История

Внутренняя стесненность не давала Лю расслабиться в мыслях, но тело, потянувшись за удовольствием, зажило своей жизнью. Зажмурившись, дабы не видеть серые балахоны стоящих над нею рекивых Слуг, девушка отдалась зову бога. Бедра ее мелко вздрагивали, перебивая такт воды. Руки, вытянутые за голову, открывали упругую грудь с устремленными вверх и отчего-то ставшими до боли жесткими сосками, упирались в борт ванны, не давая ей избежать слишком приятных волн. Голова начинала кружиться, сердце периодически замирало, а вода, раздразнив одну точку ее не привычного лона, устремлялась к другой. Не сразу Лю поняла, как ловить этот ускользающий поток, как направлять его, заставляя стекать сверху вниз, дразня ознобом восторга. Ох!

Струйка воды спокойно падала в ванну, ускользая сквозь отверстие в ее дне назад в гору и не задевая тяжело дышащую девушку. Все? Но удовольствие вспорхнуло, не успев оформиться. Решив попробовать еще раз, Лю раздвинула ноги и снова подставилась под струю. Вода заплясала на пике ощущений, обещанное блаженство судорожно зазмеилось по телу и: Конечно, было приятно, но уже по нисходящей. Отчаявшись, она села в ванной и омыла лицо. «На сегодня все», — прокаркал слегка дрожащий голос Слуги.

Кровь прилила к юным щекам, которые и без того были нынче преступно румяны. Лю вскочила, завернулась в поданную огромную простыню, и обнаружила, что ей жарко. Резкий порыв вызвал головокружение, девушка опустилась на край уже не холодной ванны и выпила поднесенной ей воды.

Это было в начале. Еще двадцать восемь раз придет она сюда. Еще успеет выучить не столь хитрую науку любви водой. Еще: Лю пересилит стыд, перестав замечать жрецов. Научиться не упускать блаженство, удерживаясь из последних сил под бегущей стихией и отдыхать лишь тогда, когда тело насытится от сладких содроганий. Ее душу начнет охватывать истома предвкушений, еще от вида и журчанья струй, а камень холодить приятно кожу. И за один приход она сумеет по два-три раза биться от восторга. Еще увидит Лю и удивится над головою в ванной кусок неба, там даже днем кружиться станут звезды, и проникать сырой осенний ветер. Так вот из-за чего не любят девы бросаться к богу в это время года, ну а зимою воды замерзают.

«Еще двадцать восемь раз придет она сюда, но начало положено», — подумал Иней, — «Эх, было бы продолжение». Вот уже семь лет, как великий, златотечный, любвеобильный Рек стихии водной не подарил смертной женщине ни одного сына, да что там, и девочек то не рождалось. За что?!

Мрачность скреблась на душе у Инея. Он был свят, в его служение Старые Кирки только приумножили рвение и богатство. Ничего, что могло бы прогневать бога. Ну, или почти ничего. Давно, очень давно, двадцать шесть лет назад: Но ведь Рек не является только семь! Или для бессмертных двадцать лет, что один миг?!

Еще в юности Иней отличался фанатичным служением стихиям, зрелость встретила его в лице помощника Верховного слуги самого Фортеля. Единственным грехом своим считал он стремление достичь вершин служения, но оправдывал сие не корыстью, да карьерою, а необходимостью иметь возможности для просветления народа, к коему он особо способен был.

В Тот год Инею намекнули, что Верховный слуга Верховной Стихии мудрейший Оги стар и слаб, и кроме него, благочестивого, ни о ком на этот пост и не мыслят. Сам великий охотно уединялся с предполагаемым приемником для бесед, делился опытом и тайнами. Иней впитывал премудрость на лету, старец бал доволен. И только раз пробежала тень по челу его, когда спросил он, прищурившись и пронзив взглядом: «А неужто не понимаешь сам то?» Иней ответил честно. Но мудрейший не стал объяснять: «Думай, не поймешь, отдам вместе с жезлом».

И вот Оги не встал. Умирающий призвал Инея и Вара. Последний был Верховным слугой Терры Забавницы и слыл человеком умным, деятельным, но распутным, что благоразумно скрывал от мирян, но в тесном мирке жрецов шила не утаишь. «Зачем он здесь?» — неприязнь объяснялась нетерпимостью святого:...

назвался аскетом — полезай в кузов. «Может хочет мудрый Оги обязать его не грешить, связав словом с мертвым».

Верховный поговорил с Инеем, тяжело вздохнул и отпустил последнего. Спускаясь с башни, тот думал, что жезл власти ему, вероятно, отдадут уже завтра — так плохо выглядел старик. Иней уже дошел до входа, когда вспомнил, что самое тайное знание, припасенное на потом, так и не открыл ему терпеливый Оги. Ужас охватил его, а вдруг уже не узнать! По традиции надо было подождать выхода Вара, испросить разрешения и вернуться, но страх, что мудрейший умрет раньше, толкнул его на безумство. Развернувшись перед изумленным охранником, Иней побежал наверх. Возможно, страж должен был задержать его, но Оги умирал, а кто станет естественным преемником догадывались все.

Башня была высока, лестница крута, и запыхавшись, Иней остановился отдышаться. Сквозь стену донеслось: «Я рад, что ты знаешь, как происходит это. — У меня есть уши, ну и глаза: — Рад, хотя: Пообещай мне, Вар, что став Верховным, назначишь ты помошником Инея. Он свят и мудр, сумеет оттенить твои не слишком чистые деянья. — Не долго мне осталось куролесить, уж старость скоро (Оги усмехнулся), но я клянусь не забывать Инея. Ответь же мудрый, почему не он, а я наследую твой пост, и власть, и титул? — Достиг всего он истинною верой, он свят и я не смог ему сказать о важном, не захотел разрушить смысл жизни, вдруг он сломается, какой тогда мудрейший... Ну, а теперь прими верховный жезл, и пусть меня три дня не беспокоят, я должен умереть. Садись, поговорим еще о многом». В голове Инея все поплыло. Не помня как, спустился он, не выдержал и сел прямо на ступеньки. «О, Фортель! Это все твои капризы, не отпускаешь верного слугу. Но почему не я, а этот скользкий и изворотливый в грехах погрязший Вар! Кажется, выбери Оги наследником слегка туповатого, но крайне ревностного Туригу и то было бы легче». Неясно сколько провел Иней в забвении печали, но вывел его из себя шорох закрывшейся двери. Вар спускался по лестнице. Надо было бежать от позора, но нога не слушалась, и тут: