Художник

«Выпить чашечку фильтра было бы очень кстати»

– Молодой человек, у вас кровь, – девушка с ярко-зелёными глазами указывала вниз.

Давид остановился и посмотрел на свои чёрные монки. По левому стекала красная струйка. Он приподнял штанину и увидел небольшой порез у щиколотки.

«Где я мог зацепиться?»

Девушка рылась в прозрачной сумке:

– У меня есть салфетки, но вам нужно будет остановить кровотечение.

«Естественно. – Давид оглянулся на Бессарабку и Арену, которые были позади. – А который час?»

Он приподнял руку. Серебряный ободок наручных часов оттенял 15:53.

– Спасибо вам большое, – Давид прошёл мимо протянутой руки, – Но я опаздываю. 

Травянистые глаза застыли в лёгком удивлении.

Давид шёл дальше, начав прихрамывать. Теперь ранка ощущалась: движения разъединённой кожи покалывали, а тонкая линия до обуви отдавала теплом.

«Я закрою сделку, и всё. С меня хватит. Как раз появится время для кофе», – увиденная в галерее картина подкрепила решение.

Квартал спустя он повернул налево. Прохлада и сырость подъезда всегда служили облегчающим контрастом. Три этажа вверх, поворот ключа и лакированный тёмный паркет.

Давид стянул чёрный пиджак, бросил на тумбу в коротком коридоре прихожей и притронулся к груди. Белая футболка была влажная. Он провёл по шее и ключицам – холодный пот. Прикусив губу, Давид повторил движение. 

Раздался дверной звонок. Часы показывали 16:01.

– День добрый, Давид, день добрый, – в квартиру вошёл приземистый мужчина пятидесяти лет. Золотая брошь в виде цапли блестела на лацкане серого пиджака, а бархатная кипа шла в тон костюму. – Сегодня душно, солнце невозможное.

– Как добирались?

Тот удивлённо глянул из-под очков:

– На машине.

Они прошли в центр зала, который служил мастерской, спальней и кухней одновременно. Трёхметровые потолки и высокие окна создавали уйму пространства. Металлическая кровать в углу была завалена холстами, возле неё был расстелен плед.

– И так, к делу? – мужчина запустил руку внутрь пиджака и вытянул сложенный лист бумаги. – Леви Меир попросил передать, что цену из-за неофициальной сделки придётся чуть-чуть снизить. 

Посредник пробежался глазами по листку.

– Было тридцать тысяч долларов.

– Верно, тридцать, – Давид поправил серебряные кольца на мизинце и безымянном пальцах.

– Сойдёмся на двадцати двух с половиной?

Давид вздохнул, повернулся к нему спиной и двинулся в левый угол у окна. Два мольберта откинувшись отдыхали под простынями.

– Давайте ещё раз взглянем на картину. Взглянем перед выставлением окончательной цены.

Он аккуратно, двумя пальцами, схватил светлую простынь и стянул её с одного из мольбертов. 

Посредник сглотнул. Изворотливые движения кисти сдавливали всё внутри.

– Ужасающе.

Художник посмотрел в центр полотна, потом от правого верхнего угла по диагонали вниз и повторил себе под нос:

– Ужасающе.

Затем хлопнул в ладони, звук резко ударил по ушам.

– Тридцать, и я сам её упакую. 

– Давид.

– Это я, да.

– Давид, вы же знаете, что покупать ваши картины после всей заварушки никто не осмелится. Репутация для всех и каждого из них важнее, а таких хороших знакомых как Леви у вас не имеется.

– Хороший знакомый говорите.  

– Поднимем до двадцати трёх в знак восхищения работой, – он дёрнул пальцем брошь, – и для красоты суммы. Упакуют и заберут мои ребята.

– Хороший знакомый, – уже шёпотом повторил Давид, у него помутнело в глазах. 

– Вы согласны? – посредник протянул руку.

Давид с силой поднял глаза. Стало дурно. Он пожал руку.

– Отлично! – мужчина стал опять копошится внутри пиджака и выставил на подоконник три свёрнутые пачки купюр. – Тут двадцать две с половиной, и для красоты вот.

Отсчитав ещё пять бумажек, он кивнул, улыбнулся и двинулся к выходу. 

– Максимум час, и картину заберут. А вам бы тут убраться.

Дверь захлопнулась.

«Убраться? Почему так кружится голова?»

Давид провёл взглядом прямой маршрут, по которому прошёл посредник. На полу были небольшие разводы и капли. 

«Нога», – Давид опёрся на подоконник, цилиндр сложенных денег упал на пол, задев щиколотку. 

Зелёный окрасился в красный. Раздался звонок. 

– Да?

– Ты помнишь, что через десять минут тебя ждут в салоне? – девушка по ту сторону нервничала. 

– Конечно, я буду там.

– Давид. – она перешла на шёпот. – Ты мне нужен.

– Я буду.

Положив трубку, он нашёл перекись, откупорил и льнул на порез. Затем стянул туфли и посмотрел на подоконник напротив. 

Давид вздохнул, опираясь о стену, и вызвал такси.

***

Спустя полчаса художник вышел из машины и убрал каштановый волос с пиджака. Блеск обуви и зеркального серебра на руках освещали лицо.

– Да у тебя можно причащаться! – Мари отошла от группки людей в костюмах. – Только паства слегка заждалась.

– Значит, с меня проповедь? – передразнил он и крепко обнял подругу.

Мари, как всегда, всем своим видом граничила между прекрасным и безвкусной чертовщиной. На ней было ассиметричное лазурное платье, длиннее сзади и короче спереди, всё исчерченное блестками, а открытая обувь подчеркивала слаженную композицию ног.

Мари взяла его под руку, и они стали подниматься по широкой лестнице в двухэтажное здание, зажатое между высотками, – Salon de Rien.

– Как твоя сделка? – она перешла на шёпот так же, как и по телефону.

– В порядке.

– Я рада. – Мари кивнула, заглядывая в его глаза.

– Точно уверена, что моё присутствие никого не напряжёт?

– Напряжёт, конечно. – она прыснула. – Плевать. Моё заведение.

Духовные люди могли бы назвать салон Мари местом силы, а карьеристы – отправной точкой. 

Они зашли. Давид оглядел присутствующих. Несколько десятков гостей распределились по группам и беседовали. Тут были писатели, музыканты, издатели, продюсеры, журналисты, художники, профессора и немного предпринимателей. Собравшиеся благоговейно провожали взглядом Мари, воздвигаемую к лику святых и недосягаемую salonnière, – владелицу и кураторшу. 

– Обойдём тех ребят, и к барной стойке.

– Почему? – Давид протискивался меж людьми, чтобы поспеть за подругой. 

– Они из Beatriz. Первыми начали паскудить твоё имя.

– Я о барной стойке. 

Мари подняла брови:

– Ты не выпьешь со мной?

– Сегодня не хочу. Возьму фильтр.

– Началось, – она закатила глаза.

Первый этаж Salon de Rien был полностью застеклённым: вся обстановка и каждый персонаж были на виду. Металл изогнутыми линиями вырастал в столики, создавал сплошную барную стойку и обрамлял фонтан по центру. Это была уменьшенная репродукция фонтана Нептуна в Шёнбрунне – венской резиденции австрийских императоров. 

– Ты занялась интерьером?

Растительность украшала металлические очертания зала со всех сторон. Мари улыбнулась:

– В одной статье салон назвали «интеллектуальным оазисом в столичной пустыне». Соответствуем.

Они заказали выпить: Манхэттен и фильтр.

– Давид! Рада вас видеть! – от этого возгласа Мари дёрнулась.

К ним подошла женщина лет сорока. Строгие линии скул и носа обрамляли её глубокие итальянские глаза. Красный маникюр под красную помаду.

«Классика», – подумал Давид и протянул руку для приветствия.

Первая ошибка вечера.

– Меня зовут Дара. Я главный редактор Beatriz. – женщина прикоснулась к Давиду только пальцами. – они оказались холодными.

«Нервничает что ли?»

Одновременно с этим, спохватившись будто что-то забыла, Мари похлопала Давида по плечу:

– Я отойду на минутку.

«Теперь один», – он вынужденно улыбнулся.

Давиду показалось, что черты лица женщины на секунду стали властвующими.

– Ваше издание постаралось, меня не любят. 

– Технически это не моё издание. – она склонила голову на бок. – У меня есть к вам предложение.  

– Официальное интервью с блюстителем патриархального порядка и сексистом? По-моему, так писали.

Она поджала губы.

– Нет. Предложение личного характера, – Дара взяла его за руку и потянула в сторону выхода. Давид не противился.

Минуту спустя горячий фильтр и алый Манхэттен поставили перед пустующими стульями.

***

«Интересно»

Холодные пальцы Дары обхватили указательный и большой пальцы Давида.

«Я же, по сути, её не знаю»

Он взглянул на оголённую платьем спину Дары.

«Спич Мари через десять минут»

Напор двери и вечерняя прохлада обвила его лицо.

«Успею, успею там и там»

– Я бы выпил кофе, – Давид засунул руки в карманы, откинув полы пиджака.

– Вы ведь не решили забросить рисовать после случившегося?

– Собираюсь грустить и рассказывать друзьям, как же всё может перевернуться в один миг.

– У вас много друзей? – она дотронулась кончиком ногтя к нижней губе.

– Двое.

– У Мари сегодня важный день, – Дара достала из клатча пачку Camel Blue. 

– Простите? – он нахмурился.

– Salon de Rien начинает спонсировать мелкие онлайн-издания. Мари выискивает в грязи самородки. 

– Нет-нет, я в курсе этого. Не уловил только, – он замялся.

– Не уловили что? – огонь опоясал талию сигареты, она вдохнула.

«Мне нужно к Мари»

– Почему мы вышли из салона?

Глаза собеседницы окутывала пелена дыма. Морщины на её лице хранили в себе изворотливость юности, хитрость и обманчивую податливость.  

– Я хочу, чтобы вы нарисовали меня.

Он не сдержался. 

– Вам смешно? – она затянулась ещё раз.

– Ни разу не рисовал людей.

– Но с людей же рисовали. 

– Верно. 

– Вам двадцать пять?

– Двадцать три.

– А мне сорок семь. Хотите закурить?

– Пожалуй.

По Мечникова томно сновали машины. Жара спадала, однако по инерции всё вокруг медлило. Из салона стали выходить группки людей.

«Неужто пропустил? – Давид глянул на часы. – Нет, мы тут пять минут, не больше»

За парнем в бордовом итальянском костюме вышла Мари. Она приметила их, Давид помахал.

– Отложила спич ещё на полчаса. – запыхавшись сообщила salonnière. – Эвелина со своим журналистским кортежем опаздывает.

– Внутри есть колумнисты Beatriz, – Дара вытянула шею, кожа заиграла.

– Угу, – Мари отвела взгляд.

– Давид, вы хотели выпить кофе. – Дара затушила окурок и взяла художника под руку. – Давайте пройдёмся.

Мари дёрнула бровью, Давид ответил ей тем же.

– Давай, жду тебя.

– Мы быстро, – он ответил уже через плечо. 

***

– Вы здесь покупаете кофе? – Давид недоверчиво смотрел на окошко в здании, вывеску с ценами и сравнивал всё это с чёрным открытым платьем Дары, её ухоженными руками и матовой шеей.

– Иногда. Я люблю добавлять сахар в дешёвый крепкий кофе. – она повернулась к Давиду, не ответив на «что вам?» – Иногда и обжигаться люблю. 

Привкус Camel Blue оставался на языке и губах Давида. Он подумал, что Дара чувствует то же самое.

– Что ты будешь?

Его охватили смешанные чувства. Её не детская игривость в глазах, тон как у покровительствующего родителя и гибкость талии. В этот момент позади Давида раздался выкрик.

Посреди улицы распластался мужчина в сером пиджаке, над ним тряслась рыжеволосая девушка.

Художник цокнул и нехотя двинулся к ним. Мышцы мужчины свело, он отрывисто извивался в судорогах.

– Что делать? – руки девушки дрожали, она дотрагивалась к груди мужчины.  

«Приступ»

А какой и что делать Давид не знал.

– Я вызову скорую, не переживайте.

Он посмотрел в глаза умирающему. 

«Запомнишь меня? Тот, кто дал тебе так соскользнуть»   

Прохожие стали останавливаться. Давид, набирая номер, встретился взглядом с Дарой. Она понимала.

«Сцена, которая меня не касается. Без разницы на исход» 

Дождавшись скорую, они пошли обратно в салон. Время поджимало.

***

Спустя полтора часа Давид стянул холсты с кровати на плед, потянулся и направился к кофеварке. Белая лепленная кружка вобрала в себя жидкость с густым ароматом. Художник прислонил подушку к стене, улёгся и глотнул свежий фильтр.