Госпожа Бовари

ПРИМЕЧАНИЯ

В сентябре или в октябре 1849 года Гюстав Флобер — почти не публиковавшийся автор многочисленных рассказов, путевых очерков и даже законченного романа «Воспитание чувств» — пригласил к себе в Круассе друзей — писателя Максима дю Кана и поэта Луи Буйле, чтобы прочесть им свое новое произведение. То была первая редакция «Искушения святого Антония». Чтение заняло два дня; вердикт друзей был беспощаден: «Нужно швырнуть все в огонь и больше не возвращаться к этому разговору». И тут же был дан совет: «Раз у тебя есть непреодолимая склонность к лиризму, нужно выбрать такой сюжет, при котором лирика была бы просто смешна и тебе пришлось бы следить за собой и совершенно от нее отказаться. Возьми самый обычный сюжет, какое-нибудь из тех происшествий, какими полна жизнь обывателя…» На следующий же день Луи Буйле предложил Флоберу описать «историю Делоне».

Так описывает первый толчок к созданию «Госпожи Бовари» Максим дю Кан в своих «Литературных воспоминаниях». По его же словам, во время путешествия на Восток, в которое он вскоре отправился вместе с Флобером, тот непрерывно думал над предложенной темой и даже воскликнул однажды, стоя на гранитной скале и любуясь вторым Нильским порогом: «Эврика! Я назову ее „Эмма Бовари“».

Однако главный свидетель — Гюстав Флобер — не подтверждает этого весьма эффектного рассказа. Идея описать в романе «историю Делоне» пришла ему вовсе не сразу после чтения в Круассе; во всяком случае, месяц спустя после поездки ко второму порогу, 22 апреля 1850 года, Флобер писал матери: «Мне очень хотелось бы придумать хоть что-нибудь, но что — не знаю». И позже — ни в ноябре того же года, ни в апреле 1851 года, — делясь в письмах к Буйле планами будущих сочинений, Флобер ни слова не говорит о чем-либо, напоминающем «историю Делоне».

В 1952 году были опубликованы два документа, позволяющие установить более точную дату первого замысла «Госпожи Бовари». Дело идет о двух письмах того же дю Кана. В первом из них, от 23 июля 1851 года, отправитель спрашивает Флобера, какой сюжет предпочел он избрать: Дон Жуана или «историю госпожи Деламар, которая сама по себе очень хороша». Во втором, от 2 августа, он обещает Флоберу поделиться с ним своими переживаниями, ибо они могут пригодиться ему — «для твоей Бовари». Итак, можно считать, что лишь между 23 июля и 2 августа 1851 года произошел окончательный выбор сюжета будущего романа и состоялось крещение героини.

Что же это за история госпожи Деламар, на которой писатель остановил свой выбор (о том, что именно эту даму разумел под именем госпожи Делоне Максим дю Кан, стало известно еще в 1890 г.)? Лекарь из города Ри близ Руана Эжен Деламар, сын одной из знакомых семьи Флоберов, женился вторично на дочери богатого фермера Дельфине Кутюрье; Дельфина, родив ему дочь, скончалась в возрасте 26 лет в 1848 году. Два года спустя умер и Деламар. Вот и все данные, которыми мы располагаем относительно семейства Деламар. Далее начинается область слухов. Племянница Флобера Каролина Франклин-Грут говорит в одном из позднейших писем о «непристойном поведении» Дельфины Деламар и о вызванном им «скандале», из которого «родилась „Госпожа Бовари“»; известно также, что после кончины молодой женщины говорили о самоубийстве, о мышьяке. Как бы то ни было, эта сторона истории Деламаров могла способствовать формированию сюжета флоберовского романа.

За областью слухов широко раскинулась область литературной легенды. Начало ей положил дю Кан. Рассказывая в «Литературных воспоминаниях» «историю Делоне», он явно подтягивает ее к сюжету «Госпожи Бовари», утверждая, вопреки позже установленной истине, что первым браком лекарь был женат на «женщине старше себя, которую почитал богатой», что его вторая жена «воспитывалась в одном из руанских пансионов»; без всякого колебания пишет дю Кан о том, что «госпожа Делоне» отравилась, «обремененная долгами, преследуемая кредиторами, избиваемая любовниками, ради которых она обворовывала мужа». Много дальше дю Кана пошел журналист Жорж Дюбос, в ноябре 1890 года напечатавший в «Руанской газете» очерк «Подлинная госпожа Бовари». Он установил тождество семейства «Делоне» с Деламарами и сочинил их историю, будто бы совершенно идентичную истории семьи Бовари. По его утверждению, Ионвиль-л’Аббей — это Ри, где в эпоху Флобера жили и Оме, и Леон, только звали их, конечно, иначе, более того, аптекарь Жуан, прототип Оме, и рассказал всю историю Флоберу. Вслед за открытием Дюбоса «открытия» посыпались одно за другим. Следопыты-любители открыли в Ри прототипов всех, даже второстепенных, персонажей романа; в самом городке стали показывать приезжающим «дом госпожи Бовари», «аптеку Оме» и т. п. Чтобы разрушить эту легенду, понадобились усилия более трезвых критиков, указавших на то, что ландшафт Ри ничуть не напоминает описания Ионвиля, что Флобер никогда не бывал в Ри, что среди многочисленных знакомы

И все же Флобер в разработке сюжета опирался на некий жизненный материал. В том, что история Деламаров помогла сконструировать сюжет и определить социальное положение героев, сомневаться не приходится. Не так давно стали известны и некоторые другие источники. Среди них прежде всего следует назвать рукописный документ, найденный в 1947 году в архиве Флобера и озаглавленный «Записки госпожи Людовики». Это отчет о довольно-таки скандальной частной жизни Луизы Прадье, жены скульптора Джемса Прадье, впоследствии получившей развод. Отчет этот составлен, вероятнее всего, какой-либо доверенной компаньонкой госпожи Прадье. В нем говорится о любовных похождениях легкомысленной дамы, о ее денежных затруднениях и судорожных попытках из них выпутаться. Здесь мы находим и доверенность на распоряжение общим имуществом, которую дает муж, и кражу домашних вещей для заклада в ломбард, и неожиданную для мужа распродажу имущества за долги, и попытку обратиться за помощью к бывшим любовникам, не увенчавшуюся успехом (против этого места на полях рукописи стоит поставленный Флобером крест). Одним словом, «Записки госпожи Людовики» много способствовали Флоберу именно в той части романа, где повествуется о разорении семейства из-за легкомыслия жены.

Исследователи Флобера немало спорили о том, не повлияла ли на создание образа Эммы «Муза» Флобера — писательница Луиза Коле, связь с которой тянулась почти до самого завершения «Госпожи Бовари». Однако трудно представить себе, чтобы любвеобильная, тщеславная, способная дышать лишь в атмосфере литературного Парижа Луиза могла иметь что-либо общее с провинциалкой Эммой. Да и сам Флобер позже говорил Гонкурам, что во всем романе только папаша Бовари списан с реального лица.

Но что заставило Флобера выбрать именно такой конфликт среди множества «событий, какими полна жизнь обывателя», что приковало его внимание к истории четы Деламар, заставило раздобыть «Записки госпожи Людовики»? Едва ли даже самый искушенный психоаналитик сумеет найти этому истинные причины. Одно лишь можно сказать с уверенностью: трагедия буржуазного брака, конфликт прозаической мужской натуры и экзальтированной натуры женщины, мнящей себя выше окружающей среды, привлек внимание Флобера задолго до начала работы над «Бовари». Еще в 1837 году юный писатель, увлеченный газетным сообщением, пишет рассказ «Страсть и добродетель», в котором восторженная, романтическая героиня отравляет своего скучного мужа, а заодно и детей, чтобы бежать вслед за любовником, покинувшим ее из страха перед чрезмерной силой ее чувства. Скучает в браке, подобно Эмме, Эмилия Рено, героиня первого из двух романов, озаглавленных «Воспитание чувств»; и подобно Эмме, она ищет спасения в любви. Правда, она осуществляет то, о чем Эмма, влюбленная в Родольфа, только мечтает, — бежит с любовником в Америку; но едва начинается скудное повседневное существование с ним, Эмилия снова разочаровывается… А на одной из последних страниц неопубликованного романа имеется как бы конспект будущей «Госпожи Бовари»: другая героиня «вышла замуж, ее супруг — деревенский врач… которого она соблазнила итальянскими каватинами и импозантными томными манерами; он все еще по уши влюблен в нее… Она безжалостно просаживает все, что он

[15]

Госпожа Бовари
«Шарль Бовари лекарь 33 лет когда начинается книга вдовец был женат на женщине старше себя женился на ней по расчету или скорее по глупости и был ею одурачен — его детство в деревне до 15 лет <…> 3 или 4 года в коллеже /
начать с его прихода в колеж. — продолжает носить на переменах деревенское платье. снимает комнату над ручьем Робек

/ лекарь потом с трудом студент-медик — глупая, не осознаваемая им самим нужда характер мягкий чувствительный прямой справедливый туповатый, лишенный воображения узнает с одной или двумя гризетками что такое любовь поступает на место — с ним его мать /
время от времени наезжает к Шарлю на 8, на 15 дней
/
честолюбивая и каверзная — отец пьяница
и бахвал — потом первая жена.

Г-жа Бовари Мари (подписывается Мария, Марианна или Мариэтта) дочь зажиточного земледельца, воспитанная в монастыре в Руане
воспоминания о ее мечтах когда она проходит мимо монастыря
— подруги из знати — туалет фортепиано… /
поместить все предшествующее в ходе дальнейшего развития…
/
Сначала она любит недурного собой малого — хорошо сложенного и смазливого — но не слишком увлечена, ее чувственность еще не проснулась, она вносит
постепенно в

дом больше роскоши, чем позволяют доходы — ее одиночество в то время, пока муж в разъездах — его возвращения по вечерам, промокший, между тем как она — она читает какой-нибудь изящный роман — особенно из парижской жизни. /
развить это позже — в эту пору она еще грезит и скучает
./
Модные журналы. Журнал для Девиц. бал в замке.
начало любви, которая ничем не кончается. в конце концов она возненавидела свою местность и вынуждает мужа уехать. /

Долгое ожидание страсти события которых все нет — в следующем году в ту же пору бала не дают.
/
Переезжают в другое место дело еще хуже — 1-й клерк у нотариуса напротив, такой же как ее муж но только
натура
более возвышенная хотя и сходная — она долго борется сама с собой — потом отдается ему — усталость от женственной натуры этого рохли ее первого любовника. /
Проходит ежедневно у нее под окнами, отправляясь в контору — у него комната в доме напротив у аптекаря спокойна — все как с мужем.
/

Второй любовник [37] 33 года офицер спаги, смуглый опытный — смуглый — спесивый — острослов овладевает ею шутя и весьма сильно разжигает ее темперамент за внешней веселостью снедаем честолюбием охотник человек архиположительный охотник в бархатной куртке — грубый — загорелый — энергичный и любящий пожить — постепенно разоряется. Положительный — пресыщенный — чувственный — он деморализует ее, немного показав ей жизнь такой как есть — путешествие в Париж.

возвращение — мир пуст — это утихает возвращается старший клерк —
он устроился старшим клерком в Руане
— поездки в Руан по четвергам — гостиница „Англия“ — дождь — роскошно обставленный — /
ничтожность мужа — трения — она возвращается
к
Леопольду — чувственность ее созрела и тут страсть становится стойкой и размеренной, она отдается ей вся целиком
/

отчаяние неудовлетворенной чувственной жажды комфорта (потребность в общем благосостоянии развилась по причине счастливой любви — бескорыстие только в начале страсти) к которой присоединяется поэтическая потребность в роскоши — грешная жизнь
чтение романов (с точки зрения чувственности фантазии) расходы — требования поставщиков
пуста
сердцем по отношению
к любовнику по мере того как чувственность развивается. головокружение. и все же она не может любить мужа.
новое приключение с Капитаном —

который прогоняет ее
она пытается вернуться к мужу
— она восхищается им
уважает его и замечает бездну
последнее свидание с любовником Леопольдом
— Самоубийство
болезнь
смерть
Бдение над телом — дождливый вечер дилижанс проезжающий под открытым окном — погребение —
одинокая пустота Шарля с маленькой дочкой вечер. день за днем он узнает о долгах жены. Старший клерк женится. —
однажды Шарль во время прогулки по саду внезапно умирает — его дочка в благотворительных школах.»

Если в первом сценарии основной упор сделан на психологическую подоплеку происшедшего и намечены только основные события и наиболее характерные детали, то в дальнейших сценариях рассказ обрастает новыми деталями. Подробнее разрабатываются характеры: в седьмом сценарии, например, перечисляются детали, свидетельствующие о вульгарности Шарля; среди них преобладают те, которые, как известно из писем, были особенно неприятны самому Флоберу (окладистая борода, привычка подрезать винные пробки); появляются новые лица, занимающие все больше места, — Лере и особенно Оме. В последнем полном сценарии все сцены, кроме одной, — где Леон соблазняет Эмму, — намечены в том виде, в каком они вошли в роман (хотя и не все имеющиеся в романе события предусмотрены этим сценарием).

Наконец 19 сентября 1851 года Флобер садится за свой роман. Начинается мучительный труд, поглотивший все силы писателя и отнявший у него четыре с половиною года. Все это время Флобер живет в Круассе, с матерью и малолетней сиротой-племянницей. Один раз он позволяет себе двухнедельную отлучку к морю. Изредка ездит в Мант, где на полпути между Руаном и Парижем встречается с Луизой Коле; еще реже приезжает к ней в Париж; однако и эти редкие свидания часто откладываются — всегда по инициативе Флобера, не желающего отрываться от письменного стола. В конце концов это приводит к разрыву. Но написанные за три предшествующих года письма к Луизе Коле позволяют как нельзя лучше почувствовать напряжение и упорство, с какими работал писатель.

«Вчера вечером начал писать роман. Я предвижу теперь стилистические трудности, которые приводят меня в ужас. Не так-то легко дается простота» (20 сентября 1851 г.). «Мой роман туго подвигается вперед. Как будто временами я вот-вот поймаю стиль, фраза так и вертится на языке, но пока ничего еще не выходит. Каким тяжелым веслом кажется перо… Я написал целую страницу, набросал еще три и надеюсь недельки через две войти в колею» (конец октября 1851 г.). «Моя книга с трудом продвигается вперед. Порчу огромное количество бумаги. Сколько помарок! Фраза так медлит! Что за дьявольский стиль! Будь они прокляты, простые сюжеты! Если бы вы знали, как я мучаюсь, вы бы пожалели меня. Взял на себя обузу по меньшей мере на год» (начало ноября 1851 г.). «Я потому не ответил раньше на твое жалобное и унылое письмо, что переживал настоящую рабочую горячку. Третьего дня лег спать в пять часов утра, вчера — в три. С прошлого понедельника, отложив остальные дела, я всю неделю просидел над своей „Бовари“ — стало досадно, что работа не двигается. Дошел уже до бала и в понедельник начну о нем писать; теперь, надеюсь, дело наладится. С тех пор как мы с тобой в последний раз виделись, я написал ровно двадцать пять страниц (двадцать пять страниц в шесть недель). Нелегко они дались мне; завтра прочту их Буйле. Самому же мне трудно сейчас в них разобраться — слишком много я над ними трудился, изменял их, вертел в руках, переписывал. Мне все же кажется, что они сделаны неплохо… Жизнь веду я суровую, безрад

что писать

! Бывают жестокие минуты, когда нить обрывается и кажется, будто вся катушка размоталась. Нынче вечером начал все же понемногу разбираться, но времени ушло немало! Как медленно я подвигаюсь! Поймут ли когда-нибудь, сколько сложных комбинаций потребовала от меня эта простая книга? Какой же механизм заключает в себе эта простота, и как много нужно уловок, чтобы быть правдивым! Знаешь ли, дорогая Муза, сколько я написал страниц после нового года? Тридцать девять» (6 апреля 1853 г.). «Мне кажется, что в этой книге будет один большой дефект, а именно — недостаточно пропорциональное распределение материала. Я написал уже двести шестьдесят страниц, но содержанием их является только подготовка к действию, более или менее замаскированные обрисовки характеров (правда, они идут в порядке постепенности), пейзажей, местности. В заключительной части — описание смерти моей бабенки, похороны и печаль мужа — у меня будет по меньшей мере шестьдесят страниц. Таким образом, на основное действие останется сто двадцать — сто шестьдесят страниц, не больше. Разве это не крупный недостаток?» (25–26 июня 1853 г.). «Еще больше, чем ты, хотел бы я покончить со своей книгой. Два года работаю я над ней. А ведь два года — это немало! И все время имеешь дело с теми же персонажами и барахтаешься в той же зловонной среде. Удручает меня не слово и не композиция, а самый

предмет

; в нем нет ничего возбуждающего. Когда я подхожу к какой-нибудь ситуации, меня заранее охватывает отвращение от ее пошлости… К концу будущей недели надеюсь дойти до середины сельскохозяйственной выставки. Должно получиться либо отвратительно, либо очень хорошо… Третий раз уже Буйле заставляет меня переделывать один абзац (а он все не удается)» (21–22 сентября 1853 г.). «С двух часов дня (за исключением двадцати пяти минут на обед) я пишу „Бовари“. Описываю прогулку верхом, сейчас я в самом разгаре, дошел до середины; пот льет градом, в горле ком. Я провел один из тех редких дней в моей жизни, когда с начала до конца живешь иллюзией. Давеча, в 6 часов, в тот момент, когда я писал слова „нервный припадок“, я был так возбужден, так горланил и так глубоко чувствовал то, что переживает моя бабенка, что даже испугался, как бы со мной самим не случился нервный припадок; чтобы успокоиться, я встал из-за стола и открыл окно. У меня кружилась голова… За последнюю неделю работа моя подвигается очень быстро. Хоть бы это продлилось! Моя медлительность утомила меня, но я боюсь пробуждения, разочарований, необходимости вновь переписывать целые страницы! Все равно, хорошо ли, плохо ли, так чудесно — писать, не быть

самим собой

, а вращаться среди всех тех образов, которые создаешь. Сегодня, например, я был одновременно мужчиной и женщиной, любовником и любовницей и катался верхом в лесу осенним днем среди пожелтевших листьев; я был и лошадьми, и листьями, и ветром, и словами, которые произносили влюбленные, и румяным солнцем, от которого жмурились их полные любви глаза» (23 декабря 1853 г.). «Только что переписал начисто все, что сделал с нового года, вернее, с середины февраля, так как, возвратившись из Парижа, я все сжег; это составляет тринадцать страниц, не больше и не меньше; тринадцать страниц за семь недель. Короче говоря, они сделаны, и, как мне кажется, настолько хорошо, насколько это возможно для меня…» (7 апреля 1854 г.).

Как же протекала эта столь мучительная для Флобера работа? Из каких этапов складывался сам процесс писания романа? Вещественный результат писательского труда — шесть томов переплетенных рукописей, хранящихся в Руанской библиотеке, привлек пристальное внимание историков литературы, ставивших перед собой эти вопросы. Наиболее исчерпывающий ответ на них дан в работе бельгийской исследовательницы Клодины Гото-Мерш «Становление „Госпожи Бовари“» (Париж, 1966), из которой мы черпали и продолжаем черпать многие наши сведения. По приводимым ею данным, в шести томах содержится три тысячи шестьсот страниц черновиков, между тем как авторская рукопись романа имеет менее пятисот страниц. При этом листы черновиков очень велики по формату. Но еще больше листы, которые Флобер использовал для сценариев, где разрабатывались отдельные куски романа, а число сценариев превышает полсотни. Эти сценарии писались вперемежку с черновиками, всякий раз, когда творческое воображение изменяло писателю. Тогда он начинал то кратко намечать большой раздел будущего повествования, то придумывать подробности небольшого эпизода, то группировать детали, касающиеся какого-либо персонажа (так, один из сценариев целиком посвящен Оме, в другом суммированы все денежные операции Лере). Особенно тщательно подготовлены неоднократно переписывавшиеся сценарии тех мест, которые Флобер считал ключевыми.

Достаточно подготовив тот или иной эпизод, Флобер приступал к писанию. Вот что выяснила, анализируя рукописи, К. Гото-Мерш: «После первого наброска, часто бесформенного, он сочиняет страницу, несколько раз переписывая ее; потом продвигается на шаг в редактировании. Отредактировав несколько страниц в один присест, возвращается назад и переделывает весь кусок, зачастую начав с конца и мало-помалу добираясь до начала. Иногда ему случается на время бросить неоконченную страницу, чтобы потом приняться за нее снова; бывает, что он работает сразу над несколькими кусками романа…»

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь