"И немедленно выпил": Доктор Джекил и проблемы рецептуры странных напитков

"И немедленно выпил": Доктор Джекил и проблемы рецептуры странных напитков

Сергей Лебеденко

В популярной культуре парочка "Доктор Джекил" - "Мистер Хайд" выглядит обычно, как... ну... как...

Как Халк и Брюс Беннер.

League of Extraordinary Gentlemen, 2003

То есть, Эдвард Хайд в адаптациях - это монстр с чудовищной физической силой, непомерным эго и извращенным разумом, в которого превращается тихий и скромный доктор Джекилл, который в жизни и мухи не обидит. В "Лиге выдающихся джентльменов" Джекилл - интеллигентный интроверт, эрудит и ходячая энциклопедия. Его ничто не роднит с преступником и убийцей Хайдом.

В "Ван Хельсинге" 2004 года образ Джекилла выглядит похожим образом. Все внимание зрителя захвачено боем Ван Хельсинга с Хайдом, Джекилла мы видим уже после поражения Хайда как милого старичка, который, кажется, не был в курсе, что периодически превращается в гоповатого громилу с неуемным аппетитом к насилию.

Van Helsing, 2004

На "упрощение" образа Джекилла-Хайда жаловался, кстати, и Набоков, так что нельзя сказать, что халкообразные прочтения нулевых - это что-то новое.

Проблема в том, что образ Халка интертекстуален сам по себе, т.е. создан под влиянием сразу нескольких источников. Стэн Ли называет их в своем интервью: "Собор Парижской Богоматери", "Фантастическая четверка", "Франкенштейн". "Историю доктора Джекилла и мистера Хайда" Ли ставил на последнее место, хотя понятно, что образ ученого, который превращается во что-то иное, взят именно у Стивенсона.

Хайд в поп-культуре уже не тот Хайд из классической повести. И дело здесь не в высоколобом снобизме а-ля "раньше трава была зеленее и Хайды хайдовее", а в том, что у Стивенсона Хайд - не тупая гора мускулов и даже не вторая личность Джекилла.

Литературный образ Джекилла-Хайда по сути своей глубже. И страшнее.

– Дело было так, – начал мистер Энфилд. – Я возвращался домой откуда-то с края света часа в три по-зимнему темной ночи, и путь мой вел через кварталы, где буквально ничего не было видно, кроме фонарей. Улица за улицей, где все спят, улица за улицей, освещенные, словно для какого-нибудь торжества, и опустелые, как церковь, так что в конце концов я впал в то состояние, когда человек тревожно вслушивается в тишину и начинает мечтать о встрече с полицейским. И вдруг я увидел целых две человеческие фигуры: в восточном направлении быстрой походкой шел какой-то невысокий мужчина, а по поперечной улице опрометью бежала девочка лет девяти. На углу они, как и можно было ожидать, столкнулись, и вот тут-то произошло нечто непередаваемо мерзкое: мужчина хладнокровно наступил на упавшую девочку и даже не обернулся на ее громкие стоны. Рассказ об этом может и не произвести большого впечатления, но видеть это было непереносимо. Передо мной был не человек, а какой-то адский Джаггернаут.

Дальше Энфилд рассказывает, как незнакомец неожиданно вызвал у него и окружающих чувство омерзения самой своей отвратительной внешностью. Интересно, что позже эту же "омерзительность" отмечают все свидетели появления Хайда, но вот в чем она конкретно выражается - рассказчик умалчивает. Позже этим же приемом будет пользоваться Лавкрафт при описании своих ужасов, которые у него выглядят "неописуемыми".

Незнакомец договаривается с родственниками девочки о компенсации за ее увечья, затем заходит в дом в конце улицы, который приметил рассказчик - адвокат Аттерсон - и очень быстро

выносит чужой чек почти на сто фунтов. Но он и бровью не повел. «Не беспокойтесь, – заявил он презрительно. – Я останусь с вами, пока не откроются банки, и сам получу по чеку». После чего мы все – врач, отец девочки, наш приятель и я – отправились ко мне и просидели у меня до утра, а после завтрака всей компанией пошли в банк. Чек кассиру отдал я и сказал, что у меня есть основания считать его фальшивым. Ничуть не бывало! Подпись оказалась подлинной.

Дальше выясняется, что этим незнакомцем был Эдвард Хайд, на чье имя старый приятель Аттерсона - доктор Джекилл - оформил завещание. Аттерсон подозревает Хайда в подлоге, и история начинается как детектив: что может связывать добропорядочного Джекилла с омерзительным Хайдом?

Набоков обратил внимание на то, что имена Jekyll и Hyde - скандинавского происхождения. Joekulle - датское имя, означающее "ледяной", а hide с датского - "пристань, прибежище". Это дает ключ к пониманию мотивов Джекилла.

Ведь наш "добрый доктор" никогда не был, собственно, добрым. Под маской доброты (как подо льдом) скрывается тщеславный лицемер - он завидует коллегам, расхождение в научных взглядах с доктором Лэньоном видит поводом для мести. Хайд не появляется из ниоткуда - он нужен Джекиллу, чтобы заниматься теми "гнусными" вещами (рассказчик опять не вдается в подробности, какими), которые опорочили бы его доброе имя.

Так открытие загадочной "тинктуры" и мотивация Джекилла - скрыть свои грехи от общества - объединяются, чтобы создать Хайда.

Набоков объясняет это перевоплощение схематически.

То есть, Хайд - это не злая вторая личность Джекилла. Это сам Джекилл и есть, те его отрицательные свойства, которые остаются, если убрать личину джентльмена. Оказывается, если снять лоск с нашего доброго доктора, останется Хайд - коренастый, уродливый типчик, вокруг которого носится ореол "совести" Джекилла, которая ужасается его преступлениям. А до преступлений действие доходит быстро - Хайд в ярости убивает члена Палаты Лордов, раскроив ему голову тростью. Насилие - не триггер появления Хайда, это его образ действия, который уже содержался в подсознании Джекилла.

Да, Набоков бы не простил мне такую аналогию, но это тот самый "ид" из психоаналитической теории Фрейда.

В каждом из нас сидит Эдвард Хайд, и если дать ему выйти из-под контроля, ничего хорошего из этого не выйдет. Вот страшный вывод Стивенсона, который сам признавал, что фантастический элемент его поветси - не более чем художественное средства.

Художественное откровение "Таинственной истории..." было малоприятным сюрпризом для викторианского общества, которое до того помешалось на культе внешнего благообразия и благочестия, что перестало замечать, как оно гниет изнутри.

-----

Напоследок интересно вспомнить, как умер Стивенсон. Во время смерти он был на Самоа. Стивенсон спустился в винный погреб, поднялся обратно в кухню, там откупорил бутылку бургундского - и вдруг с криком "Что со мной? Что за странное чувство? Мое лицо изменилось?" упал и через пару часов скончался от инсульта.

Report Page