Игра

— Ага. Заходите. Я никогда не видела еще, чтобы дяденька тоже хотел...

4.

Пока я запирал машину, девочка, приплясывая от нетерпения, открыла входную дверь и вошла в переднюю. Поспешно зайдя следом, я с удивлением увидел, что она сидит в кресле возле самой двери туалета — дверь эта была тут же в передней — сидит, тесно сжав коленки, и смотрит на меня озорно.

— Ну что же ты? — раздраженно окликнул ее я.

— А давайте мы посидим? — она была точь-в-точь маленькая Дженни... — посидим и поиграем? Я еще никогда с дяденькой не играла.

— Поиграем? — удивился я... — Во что?

Вопрос, казалось, чуть-чуть смутил девочку...

— Ну, в это самое... — она покраснела, как настоящая женщина, когда приходится вслух сказать что-то, что кажется и так понятным... — Ну, кто первый не вытерпит.

Я все-таки не ждал ничего подобного и мой пузырь вздрогнул, как это всегда делает с перепугу переполненный мочевой пузырь мужчины. Если бы не мое возбуждение, которое я чувствовал все сильнее в обществе этой странной, мучающей саму себя девчонки, мне пришлось бы теперь очень туго.

— Что это за игры такие? — только и смог я вымолвить.

— А мы с мамой всегда так играем, — беззаботно пояснила Кэти, так ерзая в мягком кресле, что жалко было смотреть... — Мама говорит, что девочкам в жизни много приходится терпеть и мне надо тренировать... — она снова запнулась и застенчиво покосилась на ладошки, стиснутые бедрами, на, по взрослому уже округлившийся, низ живота... — ну все что у меня там...

Что-то похожее на догадку забрезжило в моем, сбитом с толку сознании.

— И мама тоже терпит? — осторожно поинтересовался я.

— А то вы не знаете! — девочка смотрела хитро и одновременно наивно... — Мама же на работе со всеми дяденьками играет. Она говорит, что с дяденьками вот по-настоящему интересно. Ну и я попробовать хочу-у-у... — Кэти вдруг согнулась, достав лбом почти до коленок, и я тут же вспомнил, как таким вот искренним «Очень хочу-у-у» Дженни расправилась с тем бедолагой. Секрет Дженни казался простым и гениальным одновременно, ради удовольствия мучить любого мужчину, она мучала себя. Я осторожно присел на край мягкого кресла у самой двери...

— А как это «не вытерпит», — уточнил я... — пока кто-то не описается, что ли?

Кэти, судя по всему, нравились эти вопросы, заставлявшие ее все больше краснеть...

— Ну тоже бывает, конечно... — она видимо перетерпела острое желание и теперь сидела почти спокойно... — но обычно кто-то просто говорит «ой, не могу больше» и бежит в туалет. А второй стоит рядом и смотрит, а тому, кто проиграл стыдно-стыдно. А он потом выходит, и тот, кто выиграл, писает один, и ему не стыдно, а кайфно!

Последнее слово она сказала так, как могла бы произнести его искушенная в сексуальных наслаждениях женщина. Я понял, что, инстинктивно желая постичь смысл этого слова, вмещающего и позор и наслаждение, Кэти и делает сейчас то, чего наверняка не одобрила бы Дженни. Хотя, может быть...

— И кто обычно выигрывает? — спросил я. Обоссаться я не боялся, вставший колом член, оберегал мое мужское самолюбие. Разве что в процессе этой беседы я кончу себе в штаны.

— Ну мама конечно... — Кэти улыбнулась моему вопросу... — у нее знаете, как все там натренировано! Она и всех дяденек всегда обыгрывает.

Я подумал, что Дженни не могла и не хотела пока объяснять ребенку, что хоть это и правда, она всегда одерживала верх над мужчинами, но никогда борьба между мужчиной и женщиной не может идти на равных. И теперь, когда я знаю их секрет у моего набухшего от возбуждения члена большое преимущество перед ее бедным переполненным пузырем, который как силой воли не сдерживай — когда-нибудь должен расслабиться, если лопнуть не хочет.

— Только иногда, — продолжала доверчивая девочка, — когда у мамы много совещаний, и она выпивает несколько чашек кофе, тогда она приезжает домой и даже машину не запирает, сразу бежит в дом. Но если я скажу «давай поиграем», она всегда согласится, правда обычно сразу просит... «доченька, у мамы сегодня был такой тяжелый день. Пусти маму в туалет. Мама сдается!» И вот тогда мы идем в туалет, и я смотрю, как мама писает, и даже глаза закрывает, так ей хорошо. И знаешь, что тогда самое трудное?

Я посмотрел в ее лучистые от постоянной борьбы со своим телом глаза и покачал головой.

— Самое трудное, — весело сообщила она свой секрет... — утерпеть, когда кто-то другой рядом писает. На прошлой неделе так получилось, когда мама прибежала с работы...

Я помнил этот день, именно тогда я увидел страшное унижение того парня и окончательно возненавидел Дженни...

— Мама сразу побежала в туалет, и даже не утерпела немножко, у нее между ног джинсы были намокшие, но она их все-таки расстегнула и присела. А у нас в школе занятий много было, и я с утра целую банку сока выпила, грейпфрутового, писать хотела ужасно, умирала прямо, даже сильнее, чем сейчас. И вот когда зажурчало, я только услышала и сразу — уй-уй-уй! — не могу просто, не утерпеть — чувствую, что по ногам у меня уже течет! Я очень-очень прошу, «Мама, дай мне пожалуйста пописать!», а она бедная даже не может встать, ей меня жалко, но она тоже так долго терпела! Так вот мы и пописали обе, она как нужно, а я описалась, совсем как маленькая, сквозь трусики прямо, и по ногам, и в туфли, лужа целая на полу. Мы с мамой долго-долго друг на друга смотрели, и нам стыдно очень было, и тогда мама сказала, что это еще не самое стыдное, а вот ничего хуже нет, чем перед чужим дяденькой не утерпеть и обосс... — Кэти осеклась, быстро поглядела на меня и потупившись прошептала... — описаться... И поэтому, сказала мама, нам с ней надо еще больше тренироваться. И вот я тебя позвала.

— И ты думаешь выиграть? — спросил я.

— Ну я же тренировалась. А ты нет.

5.

Мне стало так неловко пользоваться наивностью девочки, что я хотел встать и попрощаться. Историю было пора закончить, узнав секрет Дженни, я уже не желал ей отомстить, у нее явно у самой проблемы с психикой, более того — теперь я был уверен, что при надобности всегда смогу противостоять ее садомазохистскому темпераменту. Но тут я услышал, как к дому подъезжает еще одна машина.

Сердце мое ушло в пятки, а вернее в мой раздутый и немилосердно молящий о пощаде мочевой пузырь. Дженни вернулась с работы и сейчас обнаружит меня, вопреки ее указаниям сидящим у нее дома и выпытывающим интимные секреты семьи у маленькой девочки. Мало того, что, зная темперамент Дженни, я мог ожидать в лучшем случае хорошего удара туфлей по яйцам, я теперь, пожалуй, и воспринял бы его, как заслуженное наказание. Уж что-что, а унижать Дженни умела, а теперь еще и правота была на ее стороне. Я без сил опустился в кресло, предчувствуя, что через минуту либо кончу и тогда уж точно сразу же обоссусь, либо получу удар между ног, в любом случае, мне придется ...

со стоном сжимать руками свою промежность, а этого, согласитесь, не так уж хочется мужчине в присуствии двух симпатичных женщин.

Однако стон я услышал из-за двери. Дженни лихорадочно, не попадая ключом, старалась открыть входную дверь. Наконец ей это удалось. И взъерошенная, раскрасневшаяся наша заместитель директора ворвалась в свою собственную прихожую. Она сразу, не замечая пробежала мимо кресла, где сидел я, а на полдороге к заветной двери, куда и я и Кэти не прочь были бы войти, Дженни, хотя ее ничто не удерживало, вдруг замерла судорожно спиной ко мне сдвинув ноги и вся выпрямившись.

Кэти вскочила с кресла радостная, хотя одной ладошкой ей приходилось зажимать низ живота...

— Мы играем, мама!