Хроники

Глава 33. Время

Вырываемые фарами участки дороги, казалось, несутся вперед вместе с нами. Пунктирная дорожная разметка сливалась, из-за высокой скорости, в одну сплошную линию, однако все равно казалось, что едем мы слишком медленно. Секундная стрелка на часах, напротив, двигалась с удвоенной скоростью, с каждым мгновением отнимая у моих друзей жизни. Придорожные столбики монотонно отмеряли оставшееся расстояние до города: «22», «21», «20»… Славик молчал, с непроницаемым лицом сосредоточенно глядя на ночную дорогу.

– Медленно едем! – уже в который раз заметил я и снова не получил в ответ никакой реакции от человека за рулем.

Стрелка спидометра стабильно держаласья на отметке «120». Встречные фары заставляли сбрасывать скорость до сотни, и в такие моменты казалось, что машина вовсе ползет черепашьим шагом.

– Не сбрасывай! Жми! – начал паниковать я, понимая, что с такой ездой мы точно не успеем вернуться в срок, – На газ дави! Дорога же пустая! Ну!?

Славик продолжал упорно меня игнорировать. Я в отчаянии ударил ладонью по торпеде и лихорадочно стал искать способ заставить этого человека меня услышать, однако кроме экстремальных вариантов, никакие другие в голову не приходили. Город. Светофор. Красный свет. Славик жмет на тормоз! На размышления времени нет, но, вопреки здравому смыслу, предпринимаю еще одну попытку убедить этого зомби, переходя с истерических криков на спокойный, уравновешенный тон:

– У нас на все, про все – восемьдесят минут. До карьера отсюда будем такими темпами ехать полчаса, не меньше. Найти ключ – еще минут десять, если повезет. Оттуда до места, в котором лежат деньги – пятнадцать минут езды по пустой дороге. Там нам понадобится еще минут десять времени. Остается двадцать на обратную дорогу. Слишком мало, даже если на самолете будем лететь. Не вижу смысла ехать дальше. Можешь разворачиваться.

Тот не реагировал, но я знал, что теперь он считает. Светофор. Снова «красный». Ночь, пустой перекресток, но мы стоим. Мы чего-то ждем!

«Бабу стеречь будешь», сами собой всплывают в памяти слова Михалыча… Стон Вовки, когда сломанные ребра впились тому в легкие… Слезы на испуганном лице Оли, сидящей взаперти… Возглас деда Прохора «Сынок!» и его шаркающие шаги, торопливо семенящие к калитке… Все в одно мгновение как будто пронеслось перед глазами и время превратилось в густой, тягучий кисель.

Свои дальнейшие действия я, как будто, наблюдал со стороны. Резко занеся левую руку вправо, изо всех сил наотмашь бью ребром ладони в кадык Славику. Раздается хрип и кашель. Не давая тому прийти в себя, запястьем ладонью руки наношу удар в правый висок. Голова интеллигента с силой врезается в боковое ветровое стекло, разбивая его на тысячи кубических кристаллов. Замечаю у него в руке пистолет, который тот успевает выхватить невесть откуда. Хватаю Славика за волосы и, что есть силы, ударяю лицом о баранку руля. Пистолет падает на пол. Рывком распахиваю водительскую дверь, группируюсь и ногами выталкиваю бессознательное тело на проезжую часть. Перебираюсь на место водителя. Жму на педаль газа. Визг колес, запах паленой резины. Смотрю на часы: 00:55! У меня чуть больше часа!

Двигатель ревет, стремительно набирая обороты. Первый перекресток с «прерывистым желтым»… Пролетаю по главной. Второй – еду на «зеленый». На спидометр смотреть страшно, поэтому не смотрю, полностью сосредоточившись на дороге. Проспект, ведущий к карьеру, практически пуст. Изредка обгоняю одиноко ползущих таксистов. Третий перекресток. «Красный»! Справа приближается, светя фарами, какой-то грузовик с длинным прицепом. Жму на газ в надежде проскочить. Яркий свет и невероятно громкий рев клаксона многотонной фуры заставляют зажмурить глаза, до боли в суставах вцепившись в руль и вжать голову в плечи. «Вот и все!» – проносится единственная мысль, но спустя секунду приходит уже другая: «Успел!».

Поворот к озеру. Сбрасываю скорость, выворачиваю руль и, с заносом, визжа шинами по асфальту, вписываюсь в поворот. Сразу же попадаю на ухабистую грунтовку, машина подскакивает, ударяя меня головой о потолок. Вдавливаю педаль газа в пол. Ветви деревьев и кустарников, плотно растущих по обочине, хлещут по лицу через разбитое боковое стекло, расцарапывая в кровь щеку. Въезжаю на пляж, глушу двигатель, достаю из багажника металлоискатель. Раздеться! Надо раздеться! Иначе в мокрой одежде на вокзале сразу примет первый же наряд милиции. Бегу к заливу, на ходу расстегивая пуговицы и змейки. Дыхание сбивается. Залив! Вижу силуэт острова посреди темной глади воды! Сбрасываю обувь и одежду, смотрю на часы 01:15. Взяв металлоискатель, бросаюсь в ледяную воду. По пояс. Ноги, как будто ватные, вода сильно мешает продвижению, заставляя прилагать колоссальные усилия. Остров! Выбравшись на сушу, включаю металлоискатель и принимаюсь сумбурно носиться от одного края к другому, размахивая катушкой во все стороны. Сигнал! Рою руками! Сухой песок только наверху, глубже десяти сантиметров начинается плотная глинистая почва. Срывая ногти продолжаю копать, не обращая внимания на боль. Что-то есть! Какой-то мусор! Черт! Надо осмотреться! Стоп! Где я ногу порезал? Вот здесь! Есть! Четкий цветной сигнал! Обеими руками рою песок. Звон металла. Ключ! На брелке «237»!

Выбрасываю в воду металлоискатель и бегом несусь назад. Уже на берегу цепляюсь за выступающий из земли корень старой ивы и падаю, выворачивая ступню до хруста в суставе. Ключ выпадает в песок и я теряю его из виду. От боли темнеет в глазах и перехватывает дыхание. Не в силах сдержаться, кричу на весь пляж от отчаянья. Позволив себе отдышаться несколько секунд, шарю вокруг в поисках ключа. Есть! Подбираю, встаю на одну ногу и, хромая, продолжаю бежать. На часах 01:22. Одеваюсь. Выезжаю. Каждое выжимание педали сцепления приносит чудовищную боль. Только бы выдержать! Пот застилает глаза, из-за чего приходится постоянно вытирать лоб рукавом. Проспект, выворачиваю в сторону вокзала. Газ до отказа, мелькающие светофоры, на цвет которых не обращаю внимания! Едва не сталкиваюсь с такси, но успеваю вывернуть руль и вылетаю на тротуар, сбивая передним бампером небольшой рекламный щит. Возвращаюсь н проезжую часть. Переулок, еще один. Финишная прямая! 180 километров в час по ночному центру города! Вокзал.

Ошалевшие от моей манеры езды таксисты, ждущие своего звездного часа возле вокзала, принимаются оживленно меня обсуждать. Пробегаю мимо них, расталкивая тех руками. Слышу вслед угрозы, но не обращаю внимания. Боль в ноге слегка утихла и позволяет кое-как бежать. В здании вокзала замечаю милицейский патруль и сбавляю ход. Стараясь не хромать, чтобы не привлекать к себе внимание, направляюсь к камере хранения. Открываю ячейку. Широкий бежевый кейс стоит торцом ко мне. Вытаскиваю. Его вес просто поразителен! Боже! Сколько же здесь?!

Над выходом из вокзала – часы: 01:38. У меня всего полчаса на то, чтобы успеть вернуться!

Перекресток, на котором выбросил Славика, пуст. Значит жив. Облегченно вздыхаю. Воздух, врывающийся в разбитое окно, треплет одежду и ерошит волосы. Выезжаю за пределы города, пристегиваюсь и выжимаю газ до отказа. Теперь все зависит от мотора. Часы: 01:56. Спидометр: двести десять километров в час. Прикидываю оставшееся расстояние. Вспоминаю школьную формулу расчета времени. Делю и еще раз с облегчением вздыхаю: успеваю… Успеваю! С приходом этой мысли, открывается второе дыхание.

Из ночной тьмы всплыл знак, указывающий на крутой поворот вправо. Сбрасываю скорость и плавно выворачиваю руль. Входя в поворот, почувствовал, как машина накренилась, из-за чего пришлось немного уменьшить угол поворота и выехать на встречную полосу. Внезапно в глаза ударил слепящий свет фар! Руль резко вправо. Встречный автомобиль, пронзительно сигналя, пролетает в сантиметрах от «Тойоты», но я уже почувствовал, как высокий внедорожник начал крениться влево, с каждым мгновением приближая неминуемый удар о землю. Попытался вывернуть руль в противоположную сторону, но машина уже больше меня не слушалась. Падение, удар, ремни безопасности больно врезаются в грудь, в лицо бьет подушка… Хаос! Скрежет железа, взрывы лопающихся стекол и пластика, резкий запах бензина и внезапно наступившая тишина.

Вначале пришли эмоции, мысли стали возникать позже. Досада. Первое, о чем подумал было: «Не успею. Теперь точно не успею». Прислушавшись к собственным ощущениям, с удивлением обнаружил, что серьезных повреждений не получил. Немного саднило левое плечо, но боль в ступне, которую подвернул раньше, была намного сильнее, а значит новая травма не такая уж и серьезная. Машина лежала на левом боку и мне стоило значительных трудов отстегнуть ремень безопасности, вытолкать здоровой ногой, покрытое паутиной трещин, лобовое стекло и выбраться наружу.

Повсюду были разбросаны обломки пластиковых деталей кузова, под подошвами скрипели кубики битого стекла. На трясущихся ногах отошел на несколько метров в сторону и взглянул на искореженную машину. Все двери и крыша были сильно смяты неоднократными кувырками, одно из колес – разорвано. Вокруг ночь и ни души.

– Деньги, – каким-то чужим, глухим голосом прохрипел я вслух и ринулся обратно к машине.

Забравшись в салон через проем заднего окна, обнаружил чемодан абсолютно невредимым. С большим трудом вытащив его наружу, бросил на асфальт и вернулся в салон, надеясь отыскать пистолет, выроненный Славиком. Вдалеке, за поворотом, послышался звук приближающейся машины. Я лихорадочно шарил в темноте руками. Ну!? Стекла впивались в ладони, заставляя то и дело стряхивать их и снова возвращаться к поискам. Есть!

Суетливо выбираюсь наружу, зажимая пистолет в руке. Ладонь влажная от крови, сочащейся из порезов, и скользит по рукояти. Машина вывернула из-за поворота и, освещая место аварии, резко сбросила скорость. Я стоял посередине дороги, пряча за спину руку с пистолетом. Это была старая тридцать первая «Волга», у которой под капотом что-то сильно тарахтело и поскрипывало. Из открывшейся водительской двери показалась испуганная голова мужчины. Судя по одежде и резиновым сапогам, он ехал на рыбалку.

– Живой? – предварительно присвистнув и ругнувшись, спросил он.

– Да! – прохрипел я в ответ.

– Ты один? – он медленно подходил ко мне, поочередно рассматривая то меня, то искореженный труп «Тойоты».

– А ты? – ответил я вопросом на вопрос.

– А? – не понял тот, – А, да я-то один… Как же тебя угораздило-то, братуха? Тебе бы в больницу. Вон, лицо в крови все…

– Прости, но мне машина твоя нужна.

– Дык, поехали, если что! Тут больница-то недалече, это мы мигом – размахивал руками, засуетился тот, приглашая подвезти.

Не отвечая ему, я поднял руку с пистолетом и направил ствол на мужика. Тот вначале не понял что происходит, но через секунду резко вскинул руки над головой и дрожащим голосом затараторил:

– Братуха, я свой! Не убивай! У меня внучка три дня назад только родилась, не видел еще ни разу! Баба дома ждет, как же она без меня! У нас хозяйство с нею, свиньи – не справится сама! Не стреляй, братуха, прошу!

– Не буду. Ключи дай.

– В-в-в кармане, – заикался тот и пальцем на вскинутой кверху руке, указывал вниз.

– Доставай! Только быстро!

Он достал и протянул мне.

– Бросай и уходи на обочину.

Мужик все сделал. Подобрав ключи, я загрузил чемодан с деньгами в машину и, просмотрев на мужика, спросил:

– Дамбу в Салтове заешь?

– Знаю конечно! – развел руками испуганный водитель «Волги».

– Завтра там, рядом с автовокзалом, найдешь ее с полным баком и деньгами на новую машину. Прости, мужик, у меня выбора нет.

В ответ тот еще раз развел руками, чуть заметно пожал плечами и пробормотал:

– Тю, ё…

Я сел за руль, провернул ключ в замке зажигания, старый двигатель чихнул и, сотрясая ржавый кузов, взревел. Машина медленно начала набирать скорость, громко рыча прогоревшим глушителем. Мужик, стоявший на обочине, провожал меня взглядом, полным недоумения и обиды. Я с ужасом посмотрел на часы и дыхание перехватило! Вовке оставалось жить семь минут.

Тяжелая и неповоротливая «Волга» медленно набирала скорость, никак не желая разгоняться более, чем до ста двадцати… Каждая секунда казалась вечностью. Я упорно с силой вдавливал педаль газа, несмотря на то, что та уже уперлась в пол и дальше протолкнуть ее было просто невозможно.

02:07. Не пропустить бы поворот к птицеферме! Третий за мостом. Первый уже проехал! Дорога пошла на подъем. Но тут скорость начала падать, а обороты двигателя снижаться. Неужели в гору не тянет? Кое-как преодолеваю подъем, но машина упрямо отказывается разгоняться даже на ровной дороге, а через несколько десятков метров пару раз чихнула. Бензин!

– Твою мать, мужик! Кто так заправляется?!

Крутой подъем сменился не менее крутым и затяжным спуском. Я заглушил двигатель, чтобы хоть немного сэкономить топливо. Проехав второй поворот, качусь дальше. Еще километр и вот он! Завожусь на ходу, выворачиваю руль. Визг лысой резины, занос. Не вписавшись в поворот, вылетаю на пахоту и машина окончательно глохнет. Попытки завести ни к чему не приводят. Бросив ее, вытаскиваю тяжеленный чемодан, и бегу в сторону темнеющего вдали силуэта птицефермы. Тяжелая ноша больно бьет по ногам, заставляя сбиваться с шага и падать, а ручка больно врезается в исколотые стеклами ладони. Пот пропитал насквозь одежду. 02:11. Время! Еще двести метров.

– Я здесь! – ору, что есть мочи, срывая голос и задыхаясь от бега, в очередной раз падаю лицом на пыльную дорогу, а поднимаясь снова ору сквозь слезы: – Михалыч, сука! Михалыч, я здесь!!! Я успел! Слышишь, тварь!? Я ЗДЕСЬ!!!

Из барака фермы донесся выстрел и эхом разлетелся в ближайших тополиных посадках. На востоке небо начало светлеть. В мае ночи такие короткие…

Глава 34. Рассвет

Звук выстрела будто оборвал последнюю надежду. Я застыл на месте, затем упал на колени и продолжал так стоять, тяжело дыша, пока из барака не донесся еще один выстрел. Тут что-то не вязалось… Если Вовку убили, то для чего стрелять дважды? Неужели Олю тоже? Навряд ли, слишком небольшой промежуток между выстрелами. Значит перестрелка? Как бы то ни было, деньги я пока решил припрятать, вот только посреди перепаханного поля сделать это очень сложно. Закапывать кейс было некогда. Еще выстрел! На этот раз явно из какого-то другого оружия. Оглядевшись вокруг, бросил деньги прямо на пахоту и, вытащив из кармана пистолет, поспешил в сторону бараков.

Обойдя постройки с тыла, и разыскав небольшое выбитое окно, аккуратно освободил его от остатков стекла и пробрался внутрь. Звуков вокруг слышно не было. В две разные стороны шел коридор. В конце него слева находился холодильник, в котором держали Вовку, справа – место заключения Ольги. Я медленно, боясь наступить в темноте на что-нибудь хрупкое, пробрался к коридору и осторожно осмотрелся. К этому времени глаза адаптировались к темноте и я смог более-менее разглядеть что творится вокруг. Коридоры были пусты, с Вовкиной стороны дверь холодильника распахнута настежь. С противоположной стороны – все по-старому. На полусогнутых начал движение к открытой двери. Подобравшись совсем близко, расслышал частые, прерывистые хрипящие и свистящие звуки, больше похожие на неровное рычание раненного зверя, чем на звуки, издаваемые человеком. «Еще живой!» – пронеслась мимолетная мысль и в следующее мгновение я едва не споткнулся о дышащее из последних сил тело… Присев рядом, положил руку ему на грудь и почувствовал липкую влагу крови на собственной ладони.

– Держись, – прошептал я и, подхватив его подмышки, поволок к выходу.

Мне стоило солидных усилий сдвинуть раненого с места. Но вдруг хрипы прекратились, он выгнулся дугой и в одно мгновение обмяк, едва слышно выдохнув последний раз. Собравшись с силами, рванул в сторону двери, с большим трудом сдерживая крик отчаянья, а когда, наконец, вытащил того на более-менее светлый участок коридора, понял, что друг мой... еще жив! Прямо у меня под ногами, с огромной черной дырой в груди лежал труп Генчика, который я только что волок из холодильника в надежде спасти.

Снова череда выстрелов! Теперь было отчетливо ясно, что доносятся они откуда-то снаружи. Должно быть, Вовке удалось обезоружить и обезвредить Генчика, пришедшего убрать первого заложника, и вырваться наружу. А о том, что он до сих пор жив, говорят эти самые выстрелы. Взглянув в противоположную сторону коридора, подумал, что Олю целесообразнее пока не выпускать, ради ее же безопасности. Сжав рукоять Вовкиного пистолета, легким шагом поспешил к выходу из барака.

Светало быстро. Заметно посветлевшее небо залило густым, тусклым светом обломки ржавеющей техники, какие-то металлические конструкции и железобетонные блоки. Чуть поодаль – УАЗ Михалыча. Вокруг стояла абсолютная тишина. Перебежав на полусогнутых к нагромождению бетонных плит, укрылся за ними и прислонился спиной, стараясь как можно тише дышать. Еще раз огляделся – никого. Пройдя к противоположному краю плит, обошел их и обнаружил лежащего лицом в землю, с неестественно вывернутой наружу ногой, самого высокого из четверки.

– Здравствуй, земляк, – послышался совсем рядом за спиной тихий голос Михалыча, – как же ты вовремя! Пукалку брось…

Я начал медленно разворачиваться, в надежде, что у того нет оружия, но почувствовав затылком холодное дуло пистолета, решил, что будет лучше…

– Серый, у него патроны кончились, – откуда-то слева донесся голос Вовки, за ним – тяжелые шаги и удар где-то совсем рядом. Стон и еще несколько ударов. Я, наконец, решился обернуться. Вовка, сидевший верхом на Михалыче, старательно и с какой-то чудовищной механичностью избивал того прикладом старой «Тулы», превращая голову в сплошное месиво. Я с трудом оттащил озверевшего друга от бессознательного тела и с облегчением рухнул на землю, но заметив, что лежу в полуметре от трупа долговязого, перекатился чуть в сторону.

Вовка ничего не говорил, тяжело дыша. В утреннем свете его лицо имело совсем уж удручающий вид. Казалось, били не руками, а гантелей: глаз практически не было видно из-за гематом, нижняя губа разорвана, переносица съехала влево и была явно сломана, одно ухо стало темно-фиолетовым, оно распухло и неестественно торчало перпендикулярно голове. Засохшая бурая кровь, сплошным потоком застилала лицо.

Михалыч застонал, приходя в себя. Вовка взял двустволку, взвел курки и вставил ствол тому в рот.

– Хватит! – вскакивая на ноги и выставляя вперед ладони, закричал я, – Хватит, друг! Хватит…

На Вовкином лице сейчас сложно было разобрать какие-то эмоции. Колоссальную ярость выдавали лишь тяжелое дыхание и дрожащие скулы. Михалыч окончательно пришел в сознание и с ужасом глядел на черный ствол ружья, что-то мыча, хватаясь пальцами за молодую траву и отталкиваясь каблуками ботинок от скользкой почвы. Таким образом он пытался отползти от разъяренного Вовки, но тот наступил ему на горло и глаза на разбитом лице Михалыча расширились.

– Друг, хватит смертей, – как можно спокойнее попросил я, но тот, казалось, меня совершенно не слушал, полностью поглощенный своей яростью и борьбой с желанием пристрелить врага. – Послушай, это уже не самозащита, это снова убийство, понимаешь. Остановись, прошу. Помоги лучше Олю освободить. А я пока его тут постерегу.

Я подошел поближе и медленно положил руку на цевье охотничьего ружья, глядя Вовке в глаза, очень аккуратно отвел ствол от лица Михалыча.

– Все нормально, старик. Все закончилось. А она там боится очень, – продолжал уговаривать я, – Наверняка выстрелы слышала…

– Иди, – только и сказал тот, не отводя взгляда от Михалыча. Тот сплюнул на землю сгусток крови, ощупывая языком разбитые губы и раскрошившиеся зубы. Я показал Вовке пистолет:

– Нет, иди ты. Я за ним пока присмотрю. Ты уж извини, но тебя с ним не оставлю, остыть тебе надо, сам понимаешь.

Вовка, передал мне ружье, снял ремень со штанов Михалыча и, рывком перевернув того на живот, крепко связал ему руки за спиной.

– Если хоть немного рыпнется – сразу стреляй. Не раздумывай! Просто жми на курок! Будешь думать – будешь мертвым. Он бы точно не думал… Это та еще мразь, – а, после небольшой паузы, добавил: – И не слушай его, если говорить что-то начнет. Лучше пристрели или хотя бы выруби.

Я утвердительно кивнул, и тот, взяв у меня «Тулу», пошел в барак.

– Ну, ты просто святой, земляк, – шипя сквозь выбитые зубы, выговорил Михалыч, лежащий лицом в траву, когда Вовкины шаги стихли, – Спасибо, что ли? – и с усмешкой добавил, – Только он все равно нас убьет. И меня убьет, и тебя, само собой, тоже…

– Пасть закрой, – рявкнул я, как можно убедительнее.

– Ох! Вай, баюс, баюс! – рассмеялся тот, – Я даже не знаю кого из вас бояться больше: киллера-алкоголика, который даже друга своего лучшего подставил, чтобы шкуру свою сохранить, или страшного землекопа, который штаны до сих пор не отстирал, после того, как от чертей по огородам бегал! – он залился искренним хриплым смехом, – Че ты искал-то там, археолог? Небось, клад хотел втихаря откопать, пока спят все, да? Видели мы завещание, видели… Душевно! Мне даже стыдно немного, что я такое приключение омрачил своими меркантильными просьбами. Генчик, кстати, там после тебя чуток порылся и перстенек золотой откопал! Кто знает, если бы не дед, может там и клад этот нашелся бы, а?

Михалыч смолк, посмотрел в сторону барака и попытался перевернуться на бок, но я наступил на спину, не позволяя это сделать и тот снова обратился ко мне, продолжая лежать лицом вниз:

– Ну, что, земляк? Долго мы с тобой так сидеть тут будем? А часики тикают… Друг твой ружьишко-то не разрядил! А ты, небось, даже внимания не обратил, да? – он снова засмеялся, – Все еще доверяешь своему корешу? Воистину, глупость человеческая не имеет границ. Ну, ты сам подумай, нахрена ему ружье, если он всех тут уже перестрелял?

Я упрямо молчал, изо всех сил стараясь не поддаваться на провокации связанного пленника, хотя сомнения просто разрывали меня изнутри. А Михалыч все продолжал точить напильником хлестких доводов мою уверенность:

– Не знаешь ты его, видать, Сереженька. Совсем не знаешь… Зверь он, друг твой, зверь страшный, хищный! На нем трупов больше, чем на Чикатило. Семьями людей вырезал! – последняя фраза была произнесена полушепотом с сильной интонацией.

– На тебе меньше, что ли? – не выдержав огрызнулся я.

– Я тоже не святой, Сережа. А кто сейчас без греха? Ты, что ли? Очень сомневаюсь! Вот, Славика, например – безобиднейшего человека, который мухи в жизни не обидел – не вижу. Уезжал с тобой, а теперь нет человека. Где? Не спрашиваю! Почему? Потому что понимаю – выживает тот, кто бегает быстрее и у кого зубы покрепче. А теперь и ты тоже это хорошо усвоил! Не хуже меня теперь это понимаешь. Время такое! Жизнь такая! Люди такие! Никому никто не нужен! Никто и никому!

– Только у тебя-то теперь зубы не очень, да?… – не смог удержаться я, чтобы не съязвить, но тот не обратил внимания на мои слова. Он снова завозился, переворачиваясь с живота на бок и обращаясь ко мне лицом. На этот раз я не стал ему мешать.

– Не обольщайся, земляк, он и тебя уберет. Обязательно уберет! И девку твою тоже! Кстати, думаю, как раз сейчас этим и занят. Душит. Ну, или режет, чтобы ты выстрела не слышал. Ты сам-то подумай: мы все теперь можем ему свободы и жизни стоить – я о деньгах знаю, ты о делах его скорбных, девка – та вообще сдаст первому мусору! А ему пожизненное светит, да такое, что лучше здохнуть, чем надеяться на помилование! Думаешь, он не понимает этого? Ждешь от него моральных принципов? На совесть его рассчитываешь? Или думаешь, на старого друга руку поднять не сможет? – Михалыч внимательно посмотрел мне в глаза, и вдруг громко захохотал: – Слушай, земляк, а ведь ты действительно думаешь, что он тебя живым отпустит! И что? Будете жить-поживать и добра наживать, да? И кумом его возьмете! Сережа, он алкаш конченый, хладнокровный убийца, который за бабки людей со свету сживал! Он привык быть один, ты ему как кость в горле, а теперь еще и опасная кость! Как же ты не понимаешь? – с каждым словом Михалыч начинал говорить все быстрее и громче, видимо начиная паниковать и осознавая, что Вовка скоро вернется а времени на то, чтобы убедить меня в своей правоте, остается все меньше. Сказать по правде, в его словах была некая доля логики. И, думаю, он сам твердо верил в то, что пытался мне доказать, а я в очередной раз убедился в том, что Михалыч очень не глупый человек. И кто знает, возможно, если бы Вовка ходил чуть дольше, я бы не выдержал и поддался воле эмоций. Но не успел.

В черном проеме выхода из барака, щурясь от света, показалась Оля. Следом за ней плелся Вовка, поддерживая ее под локоть, когда та оступилась. Колоссальный груз сомнений и чудовищного напряжения, который в эти минуты вешал на меня Михалыч, вдруг разом упал с плеч и превратился в ничто. На радостях забыв о пленнике я сделал шаг им навстречу, и этот шаг, в итоге, стал роковым.

Думаю, он смог развязать руки еще тогда, когда я позволил перевернуться ему на бок. Толстый кожаный ремень был не самым лучшим вариантом для связывания рук и изворотливый, хитрый Михалыч, заговорив мне зубы, этим воспользовался.

Вовка посмотрел в мою сторону, его заплывшие глаза округлились и в этот момент я понял, что что-то пошло не так, но было уже поздно. В следующее мгновение я получил мощнейший удар в левую лодыжку сзади, которую вывихнул еще на карьере. Ноги взлетели вверх и я всем весом рухнул на спину. Из руки выпал пистолет, который Михалыч тут же подхватил и направил на Вовку, успевшего закрыть собой Олю и вскинуть старую двустволку. Одновременно грянули два выстрела, как будто стреляли дуплетом. Михалыч отлетел назад и упал на землю. По его животу растекалось большое, темное пятно. Я оглянулся в сторону друга. Он лежал на земле, головой на Олиных коленях, а она закрывала руками сочащуюся из Вовкиной груди кровь.

Глава 35. Пульс