Хроники

Глава 23. Труп

В пределах городской черты, где мы с Вовкой проводили свое бесшабашное детство, есть прекрасное озеро, а точнее старый песчаный карьер. Еще при Хрущеве там активно добывали песок, который затем использовали для строительства знаменитых пятиэтажных «хрущевок». Но в конце семидесятых разработки полностью прекратили и на их месте образовался довольно большой и чистый водоем, в котором горожане спасались в особо знойные летние дни. Мы не были исключением и в обмен на двадцать минут ада в переполненном троллейбусе, получали райское удовольствие от барахтанья в прохладной воде озера и последующего закапывания по уши в горячий песок на белоснежном пляже.

Однажды, в очередной раз приехав искупаться, мы увидели небольшое скопление народа у кустов, недалеко от пляжа. Тут же сработал стадный инстинкт, который еще покойный дедушка Фрейд в своих трудах мусолил, и мы взяли курс на объект всеобщего интереса. Позже пришлось глубоко пожалеть об этом, но в тот момент удержаться от соблазна было просто невозможно. Протиснувшись сквозь шепчущуюся о чем-то толпу зевак, мы чуть было не наступили на… Настоящего утопленника! Это был взрослый, грузный мужчина с короткими, стрижеными волосами и татуировкой на плече в виде злобного дракона. До сих пор помню его желтые пятки и синюшное, разбухшее, грузное тело. На нем были обрезанные до колен джинсы, а на спине висели две огромные черные пиявки.

Я молча вытаращился на мертвого человека, не веря собственным глазам. Рядом стоял Вовка, который что-то невнятно пробормотал, крепко вцепившись мне в руку. Не отводя взгляда от трупа, я спросил: «Ты чего?», но в ответ снова услышал лишь невнятное мычание. Оно-то и заставило меня обернуться к другу. Я не сразу понял что происходит, а когда понял, было уже поздно. Лицо Вовки побледнело и стало серым как на черно-белой фотографии, зрачки закатывались под лоб, а нижняя челюсть безвольно приоткрылась. Вовка потерял сознание и падал прямо на меня, толкая всем своим весом в сторону лежащего на земле утопленника. Ужасу моему не было предела! Все происходило в считанные доли секунды. Народ, стоящий вокруг и с сожалением кивающий головами, был полностью сосредоточен на виновнике торжества, поэтому то, что происходило у них под носом, никто не замечал. Я подхватил друга под подмышки и изо всех сил старался удержать равновесие, но чувствовал, что неуклонно его теряю, заваливаясь прямо на мертвеца! Еще доля секунды и я отступил одной ногой назад, чувствуя, как подошвой кеда цепляюсь за разбухшее, мягкое тело, которое, в итоге, оказалось подо мной, прямо между ног! Я изо всех сил пытался удержать тяжеленного Вовку, с ужасом представляя, что будет, если тот упадет! И тут уж я не выдержал и, что было мочи, заорал.

Зеваки, стоящие вокруг, мгновенно опомнились и ринулись к нам, подхватывая Вовкино беспомощное тело и помогая мне удержать равновесие. Женщины запричитали о том, что детей сюда подпускать нельзя, и о том, что было бы неплохо чем-нибудь прикрыть труп… Мужчины старались привести в чувства моего друга, хлопая его по щекам. Я же отошел в сторону и просто стоял в немом оцепенении от происходящего. Вспомнил ощущения от прикосновения к мертвому телу и вздрогнул.

Вовка пришел в чувства и сидел на песке, с непонимающим видом оглядываясь по сторонам. Взрослые, обступившие новый предмет внимания, читали ему нотации по поводу того, что нельзя детям смотреть на такое и тому подобное. Я подошел поближе и тот, увидев друга, оживился и бодро вскочил на ноги.

– Идем отсюда, Серый!

– Идем, – согласился я и уточнил, – Ты-то как вообще?

– Нормально все.

И мы, под назидательные речи зевак, ушли на другую сторону пляжа.

– Долго я в отключке был?

– Да не очень. Минуты две, наверное. Перепугал ты меня конкретно! Ты ж на утопленника этого заваливался!

– А ты их видел?! – скривившись уставился на меня Вовка.

– Их? – не понял я.

– Ну этих! – он моргнул и передернулся всем телом от отвращения: – Пиявок!

И тут до меня дошло, в чем крылась истинная причина Вовкиного обморока! Вовсе не ужасный труп и не его мерзкое разбухшее тело! Дело-то было в обычных пиявках! Ха! Я старался не засмеяться, крепко сцепив зубы и понимающе кивая головой в ответ. Более шикарной возможности поиздеваться над старым приятелем тяжело было даже представить!

– Дааа, – говорю, – мерзкие твари! Присосались к жертве своими присосками! Это они, наверное, всю кровь из него высосали. Видел какой он белый лежал? Ты когда ему на спину свалился, я даже подумал, что они взорвутся и из-под тебя кровища брызнет в разные стороны, которую они высосали! А они даже не лопнули, прикинь…

Эти глаза надо было видеть! А дикий танец, начавшийся после моих слов, очень трудно описать! Вовчик подпрыгивал то на одной, то на другой ноге, во все стороны размахивал руками, пытаясь добраться до самых недосягаемых участков собственной спины. Он неистово старался смахнуть несуществующих пиявок, которые, якобы, присосались к его спине, перекочевав прямиком с трупа. Я упал на песок и хохотал, не в силах остановиться! Даже когда мне стало немного жаль бьющегося в истерике друга, я не мог признаться, что просто разыграл его – смех душил любые попытки говорить. Тем временем он тоже упал на песок и принялся отчаянно тереться об него спиной. При этом, во время своего дикого танца, Вовчик не издал ни единого звука! Это еще больше меня рассмешило и я с новой силой захохотал!

Когда мы оба выбились из сил – он от танцев, я от смеха – и молча лежали на песке, глядя на проплывающие в небе пушистые облака, Вовка спросил:

– И где же мы теперь купаться с тобой будем?

– То есть? – не понял я.

– То и есть! Ты думаешь, что я теперь в эту воду полезу? Чтобы на плаву увидеть пиявку и сознание потерять? Тогда уже вокруг меня народ собираться начнет…

– Да ладно тебе! Не дрейфь! Пиявки на мели живут, на глубине их нет. А на пляже, вообще их не бывает – они все в кустах прячутся.

– А вдруг? Всякое бывает! – не унимался тот.

– Да что тебе эти пиявки? Я вот, например, теперь боюсь в воду лезть из-за того, что в двадцати метрах отсюда мертвец утром плавал. А это трупный яд, между прочим!

– Яд? – переспросил удивленный Вовка.

– Ну, да! Трупный. Страшная штука, вообще-то. Тело разлагается и выделяется эту самую гадость… Мне Хомяк как-то рассказывал, что какой-то мужик на кладбище с дерева яблочко сорвал и слопал, и нашли его только через неделю, лежащего мертвым между могилок – весь зеленый, с выпученными глазами и черным языком. А все от того, что яблоня эта на трупах выросла и ядом их питалась.

– А почему с черным языком? – возник у того единственный вопрос, как будто все остальное сказанное не вызывало никаких сомнений.

– А я откуда знаю? Вот у Лехи и спроси.

Мы притихли в поисках выхода из сложившейся ситуации. Обходить огромное озеро, только ради того, чтобы искупаться на противоположной стороне, совсем не хотелось, и я предложил перекочевать в один из заливов, коими полнился карьер, и до которых навряд ли добралась страшная отрава. В одной из таких заводей торчал поплавком маленький островок, слегка поросший невысоким кустарником. Добраться до него можно было вброд – вода при переходе, едва достигала груди. Мы с ребятами частенько перебирались на этот, удаленный от пляжной суеты, участок суши и наслаждались изоляцией от внешнего мира. Единственной неприятностью, в моменты таких переходов, были водоросли, мерзко щекочущие ступни. Бурная мальчишеская фантазия каждый раз рисовала в голове то затаившуюся в них хищную рыбину, готовую впиться в лодыжку своими длиннющими и острыми как иглы зубами, то какое-нибудь мерзкое подводное насекомое с отвратительными длиннющими усами, жалящее похлеще осы или даже шершня. Однако, желание отделиться от шумной толпы на пляже всегда побеждало фантомные страхи и мы, ойкая и айкая, кое-как перебегали на островок свободы.

– Ты же сам говорил, что в зарослях пиявки водятся! – с ужасом отметил Вовка, – Меня теперь в водоросли палкой не загонишь!

– Так ты же раньше перебегал! Мы все боимся, но ведь идем же! Да и пиявок там я ни разу не встречал, если честно.

– Это я раньше перебегал… Пока не знал, а теперь ни за что не зайду! – его снова передернуло.

– Да ладно тебе! Сколько раз переходили, и ни одной пиявки не видели!

– Не пойду! – вспылил Вовка.

– Ну, и сиди тут! Бойся! – обиделся я на друга и пошел в сторону залива.

Через несколько минут я уже шел вброд к заветному острову, стараясь разглядеть в воде хотя бы одну, хотя бы самую маленькую пиявочку. Дошел до конца и не увидел ни одной. Лишь изредка между ног петляли какие-то крохотные рыбешки. Забравшись на глинистый уступ, я оказался на песке и в следующее мгновение услыхал Вовкин голос за спиной, доносящийся с материка:

– Серый, я все равно в воду не полезу! Возвращайся! А?

– Я специально разглядывал в воде пиявок, когда шел! Ни одной нету! Клянусь! Не дрейфь! С другой стороны острова песчаное дно без водорослей – купайся сколько влезет! Здесь же метров десять всего пройти, не больше!

Но он, ничего не ответив, уселся на берегу и насупился. Я же, бросив вещи на песок, побрел к противоположной стороне острова в предвкушении водных процедур. Ступая босыми ногами по раскаленному песку, я не сразу понял что случилось. Однако следующий шаг заставил взвыть от резкой боли в правой ступне и упасть на песок, держась за ногу. Из пятки торчал большущий бутылочный осколок. Точнее, это было отбитое дно от пивной бутылки, на которое я, по невнимательности, наступил. Корчась от боли, я выдернул стекло и зажал рану ладонью. Между пальцев густо сочилась кровь, толстыми струями стекающая на песок.

– Вовчик! – в панике позвал я друга, но тот не отвечал.

Мне не было видно, что происходит на берегу из-за кустарника, растущего по краям острова. «А если он ушел?» – пронеслась в голове кошмарная мысль, – «Как же я с острова теперь выберусь?»

– Вован, ели-пали! Ты слышишь?

– Слышу! Что хотел? – наконец, отозвался тот.

У меня отлегло от сердца.

– Ты, конечно, меня прости, дружище, но теперь тебе, по-любому, придется на остров перейти.

Последовала длительная пауза, а спустя несколько секунд Вовка заинтересованно спросил:

– А что там?

– Ногу пробил.

– Что? – не расслышав меня, переспросил тот.

– Ногу, говорю, пробил! Пятку стеклом распанахал! Рана глубокая и широкая, кровь рекой хлещет. Нельзя мне с такой дыркой в воду соваться – заражение будет! А если сюда еще и трупный яд добрался, то тогда мне точно хана – в рану сразу попадет, до берега дойти не успею, посинею и помру! Спасай, блин!

Я затаился и стал изо всех сил прислушиваться к звукам, стараясь уловить всплески воды от Вовкиных шагов, однако ничего подобного не слышал.

– Ау! Вовчик! Я тут так кровью истеку!

Снова тишина.

– Ну, хотя бы позови кого-нибудь на помощь! – в отчаянии завопил я.

– Да иду я, задолбал, блин! – услышал, я наконец, такой родной голос моего друга. А еще мне было отчетливо слышно, что он плачет.

Боится, до ужаса, до слез, до потери сознания боится, но все равно идет! В тот день, когда Вовка перетаскивал меня на своих плечах через заросли водорослей, я понял что на этого человека могу положиться в любой ситуации. Понял, что значит настоящая дружба и поклялся сам себе, что никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах его не предам.

Глава 24. Акваланг

Я сидел около раскладного походного столика и изучал инструкцию к Вовкиному металлоискателю, а именно ту ее часть, в которой описывалась методика подводного поиска. Максимальная глубина, на которой прибор мог работать, составляла всего три метра, а какой была реальная глубина грязного озерца, для нас оставалась полнейшей загадкой. Хотя, если судить по диаметру воронки, там не должно быть больше трех-четырех метров…

Кто из нас будет водолазом и так было ясно. Не ясным оставалось одно: как я без маски, ласт и акваланга смогу ползать по дну этого болота, искать под слоем ила и грунта металлы, да еще и пытаться что-то там откопать!? Задача казалась не то что невыполнимой… Сказочной просто! У меня начали возникать мысли о том, чтобы вычерпать всю воду и парадным шагом ступить на недосягаемые глубины, однако упрямый и находчивый Вовка, несмотря на жуткое похмелье, рассуждал здраво и лихорадочно искал выход исключительно в направлении погружения под воду. После получаса споров и рассуждений, было принято решение, во что бы то ни стало, разыскать акваланг. С этой благородной целью я и выехал в ближайший поселок, стоящий на берегу живописного водохранилища (благо тот находился всего в десятке километров от места нашей стоянки), оставив друга отсыпаться, стеречь лагерь и колдовать над обедом.

С третьей попытки разыскав лодочную станцию, на которой наверняка были акваланги, я оказался перед закрытыми железными воротами с надписью «Лодочная станция Печенежского ВХ». В ответ на мой настойчивый стук, никто не появлялся и я решил перелезть через сетчатую ограду на территорию станции, чтобы отыскать хоть кого-то.

Территория эта оказалась довольно ухоженной, лодки, сложенные на берегу кверху дном были свежевыкрашенными, а причалы – увешены спасательными кругами. Значит, все-таки, кто-то здесь должен быть.

– Ау! – прокричал я, – Есть кто живой?

Никто, кроме чаек, планирующих над водоемом, мне не отвечал. Я осмотрелся еще раз. В нескольких метрах от причала, среди вековых сосен, стояло небольшое строение, явно административного назначения. Постучав, услышал из-за двери приятный женский голос:

– Иду, иду! Одеваюсь!

Через минуту на крыльцо вышла приятной наружности грузная, улыбающаяся женщина, лет пятидесяти. Кутаясь в махровый халат и вопросительно глядя на меня спросила:

– Здравствуйте! Вы к Коле?

– Здрасти! Вообще-то, скорее всего, к нему. Мне нужно с кем-то поговорить, по поводу...

– А, ну так он на рыбалке сейчас, – не давая мне договорить, перебила она, – Идем, позову его, а то с самого рассвета торчит на своей сиже, ничем его домой не заманишь.

Мы подошли к кромке воды, женщина ткнула пальцем куда-то в сторону противоположного берега и с улыбкой сказала:

– Вон он, на том берегу, на сиже торчит. Рыбачит с утра до ночи, паразит, – и как-то не к месту неестественно захихикала.

Было понятно, что ничего не понятно. Дело в том, что само водохранилище настолько большое, что даже в такой ясный и погожий день, я так и не смог разглядеть, где же там этот Коля рыбу ловит. Что уж говорить о том, чтобы он услышал, как эта странная тетка будет его звать?

Но баба-то оказалась не промах! Она весело подмигнула мне, вставила в рот четыре пальца и невероятно громко и протяжно свистнула. Пришлось даже отвернуться в сторону, чтобы не оглохнуть! Но на этом все не окончилось. Она подошла к столбу, на вершине которого был установлен громкоговоритель, открыла крышку блока управления и начала вращать изогнутую ручку. Над водой разлился пронзительный вой сирены. Сделав несколько оборотов, женщина обернулась ко мне и, с несмываемой улыбкой на лице, прощебетала:

– Во как! – а затем протянула мне руку и представилась: – Любовь Аркадьевна! Можно просто Люба. Или Аркадьевна! Ну, или как больше нравится.

Я пожал руку самому жизнерадостному человеку, который мне встречался за последние несколько лет, и тоже, улыбнувшись в ответ, представился:

– Сергей.

– Идем, Сережа, я тебя чаем с бубликами угощать буду. Мой хоть и на моторке, а все равно добираться полчаса будет. Пока удочки соберет, пока заведется… Мы-то с Колей городские, а тут все лето живем. Коля еще и зарабатывает что-то. Копейки, конечно, но нам-то много и не надо. У нас даже огородик небольшой здесь есть! Идем, покажу!

Я просто не мог отказать такому открытому и гостеприимному человеку. Разгуливая по огороду, слушал, что и где посажено, и какой урожай был собран в прошлом году. Где-то минуте на десятой до меня начало доходить, что я, по всей видимости, крепко влип! За полчаса ожидания Коли, я был введен в курс всех событий, произошедших на лодочной станции и в радиусе трех километров от нее и даже значительно дальше – в других городах. Причем, проинформирован был очень качественно и мог теперь без ошибки определить где посажен чеснок, как выглядит крот и где он нарыл своих холмиков. Мне были показаны все его холмики! Сколько лет детям Любы и в каких городах они живут, на ком женаты, за кем замужем, сколько у Любы внуков, как их всех зовут и чем внуку Сенечке вылечили длительный запор. А еще я теперь знал, что у невестки – жены сына Леши – запущенная форма геморроя, от чего бедная девочка сильно страдает, но спасается полосканием. В-общем, знал практически все!

Я глубоко сожалел, что согласился на чай с бубликами и вишневым вареньем, а когда и вовсе приблизился момент паники, вдали раздался спасительный рокот моторной лодки. Спасительным я его считал, надеясь, что Коля окажется менее общительным человеком.

Люба звуков мотора не замечала, продолжая без остановки тараторить:

– Коля у меня хозяйственный. Все в дом тащит! Вот, столешница эта, угадай из чего сделана? А? Никогда не догадаешься! Это крыло от самолета! Представляешь? Да! Видишь, тут заклепки такие есть? Притащил крыло и мастерит молча. Он у меня вообще не очень разговорчивый, – я облегченно выдохнул, – Это только я такая щебетуха, а он все время молчит. Ну, а мне того и надо. Слушает и хорошо! – Люба захихикала, а во мне проснулось искреннее чувство жалости к мужику, прожившему так много лет с этой женщиной, – Сын-то наш, Лешенька, вечно возмущался, что я ему слова не даю сказать. Ему, как только шестнадцать стукнуло, так сразу в военные и подался. Служит сейчас! Офицер! Гордость наша! Недавно фотографию прислал, сейчас принесу, покажу. А ты чаек пей, Сереж, я быстро. Ох и красавчик наш Лешенька…

Люба исчезла в домике. Я устало откинулся на спинку лавочки. К пристани причалила лодка и из нее выбрался Коля – грузный мужик с угрюмым лицом, сильно контрастировавшим на фоне вечно улыбчивого лица своей жены. Он нес садок, наполненный какой-то довольно крупной рыбой, шаркая кирзовыми сапогами по стальному листовому железу, которым были укрыты полы старенького причала. Мужик подошел к «авиационному столу» и молча бросил на него садок.

– Здравствуйте! – первым поздоровался я, поднимаясь с лавки, но в ответ услышал только нечто невнятное.

Догадавшись, что Коля так со мной поздоровался, я попытался продолжить диалог, но тот, пройдя мимо и даже не посмотрев в мою сторону, уже направлялся своим неспешным шагом к домику, в котором искала фотографию Люба. Неугомонная женщина, находясь в доме, явно, в полнейшем одиночестве, все равно продолжала что-то говорить. От такого откровенного Колиного игнора я слегка растерялся, но в следующее мгновение решил, что и так достаточно прождал его здесь, впитывая гигабайты совершенно ненужной информации.

– Николай! – позвал я его погромче.

– Да приду сейчас! Невтерпеж, мля… – не оборачиваясь, рявкнул в ответ Коля. От такого откровенного хамства я снова упал на скамейку.

– Коленька! – донеслось из домика, – А к тебе тут Сережа приехал! Ты не видел где я фотографию Лешки положила? Не могу найти нигде.

Коля не обращал внимания и на жену тоже, хотя ее это ни капли не расстраивало.

– О! Так вот же она! Сережа, нашла! Сейчас покажу! Коленька, ты кушать хочешь, зайчик? Я быстро! Сережа, вы будете с нами обедать? У меня сегодня пельмени! Вы таких никогда еще не кушали, я сама леплю! Юленька, дочечка моя, когда к нам приезжает, так сразу требует, чтобы я ей пельмешек сделала, говорит, что самые вкусные в мире. Она у нас юристом работает, в ресторанах всяких дорогих бывает с клиентами. А клиенты-то всякие бывают! И богатые тоже попадаются. Так что в кухне она разбирается. Но, не смотря ни на что, больше всего любит мамины пельмешки. Я и на вас тоже сварю!

– Нет! – в панике воскликнул я и сам удивился тому, что получилось вставить целых три буквы в плотную и невероятно быструю тираду неугомонной тетки. Опасаясь, что она снова заговорит, тут же добавил: – Я тороплюсь! Очень!

Но – о ужас – Люба меня не слушала! Она, все с той же веселой улыбкой на лице, неслась ко мне, потрясая в воздухе толстенной стопкой фотографий!

– Смотри какие они здесь халёсые, – расцеловывая изображения родни, умилялась тетка, – Вот Юленька еще в садике на утреннике новогоднем, лисичкой была! – она подсела ко мне поближе и передала черно-белую фотку.

Я из вежливости кивал головой и с надеждой смотрел на крыльцо домика, надеясь, что хамовитый Коля не уляжется спать, а выйдет-таки к гостю.

– А вот и он! Лешенька наш! Вот видишь, это мы к нему на присягу ездили. Серьезный такой был! Настоящий солдат!

– Люба! – обратился я к ней.

– А вот и та фотография, которую я тебе показать хотела…

– Люба! – повысив голос почти до крика, повторил я.

– А? – будто опомнившись, наконец, посмотрела она на меня и часто заморгала.

– Мне акваланг нужен. Очень. У вас есть? – решив рубить с плеча, выпалил я.

– А, ну это к Коле тебе нужно. У него есть! На! – тетка сунула мне очередную фотку Лешеньки в офицерском кителе, – Вот какой красавец!

– Так а позвать вы его не могли бы?

– Кого? – не поняла Люба.

– Колю! – вскипал я.

– Зачем?

– Так поговорить же с ним хочу!

– Та я же его позвала уже, он и приплыл ведь! – продолжала недоумевать Люба, – Это же и был Коля, или ты не понял?

Не выдержав, я встал из-за стола и направился к крыльцу. Постучав в приоткрытую дверь, спросил:

– У вас акваланги есть на прокат?

– Двести, – послышалось из-за двери.

– Мне один нужен!

– Долларов двести! – рявкнул мужик, – в залог триста! Пятьсот всего.

– А ласты, маску, костюм?

– Есть все.

Дверь открылась и Коля, важно отодвинув меня рукой, спустился с крыльца:

– Идем, сам нести будешь.

«Бывает же такое!», думал я, отъезжая от железных ворот станции, «Как подходят друг другу! Противоположности, все-таки, притягиваются…» В багажнике внедорожника лежал старый советский акваланг «Украина», заклеенный в нескольких местах совдеповский гидрокостюм «Акванавт», древняя зеленая маска и такие же древние ласты сорок второго размера, а на пассажирском сидении – пакет с замороженными пельменями.

Да! Чуть не забыл! Жалость, как-то внезапно возникшая к Коле, испарилась без остатка после личного знакомства с оным. В конце концов, так ему и надо, блин!

Глава 25. Погружение