Грозовой перевал

Глава 4

Воистину, люди в своем непостоянстве подобны флюгерам! Я, тот, кто еще вчера поклялся держаться подальше от любого общества и благодарил небо за то, что сподобился оказаться в глуши, где общение с себе подобными почти невозможно, – проявил слабость и, промучившись от тоски и одиночества до темноты, был принужден капитулировать. Под предлогом получения сведений о заведенных в доме порядках я попросил миссис Дин, когда она принесла ужин, составить мне компанию, пока я ем, искренне надеясь на то, что она окажется кладезем сельских новостей и либо не даст мне спать красочным пересказом местных сплетен, либо, наоборот, навеет на меня сон своим разговором.

– Вы ведь давно здесь живете? – начал я. – Вроде, вы говорили, что целых шестнадцать лет?
– Восемнадцать, сэр. Я сюда приехала с молодой хозяйкой, когда она замуж вышла, горничной ее была. А как она померла, хозяин поставил меня здесь экономкой.
– Неужели?

Последовала неловкая пауза. Миссис Дин явно не была сплетницей либо готова была говорить только о своих делах, что меня не слишком-то интересовало. Но тут ее румяное лицо подернулось дымкой воспоминаний, и, посидев с минуту в задумчивости, уперев кулаки в колени, она вдруг проговорила:
– Ну, времена-то сейчас совсем не те, что раньше!
– Да, – с готовностью подхватил я, – вам, наверное, довелось увидеть немало перемен?
– Да уж навидалась, – и к лучшему, и к худшему…

«Дай-ка я для начала переведу разговор на семью моего хозяина», – решил я. Очень уж мне хотелось узнать историю красивой девочки-вдовы. Кто она – здешняя или, что более вероятно, уроженка других, экзотических краев, которую
indigenae
[10]
никогда не признают своей. Поэтому я сразу задал вопрос, почему мистер Хитклиф предпочитает сдавать усадьбу «Скворцы», а сам ютится на Грозовом Перевале. «Неужели у него нет денег, чтобы лучше содержать все свои поместья?» – спросил я.

– Денег у него, сэр, несчитано, – отвечала моя экономка. – Никто не знает, сколько у него их, и каждый год его богатство только прирастает. Конечно, он может себе позволить жить в лучшем доме, чем его нынешнее обиталище, но он, я бы сказала, прижимист. Может, он и хотел переселиться в усадьбу «Скворцы», но как услышал, что есть выгодный жилец, так и остался на месте. Не может он упустить возможность заработать пару сотен. Даже не верится, что люди могут быть такими скаредными, когда у них никого близких нет и состояние оставить некому.

– У него вроде бы сын был?
– Был. Только помер.
– А молодая леди, миссис Хитклиф, она – вдова этого умершего сына?
– Верно.
– А она откуда родом?
– Неужто вы не знаете, сэр? Она же дочка моего покойного хозяина. А девичья фамилия у нее – Линтон, Кэтрин Линтон. Я ее, бедняжку, вырастила с пеленок. Хотелось бы мне, чтобы мистер Хитклиф переехал сюда, и тогда мы опять с ней будем вместе.

– Что? Кэтрин Линтон? – вскричал я в изумлении. Но после минутного размышления я понял, что эта девушка не могла быть призрачной Кэтрин из моего сна. – Значит, до меня здесь в усадьбе Линтоны жили?
– Ну да, сэр.
– А кто же тогда такой этот Гэртон Эрншо, который обитает у мистера Хитклифа? Они родственники?
– Нет, он племянник покойной миссис Линтон.
– Так он кузен молодой леди?

– Ваша правда, сэр. И муж ей тоже приходился двоюродным братом: то есть, один по материнской линии, один – по отцовской. Мистер Хитклиф был женат на сестре мистера Эрншо.
– Я видел на фасаде Грозового Перевала вырезано «Эрншо» над главным входом. Так это старинный род?
– Очень старинный, сэр. Гэртон – последний по этой линии, как мисс Кэти – последняя из нас, то есть я хотела сказать, из Линтонов. Так вы на Грозовом Перевале были? Могу ли я спросить, сэр, как там Кэти?

– Миссис Хитклиф? О, она выглядит вполне здоровой, она красива, но, мне кажется, не очень счастлива.
– Боже мой, не удивительно! А как вам хозяин?
– Тяжелый он человек, миссис Дин. Или я не прав?
– Точно, сэр. Он тяжелый, что твой мельничный жернов, и зубья у него, как у пилы. Чем меньше вы с ним дело будете иметь, тем лучше для вас, сэр.
– Видно, в жизни у него были и взлеты, и падения, раз он стал таким нелюдимым и грубым. Знаете что-нибудь о нем?

– Да уж как не знать. Он ведь найденыш, сэр. Так что кто его родители и откуда у него потом завелись денежки, – про то мне неведомо. А Гэртона он как птичку ощипал! Бедный парень один во всем приходе не догадывается, как его провели!
– Что ж, миссис Дин, вы меня очень обяжете, если расскажете побольше о моих соседях, а то я не усну от любопытства. Прошу вас, посидите со мной, и мы поболтаем немного.

– Конечно, сэр. Только возьму свое шитье, и поговорим, сколько пожелаете, сэр. Но вы, должно быть, простыли. Вижу, озноб вас так и колотит. Надо дать вам горячего отвара, чтобы прогнать лихорадку.

Добрая женщина отправилась хлопотать о моем питье, а я скорчился у камина. Голова моя горела, а тело сковал холод. И еще меня охватило какое-то дьявольское возбуждение, от которого нервы вибрировали, а мозг буквально кипел. Я понял, что бурные события вчера и сегодня могут иметь для меня очень серьезные последствия, и страшусь этих последствий до сих пор. Скоро вернулась моя домоправительница с дымящейся чашкой отвара и корзиной со своим рукодельем. Поставив отвар на особую полку в камине, чтобы он не остыл, она пододвинула поближе свое кресло и начала рассказ, явно радуясь моему интересу.

– До того, как приехать сюда, – прямо перешла она к делу без дальнейших приглашений и околичностей, – я почти все время прожила на Грозовом Перевале, потому что матушка моя вырастила мистера Хиндли Эрншо, отца Гэртона. А я, когда была маленькая, всегда играла с детьми. Я была настоящей девочкой на побегушках – и на сенокосе, и на ферме помогала. Однажды прекрасным летним утром – было самое начало жатвы, как сейчас помню, – спускается мистер Эрншо, старый хозяин, одетый в дорогу, наказывает Джозефу, что нужно за день сделать, поворачивается к Хиндли, к Кэти и ко мне – а я вместе с ними сидела, мы овсянку ели – и говорит, обращаясь к сыну: «Что ж, молодой человек, я сегодня в Ливерпуль отправляюсь, что тебе привезти? Выбирай, что хочешь, только не очень большое, потому как я туда и обратно пешком пойду, а это – путь неблизкий, по шестьдесят миль в каждую сторону!» Хиндли попросил скрипочку. А потом хозяин спросил мисс Кэти, – ей только-только шесть лет исполнилось, но она уже могла проехать на любой лошади из конюшни, – она попросила хлыстик. Хозяин и меня не забыл, потому что сердце у него было доброе, хотя временами он и бывал суров. Он обещал мне яблок и груш, поцеловал сына и дочку, попрощался и был таков.

Время для всех нас тогда тянулось медленно во все три дня его отсутствия, а маленькая Кэти часто спрашивала, когда же папа вернется. Миссис Эрншо ждала его на третий день к ужину, поэтому за стол не садились, но хозяина все не было, и дети устали постоянно бегать к воротам и высматривать его на дороге. Потом стемнело. Хозяйка хотела детей спать уложить, но они плакали и просили позволения остаться и подождать папу. Около одиннадцати вечера наконец-то загремел дверной засов и хозяин вошел в дом. Он рухнул в кресло, смеясь и охая, и попросил дать ему минутку передышки, потому что по дороге его чуть не убили, и хоть озолотите его, он в большой город больше ни ногой.

– И я едва не погиб под конец пути от усталости! – воскликнул он, раскрывая плащ, который он нес свернутым в руках. – Смотри, милая женушка, никогда в жизни так не изматывался, пока дотащил его, но, чует мое сердце, нам он ниспослан свыше. Прими его, хоть он и черен, как дьяволово отродье.

Мы столпились вокруг, и через голову мисс Кэти мне удалось увидеть грязного, оборванного черноволосого ребенка, который уже по возрасту должен был уметь ходить и говорить. Внешне он казался даже старше Кэти, но когда его поставили на ноги, ребенок только озирался вокруг и бормотал что-то на своем, никому не понятном языке. Я испугалась, а миссис Эрншо была готова выставить его за дверь. Она набросилась на мужа, спрашивая, зачем он приволок в дом цыганского оборвыша, когда у него есть собственные дети, которых нужно кормить и содержать? Рехнулся он, что ли, совсем, и что он думает делать с этим ребенком? Хозяин попытался объяснить, что произошло, но он действительно был едва жив от усталости. Вот что удалось мне понять среди криков хозяйки: мистер Эрншо наткнулся на улице в Ливерпуле на умирающего с голоду бездомного мальчишку, от которого слова нельзя было добиться. Хозяин подобрал ребенка и стал расспрашивать, чей он. Ни одна живая душа этого не знала, поэтому мистер Эрншо, чье время и деньги были весьма ограничены, решился взять малыша домой. Он не хотел тратиться впустую на поиски, потому что сразу понял, что не бросит найденыша. Хозяйка еще немного поворчала и успокоилась, а мистер Эрншо велел мне искупать мальца, дать ему чистое белье и уложить спать вместе с детьми.

Хиндли и Кэти только смотрели и слушали до тех пор, пока взрослые не успокоились, а потом полезли к отцу в карманы в поисках обещанных подарков. Хиндли было в то время уже четырнадцать лет, но, когда он вытащил из отцовского плаща обломки того, что было совсем недавно скрипкой, он не мог удержаться от громких рыданий. Кэти же, когда узнала, что купленный для нее хлыстик хозяин потерял, пока возился с найденышем, дала волю своему негодованию, скорчив презрительную гримасу и плюнув на мальчишку. За это она схлопотала от отца крепкий подзатыльник, который должен был научить ее хорошим манерам. Дети наотрез отказались пустить маленького бродяжку не то что в свои кровати, но даже в детскую, а я имела глупость согласиться с ними, поэтому выставила его на лестницу, понадеявшись, что к утру он уберется сам. Однако случайно ли или услыхав голос мистера Эрншо, малыш прокрался к двери мистера Эрншо, где и был найден утром хозяином. Мистер Эрншо учинил целое расследование, и я была вынуждена сознаться в том, что отправила ребенка ночевать на лестницу. В наказание за трусость и жестокосердие меня услали из дома.

Вот так он вступил в семью. Когда через несколько дней я вернулась в дом (потому как не считала, что отправлена в изгнание навечно), то оказалось, что найденыша окрестили Хитклифом. Так звали сына мистера и миссис Эрншо, который умер во младенчестве. И с тех пор это имя стало парню еще и фамилией. За время моего отсутствия Хитклиф и мисс Кэти стали не разлей вода, однако Хиндли по-прежнему ненавидел его, и, сказать вам по правде, я тоже. Мы его всячески изводили и гнобили, потому что я была глупа и не понимала, что поступаю плохо. Хозяйка же никогда за Хитклифа не заступалась, даже если видела, что его обижают зря.

Найденыш безропотно сносил все притеснения, потому что, как видно, привык к плохому обращению. Бывало, Хиндли его лупит, а он даже слезинки не проронит, а в ответ на мои щипки и тычки малец замирал, затаив дыхание и широко открыв глаза, как будто бы сам поранился и винить в этом некого. Старого Эрншо просто бесила такая покорность, когда открылось, что его сын третирует «бедного сиротку», как он называл Хитклифа. Хозяин до странности привязался к Хитклифу, верил всему, что тот говорил (а ябедой Хитклифа назвать было никак нельзя, потому как он о многом умалчивал, а уж если и говорил – то чистую правду). Мистер Эрншо даже был с ним более ласков, чем с Кэти, которая была слишком озорной и взбалмошной, чтобы стать любимицей в семье.

Вот и получается, что с самого начала найденыш стал причиной разлада под нашим мирным кровом. Когда миссис Эрншо умерла (а она и двух лет не прожила с тех пор), стало только хуже: молодой Эрншо возомнил родного отца семейным тираном, а Хитклифа – вором и проходимцем, укравшим причитающиеся Хиндли по праву рождения любовь и привилегии. С годами обида молодого Эрншо только усугубилась и, признаюсь, я некоторое время симпатизировала ему. Но когда дети заболели корью и на мои плечи разом упали все женские заботы по их уходу, отношение мое поменялось. Хитклиф захворал очень тяжело, и когда он был совсем плох, то не отпускал меня от своей постели ни на шаг. Он чувствовал, как много я делаю для него, но не догадывался, что я только выполняю свои обязанности, и не более того. Впрочем, положа руку на сердце, заявляю: он был самым спокойным малышом, которого только мне приходилось выхаживать. Разница между ним и другими детьми заставила меня отбросить предубеждение. Кэти и ее братец мне буквально покоя не давали, а Хитклиф был безропотен, как ягненок. Хотя терпение его шло не от природной кротости характера, а от неуступчивости.

Он поправился и, по словам врача, во многом благодаря моей заботе. Похвалы доктора мне польстили и заставили смягчиться по отношению к тому, кто стал их причиной. Так Хиндли потерял свою последнюю союзницу в борьбе с найденышем. Все же настоящей нежностью к Хитклифу я так и не прониклась и не могла понять, что же мой хозяин нашел хорошего в угрюмом мальчишке, который, если мне не изменяет память, ни разу не отплатил своему приемному отцу хотя бы намеком на благодарность. Хитклиф не был груб или враждебен к своему благодетелю, а только бесчувственен, хотя и знал, что завладел сердцем хозяина настолько, что потрудись он раскрыть рот, весь дом плясал бы под его дудку. Помню, мистер Эрншо на местной ярмарке купил мальчикам двух жеребят и каждому предложил выбрать по жеребенку. Хитклиф выбрал того, что покрасивей, но его конек скоро захромал, и, обнаружив это, Хитклиф тут же заявил Хиндли: «Ты должен поменяться со мной лошадками. Мне моя не нравится! А если ты откажешься, то я расскажу твоему отцу, что на этой неделе ты трижды поколотил меня, и еще покажу ему свою руку, которая от синяков до самого плеча почернела». В ответ Хиндли показал ему язык и двинул в ухо. «Меняйся сейчас же! – только и прокричал в ответ Хитклиф, отбегая к выходу на двор (разговор происходил в конюшне). – Тебе не отвертеться! Стоит мне только заикнуться об этих побоях, и ты получишь их назад с процентами!» – «Пошел вон, собака!» – заорал Хиндли, схватившись за железную гирю, которой взвешивали картошку и се

Хитклиф, как ни в чем не бывало, отвязал жеребенка и повел его к себе в стойло. Но стоило ему оказаться чуть сзади лошади, как Эрншо привел свою угрозу в исполнение, толкнув Хитклифа прямо под копыта. После этого молодой хозяин сбежал со всех ног, даже не взглянув, исполнился ли его зловещий замысел. Я поразилась спокойствию Хитклифа. Он просто поднялся на ноги и продолжил начатое: поменял жеребчикам седла и прочую упряжь, присел на кучу сена, чтобы прийти в себя от страшного удара гирей в грудь, а затем пошел в дом. Он легко позволил мне возложить всю вину за его повреждения на лошадь. Мне показалось, что ему вообще все равно, какую сказку я придумаю, коль скоро он добился желаемого. Хитклиф жаловался настолько редко, что я решила, что он не мстителен по натуре. Сейчас я расскажу вам, как же сильно я ошибалась.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь