История

История

rabbetouhoowiwh

Башня была высока, лестница крута, и запыхавшись, Иней остановился отдышаться. Сквозь стену донеслось: «Я рад, что ты знаешь, как происходит это. — У меня есть уши, ну и глаза: — Рад, хотя: Пообещай мне, Вар, что став Верховным, назначишь ты помошником Инея. Он свят и мудр, сумеет оттенить твои не слишком чистые деянья. — Не долго мне осталось куролесить, уж старость скоро (Оги усмехнулся), но я клянусь не забывать Инея. Ответь же мудрый, почему не он, а я наследую твой пост, и власть, и титул? — Достиг всего он истинною верой, он свят и я не смог ему сказать о важном, не захотел разрушить смысл жизни, вдруг он сломается, какой тогда мудрейший... Ну, а теперь прими верховный жезл, и пусть меня три дня не беспокоят, я должен умереть. Садись, поговорим еще о многом». В голове Инея все поплыло. Не помня как, спустился он, не выдержал и сел прямо на ступеньки. «О, Фортель! Это все твои капризы, не отпускаешь верного слугу. Но почему не я, а этот скользкий и изворотливый в грехах погрязший Вар! Кажется, выбери Оги наследником слегка туповатого, но крайне ревностного Туригу и то было бы легче». Неясно сколько провел Иней в забвении печали, но вывел его из себя шорох закрывшейся двери. Вар спускался по лестнице. Надо было бежать от позора, но нога не слушалась, и тут:

Иней, так и не понял, что случилось (стихии бросились ему под ноги?), но Вар сорвался с лестницы и упал вниз. «О, боги! Вот он знак! Вы караете недостойного. А мне скромному слуге стихии, надо просто подойти и взять жезл». Не тени сомнения не возникло у Инея, ни тогда, ни потом, до этих семи лет равнодушия бога.

Вар еще был жив, он стонал не в силах ни кричать, ни шевелится. Иней аккуратно, подавляя более брезгливость, чем сострадание, вытащил жезл из его руки. Новоявленный Верховный слуга Верховной Стихии стихий выпрямился, повернулся к выходу, и ему послышалась усмешка. Это было так дико, что он обернулся как ужаленный. Вар был мертв, настолько, насколько бывает мертв сломавший позвоночник, но он мог говорить, рассказать о его позоре, который столь своевременно закрыли боги. Бывший слуга Терры усмехался: «Напрасно, напрасно старик побоялся открыть тебе правду, я думаю, ты бы это вполне пережил». Вар потерял сознание, Иней не понял и бросился вон. Перед охранником он приосанился и вышел. Его уже ждали. Слуги стихий были сдержаны, вежливы и равнодушны, но глаза их вопрошали с алчностью: «Ну, что?»

Вечером хватились Вара, и Иней вспомнил, что он входил к Оги, и даже предположил зачем. Но ведь Оги решил умереть и велел не входить три дня в башню. Разумеется, можно нарушить запрет, но это должен решать совет Верховных слуг, а не Иней, он ведь еще не Мудрейший, а ПРОСТО носитель жезла. Совет решил не входить, мало ли куда исчез беспутный Вар, а может на него наложили искупительное табу и т. п.

Когда же в башню вошли:

Иней двадцать лет не считал это грехом, божий промысел, нерасторопность людей, стихийное стечение интересов. И только теперь, когда уже ничего не вернуть, не исправить, не узнать, его посещают сомнения.

Из путеводителя по Старым Киркам:

«Гвардия города состоит сплошь из богородных. Великий Рек всех сынов своих наделяет могуществом и силой, что не дает возможности алчным врагам добраться до богатств города. Жители Старых Кирок, особенно влиятельные и уважаемые, охотно поощряют желание, обязательно добровольное, своих дочерей отдаться богу, что происходит довольно часто. Девушки отбирались по двум критериям: безусловной девственности и собеседованию, на котором выявлялись их устремления. В добрые времена от Златотечного рождалось по шесть-восемь сыновей в год, которые оставались при храме и воспитывались воинами. Матери, осчастливленные божественным вниманием, имели право на исполнение любого желания, но ребенка должны были оставить, хотя и могли сами кормить младенца, живя это время при храме. Последней привилегией аристократки обычно не пользовались. Рождение девочки для матери ничего не меняло, а храм пополнялся танцовщицей, работницей или служительницей Терры Вольнодоступной (каждому, точнее каждой по способностям) «. — 3 —

Кагор, молодой пастух, усиленно поминая Терру, Фортеля и свойственные им непристойности, стремительно несся в гору. То есть, конечно, не несся, а карабкался, да и не слишком стремительно, но он был потный, уставший и отчего-то злой. Кагор искал овцу. Эта любимая Духом тварь как всегда потерялась. Уже седьмая за неделю! Так вся отара разбежится!

Овца заблеяла, и услужливый Дух донес ее стон пастуху. Кагор прислушался, повертел головой, вздохнул и полез на голос. Место, куда он выбрался, юноше не понравилось. Не то чтобы оно было не живописным или мрачным. Просто когда-то лет шесть-семь назад тут обитал черный глухонемой, обладавший дурным глазом и скверным характером. Убогий жил отшельником, держал нескольких коз и крайне редко спускался в город, обменять что-нибудь на хлеб. Теперь место пустовало. Но народ рассказывал, что, однажды немой сам себя сглазил, посмотрев в источник, после чего упал в ращелену до смерти, а теперь бродит неприкаянным, дабы передать кому-то свое проклятье. Естественно, что эту землю вниманием не баловали.

Кагор вздрогнул, идти страшно не хотелось. Будь проклята овца и Дух-ветер, пришелестевший уже совсем близкое «бе-е-е».

Кагор стоял у небольшого родничка, любовно огороженного камнями, вода сбегала в округлую лужицу, закручивалась в водоворотик и исчезала сквозь щели внутри скалы. Еще шаг, и земля обрывалась. Пастух заглянул в темноту — высоко. Пропасть была узкой, противоположная стена — абсолютно гладкая, темная, нависающая под нелепым углом — почему-то напоминала зеркало. Не успев удивиться, Кагор увидел свет: красноватые отблески факелов внутри скалы. С испугу чуть не наскочив на родник, юноша посмотрел вниз и тоже увидел свет, только не такой четкий и яркий. Зеркало увеличивало.

Тут он услышал возню в кустах, и обернувшись, нашел овцу. Потратив какое-то время на добычу этого мохнатого шашлыка, Кагор совсем собрался домой. Как вдруг его взгляд снова упал на «зеркало».

Овца грустно вывалилась из рук. В причудливой глади скалы отражалась девушка. Черный мрамор ванны ослеп от молочно-юного тела с разведенными ногами, опирающимися на борта, за которые цеплялись руки. Движения ее были не сообразны: бедра мягко скользили вверх и вниз, словно в ответ на чье-то прикосновение, тело блаженно выгнулось, но кисти судорожно напряжены, а губа закушена. Как можно рассмотреть такие подробности в куске скалы, Кагор не знал, он и не мог знать — он был занят. Его мужское достоинство рвалось наружу, а рука уже что-то искала и втаскивала. Юноша застонал: вид открывавшийся между ее ног, увеличенный, приближенный, дразнил своей недоступностью. Груди девушки устремлялись к Кагору, темные вершины сосков жаждали прикосновения, пастух облизал вмиг пересохшие губы. Но девушке было не до ласк, она выгнулась, затрепетала, из последних сил удерживая себя в странной, но невообразимо волнующей позе. Секунда, и сильно оттолкнувшись ногами, прекрасная незнакомка скользнула прочь. Одновременно содрогнулся и он. Спазм, рука, до сих пор только оглаживающая, сжалась, выдавливая последние капли. Девушка лежала в ванне, расслабившись, подогнув ноги и чуть приоткрыв рот в не долетевшем стоне, ее рука, наконец, добралась до вздымающейся груди.

Переводя дыхание, пастух посмотрел под ноги. В маленькой лужице родника плавали подозрительно белые волокна, закрутившись в воронку, они очень быстро ускользнули в скалу, оставив воду прозрачной и чистой. Подняв глаза, Кагор увидел, что девушка вновь раздвигает ноги и приближается к источнику невидимого блаженства.

... Овца обиженно мекнула.

Свершилось! Лю взмахнула руками и закружилась по комнате. «Нет, надо еще подождать. Погоди радоваться», — услужливо пела осторожность. Но Лю не боялась: вот уже неделю она не ходит к источнику, вот уже неделю тело прячет обещанную для Терры кровь. О, великий Рек! Неужели свершилось, неужели ты заметил свою недостойную Лю!

Две тени шуршали в портьерах:

— Может он поймет, наконец!

— Он же верует, — проколыхалось в ответ.

Иней принял Лю в своей обычной комнате в башне. С тех пор как девушка ушла к источнику Река Водоструйного они не встречались.

— Твоего Рокки отпустили. Через месяц ты сможешь видеть родных и его. Нет, погоди, прежде я хочу спросить тебя. Почему, почему за семь лет, долгих горьких лет, Рек выбрал только одну маленькую красавицу Лю? У тебя есть ответ?

— В других не хватило веры.

Продолжение следует ...

Остальное

Report Page