Горы

Ветер в горах отличается от того, к которому привыкли жители подземелий. Я ласково называют их кротиками — людей, которые большую часть жизни проводят в метро, разбавляя свое окружение только станциями пересадок и тунелями-лабиринтами офисов.

Ветер среди высоток — прирученый, домашний и пугливый. Он вызывает не страх, а сочувствие к тому, что дикость и необузданность смогли победить никогда невидавшие неба существа.

Честно, не помню, каким снегом меня занесло на шипастые гребни. Поезд это был, самолёт или пароход, сколько стоили билеты, лежит ли в рюкзаке зубная щетка и сменная пара носков. 

Частые провалы в памяти помогают избавиться от рутины и обращать внимание только на такие детали, как покрытая морозью крыша маленького храма.

Внутри пахнет благовониями, лампадка прогоняет стужу своим свечением. Мурта провожает меня взглядом от входа до пылающей жаром грубки.

Храм внутри кажется ещё меньше, чем снаружи. Никакого тебе привычного золота, украшений или красивых росписей. Деревянные стены, окрашенные в красный, подставки под ароматические палочки, лампадки и единственное практически живое существо — Кришна, восседающая на старой подушке.

Протягиваю руки к потертостям чугуна. Лёгкие ещё выдыхают облака пара, но в груди уже начало зарождаться тепло. 

Кто-то неизвестный зажёг палочки и натопил помещение до комнатной температуры, хотя на тысячи километров наверняка не было ни души. Наверное, путникам, которые заблудились среди белой мглы, такая благодать казалась и спасением, и чудом одновременно.

Я переместилась поближе к статуе, уселась на подстилку. Открыла рюкзак, энергетический батончик — пополам и в рот. 

Позволила себе расстегнуть крепкую спортивную куртку и выбраться из очертаний меха.

Ветер на улице усиливался и грозился сорвать крышу, стены и меня вместе с остатками храма, чтобы унести прочь. Все же он был менее дружелюбен, чем городской.

Я сложила руки, подмороженные пальцы отозвались мелкими иглами в голове. Опустила голову. Кришна, Кришна, Харе, Харе. Если Радха не снизойдёт в эту ночь на мою бедную голову, одним грешником на том свете станет больше. Или в этой религии нет понятия Рая и Ада? Надо было лучше учить матчасть, перед тем как обращаться к неизвестному богу.

Випассана. 10 дней тишины, покоя и медитации — кажется, вот что привело меня в тибетские края. Жаль, что конечный маршрут оказался слишком запутанным и непростым, но улучшать ситуацию было уже слишком поздно. 

Не убей, не прелюбодействуй, молчи, не пиши, не читай. То, что надо. Не найдут, не вскроют мою черепную коробку за то, что я вскрыла чью-то. 

На руках все ещё видятся кровавые подтёки и фиолетовые синяки. Конечно, сейчас они так же по всей своей площади отдают голубоватым оттенком, почти мертвенным. Но в этот раз виной тому холод, а не булыжник, об который ломаются ногти и стирается кожа на подушечках.Р

Раз два, три. Уверенно, сильно, без сожаления. 

Лампадка чуть пошатнулась от ветра, которого быть внутри не могло в принципе. 

Я пошатнулась от запаха благовоний. 

Дурман накатывал и валил с ног, очень хотелось закрыть глаза, уснуть и остаться тут навсегда.

- Я всегда слышу желания тех, кто искренне зовёт меня.

Резко встрепенулась. Беглым взглядом осмотрела периметр храма. Пусто. Мурта таким же пустым, гипсокартонным взглядом смотрела на все и ничего одновременно. 

Но кто-то же должен был зажечь палочки? Или треск угля в грубке своей монотонностью заставил меня услышать человеческий голос?

Блики весело плясали на фиолетовой коже Кришны. Колье из цветов, - живых, не искусственных, - ещё не успело завять. Значит, кто-то специально посещает это место, пронося с собой живые цветы и другие вещи сквозь тысячи километров холода и непогоды. Последний визит состоялся всего пару дней назад. Либо мне предстоит интересная встреча совсем скоро, либо следующее посещение невидимого служащего намечена через месяц. 

- Добро и зло не имеют значения, весь мир был впитан мною и как злой, и как добрый. Грехов нет, осуждения нет, слейся со мной.

Резко отскакиваю, цепляюсь за лежащую рядом куртку и падаю лицом вперёд на деревянный пол. Тут же спохватываюсь, поднимаюсь на четвереньки и ползу к выходу. Куртку накидываю на плечи, рывком открываю дверь, которую уже успело замести слоем снега с обратной стороны. 

Поднимаюсь, выскакиваю в кромешную пустоту с белой стеной вместо горизонта. 

Рюкзак. Там. Внутри.

А вокруг ничего, пустота и режущий тело холод. 

Если чокнутый фанатик попытается пойти на убийство незнакомца, опыта в этом деле у меня явно больше. 

Ещё минуту так размышляя, топчусь на месте и покрываюсь равномерным контуром снега. 

Дверь с грохотом захлопнулась, опять разделив мир на два отрезка — холода и тепла.

Уголь в грубке дотлевал, погружая комнату в полукрасную тьму.

Благовония больше не испускали ароматные ручейки дыма и осыпались пеплом.

Я медленно подошла к мурте, уставившись на нее немигающим взглядом. Ладонь мягко легла в фиолетовую руку.

*

Одинокая фигура путника рассекала белое пространство снега, оставляя за собой ровные следы от лыж. Молодой мужчина нервно поглядывал на компас и каждые 10 минут безрезультатно нажимал на кнопку небольшой рации на поясе.

Сумерки старались охватить все вокруг как можно быстрее и усыпались яркими звёздами. 

Впереди виднелись позолоченные купола старой церквушки.

Путник ускорился и нырнул внутрь.

Горела грубка. На стене висел иконостас, свечи поблескивали яркими огоньками, обещая отогреть и за здравие, и за упокой. Посреди комнаты стояло большое распятие Христа.

- Я отпущу твои грехи, слейся со мной.