Грозовой перевал

Глава 32

Год 1802. В сентябре мой друг пригласил меня поохотиться в его землях на севере страны. По дороге к его поместью я неожиданно оказался всего в пятнадцати милях от Гиммертона. Конюх на постоялом дворе поил моих лошадей из ведра, когда мимо проехала телега, заваленная снопами зеленых колосьев овса, и он заметил: «Не иначе как из Гиммертона урожай повезли. У них там жнут всегда недели на три позже, чем во всей округе».

– Из Гиммертона? – переспросил я. В тот момент моя жизнь в тех местах казалась мне смутным сном. – Я знаю эту деревеньку. Далеко она отсюда?
– Миль
[28]
четырнадцать будет, – ответил он, – если ехать через горы, да и дорога плохая.

Внезапно меня охватило сильное желание поехать в «Скворцы». Полдень еще не наступил, и я подумал, почему бы мне не провести ночь под моим собственным кровом вместо того, чтобы тратиться на гостиницу. Кроме того, я вполне мог позволить себе задержаться на день, чтобы уладить дела с моим домовладельцем и избавить себя от необходимости нарочно приезжать опять в здешние края. Пока я отдыхал на постоялом дворе, мой слуга узнал дорогу до Гиммертона, и мы одолели это расстояние всего за три часа, к неудовольствию наших уставших коней.

Оставив слугу в деревне, я сам в одиночку углубился в долину. Серые стены приходской церкви показались мне еще серее, а церковное кладбище – еще более заброшенным. Овцы, забредшие с пустоши, щипали травку на могилах. Погода стояла ясная и теплая: на мой вкус, слишком теплая для долгого путешествия, но это не помешало мне наслаждаться прекрасными видами, открывавшимися на моем пути. Если бы я приехал в августе, то наверняка соблазнился бы провести не меньше месяца в здешнем благословенном уединении. Воистину, нет ничего мрачнее зимой и прекрасней летом, чем эти укромные лощины среди отвесных утесов и поросших вереском косогоров.

Я сумел добраться до усадьбы «Скворцы» еще засветло и до захода солнца уже стучался в двери, но никто мне не открыл. «Все обитатели дома, должно быть, переселились в задние комнаты и потому не слышат моего стука», – подумал я, увидев тонкий голубой дымок над кухней. Я заехал во двор. Под навесом крыльца сидела девчонка лет девяти-десяти и вязала, а на ступеньках сгорбилась какая-то старуха, задумчиво посасывающая трубку.
– Миссис Дин дома? – спросил я пожилую любительницу табачка.

– Миссис Дин? Нету ее, – ответила она. – Миссис Дин тут больше не найдете. На Перевале она.
– А вы, значит, присматриваете за домом? – продолжал я свои расспросы.
– Так и есть, я тут вроде как караулю усадебку, – был мне ответ.
– А я – мистер Локвуд, ваш хозяин. Найдется ли комната, где мне расположиться? Я собираюсь тут переночевать.

– Ну надо же, хозяин! – воскликнула старуха в полном изумлении. – Кто ж знал, что вы к нам пожалуете? Хоть бы весточку вперед себя послали… Ой, что делать, в доме сыро, да и неприбрано…

Она выронила трубку и заторопилась в дом, а девчонка за нею. Я тоже вошел. Очень скоро я убедился, что старуха сказала правду и покои мои пребывали в запустении. К тому же мой неожиданный приезд заставил ее бестолково метаться по дому. Я велел ей успокоиться и не суетиться. Я сказал, что сейчас пойду на прогулку, а она пусть приготовит мне уголок в гостиной, где я смог бы поесть, и спальню на ночь, и этого будет вполне достаточно. Нет нужды затевать генеральную уборку, достаточно разжечь огонь в очаге да постелить свежие простыни. Старуха изо всех сил старалась услужить, но пришла в такое волнение, что сунула в камин вместо кочерги метлу и принялась хвататься без толку и проку за все подряд орудия своего труда. Я направил ее усилия на то, чтобы обеспечить себе достойное место отдыха по возвращении, и отбыл на прогулку, целью которой был Грозовой Перевал. Выйдя со двора, я спохватился и почел за благо вернуться, чтобы осведомиться, все ли там в порядке и не ожидают ли меня неприятные сюрпризы.

– Да вроде как все благополучно… – ответила старуха, пробегая мимо меня с совком горячих углей.

Мне хотелось узнать, почему миссис Дин перебралась из «Скворцов» на Грозовой Перевал, но не стоило отвлекать ее заместительницу в столь ответственный момент, потому я оставил свои расспросы и вновь пустился в путь. Передо мной неторопливо расстилалась лента знакомой дороги: в спину светило закатное солнце, а небо впереди заливало нежное сияние восходящего месяца. И вот в последних лучах догоравшего дневного светила и в преддверии тихой и ясной лунной ночи я вышел из парка и стал подниматься по каменистой тропе, шедшей напрямую к жилищу Хитклифа. Я еще не добрался до цели моего пути, когда прошедший день совсем угас, оставив в качестве напоминания о себе только тусклую полоску янтарного света на западе. Впрочем, меня это не остановило и даже не замедлило мой шаг, ведь я мог разглядеть каждый камешек на тропе и каждую былинку в роскошном сиянии луны. Когда я достиг ворот, мне не пришлось ни перелезать через них, ни стучать – створки сами распахнулись под моей рукой. «Хороший признак!» – подумалось мне. И – о чудо! – Грозовой Перевал приветливо встретил меня нежным ароматом фиалок и желтофиоли, струившимся меж сладкими запахами сада.

Обе двери в дом и все окна были открыты, но, как уж повелось в этом угольном крае, огонь весело горел в очагах, о чем свидетельствовал мягкий красноватый отсвет над дымоходами. Именно уют, создаваемый горящим огнем, заставляет людей в здешней местности мириться с излишним в это время года жаром от каминов. Что же касается Грозового Перевала, то дом здесь так велик, что его обитатели всегда могли найти для себя приятный уголок, потому нынче вечером кое-кто из домочадцев сидел у открытого окна. Я мог их видеть и слышать еще до того, как переступил порог, и не удержался, чтобы помедлить и прислушаться к их разговору, снедаемый сперва любопытством, а затем и постепенно усиливавшимся чувством зависти.

– 
Противуположный
?! – прозвенел голос, нежный, как серебряный колокольчик. – В третий раз ты делаешь одну и ту же ошибку, дурачок ты эдакий! Больше исправлять тебя не буду. Ну-ка, вспоминай, как правильно, а не то получишь от меня на орехи.
– Ну хорошо, «противоположный», если ты так настаиваешь, – послышался другой голос, низкий и грубоватый, но звучавший с затаенной нежностью. – Поцелуй же меня скорее за то, что я исправился.
– Нет, прочитай мне еще раз, без единой ошибки.

Собеседник девушки начал читать. Это был хорошо одетый, приятный молодой человек, сидевший за столом над раскрытой книгой. Его красивое лицо светилось от удовольствия, а глаза то и дело перебегали со страницы на изящную белую ручку, лежавшую на его плече. Ее обладательница время от времени шутливым шлепком давала понять ученику, что пора наконец сосредоточиться на книге. Это небесное создание стояло сзади него так близко, что ее золотые локоны время от времени перемешивались с каштановыми кудрями юноши, когда она наклонялась, чтобы проверить его успехи. А ее лицо… Хорошо, что ее подопечный не видел ее лица, а не то от его прилежания не осталось бы и следа. Я же мог любоваться этим лицом без помех и теперь кусал губы с досады, что когда-то упустил возможность не только наслаждаться со стороны, но, кто знает, может, и обладать такой поразительной красотой.

Молодой человек завершил урок не без ошибок, но с явным намерением потребовать награду за труды, которая и была ему выдана в виде пяти нежных поцелуев, кои он вернул, не скупясь. Потом парочка направилась к дверям, и по их разговору я понял, что они вознамерились совершить вечернюю прогулку по полям при лунном свете. Мне подумалось, что Гэртон Эрншо – а это был именно он, – несмотря на происшедшую с ним метаморфозу, если не на словах, то в глубине души, пожелает мне провалиться ко всем чертям, появись я в этот момент так некстати перед влюбленными. Посему я счел за благо ретироваться за угол дома и пойти в сторону кухни, терзаясь от чувства зависти к моему удачливому сопернику. Дверь черного хода также была открыта, а на пороге сидел не кто иной, как мой старый друг Нелли Дин. Моя бывшая домоправительница шила и одновременно напевала песенку, которую время от времени прерывало досадливое злобное карканье, доносившееся из глубины дома и издаваемое не птицей, но человеческим существом.

– По мне уж лучше, чтобы с утра до ночи ругались на чем свет стоит, чем внимать твоим речам, гадкая женщина! – ворчал голос из кухни в ответ на какие-то слова Нелли, сказанные, видимо, до моего прихода. – Стыд и срам, что не могу я открыть святую книгу без того, чтобы не услышать, как под кровом сим громогласно славят дьявола с его присными, и все пороки, что принес он в этот мир! Две ведьмы окаянные – ты да она – околдовали парня! Пропадет он, как пить дать, бедный мой мальчик! Да свершится над вами, грешницами, суд Божий, коли нет у наших правителей закона и не найти у них справедливости!

– Наше счастье, что сейчас не стародавние времена, а то гореть бы нам на костре, не иначе, – легкомысленно откликнулась миссис Дин. – Ты бы, старик, читал свою Библию как добрый христианин и не задевал людей попусту. «Свадьба феи Энни» – отличная песня, и от этой мелодии ноги сами пускаются в пляс.
Миссис Дин уже собралась запеть вновь, когда я вышел из темноты. Она меня сразу узнала и, вскочив на ноги, радостно воскликнула:

– Неужели это мистер Локвуд? Да благослови вас Бог, сэр, коли надумали вернуться в наши края! Только нынче в усадьбе все закрыто. Надо было дать нам знать о вашем приезде.
– Я распорядился, чтобы меня устроили в «Скворцах» на эту ночь, – ответил я, – а завтра я уеду. Как же вы оказались здесь, на Перевале, миссис Дин? Расскажите мне скорей.

– Зилла ушла, и мистер Хитклиф распорядился, чтобы я заняла ее место. Это случилось после вашего отъезда в Лондон. Он велел мне оставаться на Перевале вплоть до того дня, когда вы надумаете вернуться. Но прошу вас, заходите в дом. Вы пришли пешком из самого Гиммертона?
– Нет, из «Скворцов», – ответил я, – и пока мне готовят там комнату, я хочу уладить кое-какие дела с вашим хозяином, потому что вряд ли мне в ближайшее время представится такой случай.

– Какие такие дела, сэр? – спросила Нелли, сопровождая меня в дом. – Нынче хозяина здесь нет, и вернется он нескоро.
– Насчет платы за дом, – ответил я.
– Так вам надобно поговорить с миссис Хитклиф, – заметила она, – или даже лучше со мной. Наша леди еще не научилась сама вести свои дела, и я ей на первых порах помогаю – больше некому.
Я в недоумении уставился на экономку.
– Значит, вы ничего не слышали о том, что Хитклиф умер, – продолжала она.

– Хитклиф умер? – воскликнул я в изумлении. – И давно?
– Да уж месяца три тому назад. Садитесь, давайте сюда вашу шляпу, и я вам все расскажу о том, что у нас тут произошло. Ой, да что это я, вы, наверное, ничего не ели?
– Я не хочу есть. Ужином меня покормят в усадьбе. Вы тоже садитесь, миссис Дин. Вот уж не думал, что Хитклиф умрет так скоро! Расскажите мне о его кончине. Вы сказали, что не ждете Гэртона и молодую леди скоро.

– Каждый вечер их браню за то, что гуляют допоздна, но они меня не слушают. Выпейте хотя бы нашего доброго эля, он вас взбодрит, а то у вас усталый вид.
Она поспешила за элем до того, как я смог отказаться, и я услышал, как Джозеф возопил, что «в ее-то годы стыдно, ох как стыдно привечать поклонников, да еще и поить их отборным элем из хозяйских погребов» и что «негоже ему молчать, видя такое дело».

Она не обратила внимания на причитания Джозефа и не удостоила его ответом, а быстро вернулась с серебряной кружкой в целую пинту, полной пенного напитка, вкус которого я похвалил, как того и требует обычай. После этого она поведала мне историю Хитклифа, заметив, что «кончина его была странной».
Вот что она мне рассказала:

«Недели через две после вашего отъезда мне велели перебираться на Грозовой Перевал, и я с радостью согласилась ради Кэтрин. Моя первая встреча с ней страшно меня расстроила, ведь она так переменилась, и не в лучшую сторону. Мистер Хитклиф не объяснил мне причину, по которой поменял свое решение. Он только сказал, что я ему нужна и что он, как он выразился, “не желает больше любоваться на Кэтрин”. Он распорядился отвести мне маленькую гостиную, которую раньше занимал Линтон, где бы я занималась своей работой и держала его невестку при себе. Ему, мол, достаточно видеть ее один-два раза в день по обязанности хозяина дома. Кэтрин сначала понравился новый уклад, а я постаралась украдкой перенести в нашу с ней комнату книги и разные вещицы, которые служили ей развлечением в усадьбе. Хоть и была у меня надежда, что теперь мы неплохо с ней заживем, но тут меня подстерегало разочарование. Кэтрин, несмотря на все мои усилия, скоро сделалась раздражительной и беспокойной, и тому было две причины. Во-первых, ей запрещалось выходить за пределы сада, и с приходом весны она стала буквально задыхаться в установленных для нее тесных границах. Во-вторых, я должна была следить за домом и потому часто оставляла ее в одиночестве. Она принялась жаловаться на скуку и предпочитала ссориться с Джозефом на кухне, чем тихо-мирно сидеть одной в своей гостиной. Я ничего не имела против их словесных поединков, если бы не третье лицо, зачастившее на кухню. Дело в том, что Гэртон тоже был вынужден проводить

зале

одному, а это случалось все чаще и чаще. Сперва Кэтрин при появлении Гэртона уходила наверх либо принималась помогать мне по хозяйству, делая вид, что его нет рядом, но потом – невзирая на его непременную мрачность и молчаливость – она резко изменила свое поведение. Теперь она ни на минуту не хотела оставить парня в покое: она беспрестанно заговаривала с ним, прохаживалась насчет его тупости и лени, притворно удивлялась, как он может целый вечер сидеть, уставившись в огонь или подремывая, и зачем ему вообще такая жизнь.

– Посмотри, Эллен, он совсем как собака, – сказала она как-то, обращаясь ко мне, – или как ломовая лошадь. Поработал, поел, поспал – вот и день прошел! У него в голове, наверное, ни одной мысли не задерживается. Где его мечты, где желания? Гэртон, ты хотя бы видишь сны? А если видишь, то о чем они? Ах, я и забыла, ты ведь не в состоянии со мной говорить!
Она дерзко взглянула на него, но он даже рта не раскрыл и не ответил на ее взгляд.

– Он, верно, спит и видит сон прямо сейчас, – не унималась Кэтрин. – Видишь, он плечом передернул, совсем как собака Юнона. Спроси его, Эллен.
– Мистер Гэртон попросит хозяина отправить вас наверх, если вы не прекратите так себя вести, – сказала я. Гэртон меж тем не только повел плечом, но и сжал кулаки, как будто намереваясь пустить их в ход.
В другой раз Кэтрин заявила:

– А я знаю, почему Гэртон молчит, как пень, когда я на кухне. Он боится, Эллен, – боится, что я буду над ним смеяться. Я права, как ты думаешь? Как-то раз он попытался сам научиться читать, но я посмеялась над ним, так он сжег свои книги и забросил эту свою идею. Разве не дурак?
– А разве вы его не подначивали на такой поступок? – сказала я. – Ну-ка, отвечайте!

– Может, и подначивала, – признала Кэтрин, – но я не ожидала, что он поведет себя так глупо. Гэртон, послушай, если я сейчас дам тебе книгу, ты ее возьмешь? Я попробую!
И она насильно вложила ему в руку одну из тех книг, которые читала. Он отшвырнул книгу в сторону и рявкнул, что если она не оставит его в покое, то он ей шею свернет.
– Ну, тогда я положу ее сюда, в ящик стола, – заявила Кэтрин, – и пойду спать.

Уходя, она шепнула мне, чтобы я проследила, возьмет ли он книгу. Но он не пожелал даже подойти к столу, о чем я и сообщила ей на следующий день, к ее огромному разочарованию. Я видела, что она раскаивается в том, что Гэртон все глубже упорствует в своей угрюмости и косности. Она чувствовала угрызения совести от того, что когда-то бесповоротно отвратила молодого человека от учения и самосовершенствования. Правда, ее быстрый ум усердно искал средство исправить причиненный вред. Так, например, когда я гладила белье или делала еще что-то, для чего кухня подходит лучше гостиной, она сопровождала меня, приносила какую-нибудь в высшей степени занимательную книгу и принималась читать мне ее вслух. Если Гэртон был поблизости, она прерывала чтение на самом интересном месте и уходила, оставив раскрытую книгу на столе, и поступала так не один раз. Но парень был упрям как мул и не поддавался на ее уловки. Вместо этого он пристрастился в сырую погоду курить у очага вместе с Джозефом. Так они и сидели, точно два китайских болванчика, у огня напротив друг друга, качая головами и пуская дым, не произнося ни слова. Старший, по счастью, был слишком глух, чтобы понимать «нечестивый вздор», как назвал бы он чтение Кэтрин, а младший усиленно изображал такую глухоту. Если же вечером погода была хорошей, Гэртон уходил с ружьем на охоту, а Кэтрин принималась зевать, вздыхать и требовать, чтобы я поговорила с ней, но стоило мне завести разговор, она тут же выскакивала во двор или в сад, а в качестве п

Мистер Хитклиф, который с каждым днем становился все более нелюдимым, почти совсем запретил Эрншо появляться в
зале

и своих комнатах, а из-за несчастного случая, происшедшего с молодым человеком в начале марта, бедняга на много дней сделался постоянным обитателем кухни. Когда Гэртон был один в горах, ружье у него разорвалось в руках при выстреле, и он осколком поранил предплечье. Он потерял много крови, пока добрался домой, и волей-неволей должен был провести не одну неделю у очага в полной праздности, пока рука не зажила. Кэтрин очень обрадовалась представившейся возможности и возненавидела еще сильнее свою комнату наверху, придумывая тысячу предлогов, чтобы занять меня работой на кухне и самой оставаться подле.

В понедельник после Пасхи Джозеф погнал скот на ярмарку в Гиммертон, а я после обеда принялась разбирать белье на кухне. Эрншо, по обыкновению пребывая в мрачности, сидел у очага, а моя молодая госпожа развлекалась тем, что выводила узоры на стекле, напевала песенки или разговаривала вполголоса сама с собой, время от времени бросая взгляды, полные раздражения и нетерпения, на своего кузена, который невозмутимо курил, уставившись в огонь. Когда я не выдержала и попросила ее прекратить загораживать мне свет, потому что никак не могу закончить свою работу, она послушно отошла к очагу. Я была слишком занята, чтобы обращать внимание на то, чем она занимается, как вдруг услышала:

– Знаешь, Гэртон, я поняла, что мне бы хотелось… Я была бы рада… Словом, теперь я ценю, что ты – мой двоюродный брат, и хочу, чтобы ты не держал на меня зла и больше не сердился.
Гэртон хранил молчание.
– Гэртон, Гэртон, Гэртон, ты слышишь меня? – настаивала она.
– Отвяжись! – резко оборвал ее молодой человек.
– Дай-ка мне свою трубку, – сказала она, быстро протянула руку и в мгновение ока выхватила трубку у него изо рта.

Не успел он попытаться отобрать у нее свою собственность, как трубка была сломана и закинута в камин. Он выругался и взял другую.
– Постой! – воскликнула она. – Ты должен меня выслушать, а я не могу говорить, когда мне в лицо пускают клубы дыма.
– Иди ты ко всем чертям, – крикнул он в ярости, – и оставь меня в покое!

– Нет, не оставлю, – не сдавалась Кэтрин. – Я уже не знаю, что мне сделать, чтобы ты поговорил со мной, ведь ты притворяешься, что не понимаешь меня. Подумаешь, я назвала тебя глупым, я же не всерьез. И это вовсе не значит, что я тебя презираю. Тебе, Гэртон, надобно открыть глаза пошире и заметить, что я тут, рядом. Ты – мой двоюродный брат, и пора тебе признать меня!

– Не хочу иметь ничего общего с тобой, надоела мне до смерти твоя спесь, твое чванство, твои шуточки и издевательства, – ответил на это Гэртон. – Да я скорее соглашусь днем и ночью в аду гореть, чем еще раз хоть краешком глаза на тебя посмотрю. Убирайся отсюда сию же минуту!
Кэтрин насупилась и, закусив губу, отошла к окну, где принялась нарочито напевать веселую песенку, чтобы скрыть подступающие слезы.

– Вы должны стать друзьями с вашей двоюродной сестрой, мистер Гэртон, – сочла я за благо вмешаться, – ведь она искренне раскаивается в своем поведении по отношению к вам. Эта дружба будет вам только на пользу: вы станете другим человеком, если она будет вашим товарищем.
– Товарищем? – воскликнул он. – Да она ненавидит меня, считает меня недостойным грязь стирать с ее туфелек! Да озолотите меня, не хочу больше сносить насмешки за то, что старался ей понравиться, хоть чуть-чуть к себе расположить.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь