс, который с течением времени заменили на «цветной». Вьетнамцы, китайцы, филиппинцы, поляки, румыны — в общем, «понаехавшие». Как член Евросоюза, Британия оставалась открытой для мигрантов, которые зачастую отказывались разделять местные культурные и религиозные традиции, провоцируя конфликты. Однако работа не ушла в более дешевые руки мигрантов — ее просто стало меньше. Исторически сложилось так, что объем физического труда значительно сократился с течением времени.
Отсюда следует, что основными сторонниками Брексита являлись консервативно и даже националистически настроенные слои населения, немолодые жители сельской и промышленной Англии, небогатые и плохо образованные, где повсеместно закрывались шахты, умирали предприятия и фабрики, рушилась легкая промышленность. Они были достаточно разозлены, чтобы сломать существующие институты власти и бросить вызов политикам и экспертам «истеблишмента». С точки зрения демографии, сторонники Брексита поразительно похожи на американских сторонников Дональда Трампа и французских приверженцев Национального фронта.
Единственный способ для них изменить свой статус-кво — выйти из состава ЕС, закрыть границы, наладить темпы экономического роста, вернуть государству его суверенитет, который частично забирает себе ЕС как наднациональная организация. К тому же, сторонники выхода из ЕС часто говорили о том, что членство в Союзе неоправданно дорого обходится налогоплательщикам: в 2014 году взносы в пользу ЕС составили 11,3 млрд евро. Больше платит только Германия (более 25 млрд евро), Франция (19 млрд евро) и Италия (14 млрд евро).
Лидеры Брексита умело оперировали мнением общественности, используя скандальные и вызывающие лозунги: «Вернем страну!», «Остановим нашествие!», «Хватит кормить Брюссель!» и тому подобные. Все четко и односложно, не требует никакого дополнительного осмысления.
Европейский кризис с беженцами еще больше напугал англичан, обострив все страхи и усилив позиции евроскептиков. В итоге люди увидели выход в том, чтобы действовать радикально. Да и как объяснить немолодому уже жителю английской глубинки, что все эти «понаехавшие», отнимающие у них работу, отказывающиеся признавать местные культурные традиции, делают британскую экономику более динамичной и конкурентной?