город.

первый

Светлой летней ночью, которая бывает только в этом красивом городе, шел Человек. Шебутной ветер, который тоже успел стать символом этого города, дергал края кофты и норовил залезть под рубашку. Человек шел быстро, будто бы спешил куда-то, будто бы не хотел быть проглоченным темнотой, которая все яснее давала о себе знать. Это было время темноты. И она играла свой блюз. 

И вот, дойдя до моста, Человек замер. Не успел. Мосты были разведены.  

Мосты были разведены уже много лет, но они любили друг друга и всегда сходились снова. Чтобы потом снова развестись — такие разные были их характеры, но так сильна была привязанность друг к другу. 

второй

Не веря в то, что он не успел, Человек заплакал. Не от того, что он теперь не попадет домой, нет. Он плакал от осознания своей ничтожности в этом мире. Он как камешек на пляже. Камешек этот может смыть волна, сдуть ветер. Его, в конце-концов, может подобрать ребенок и бросить в море, где он попадет в общество молчаливых, покрытых морскими водорослями, собратьев. Человек упал на колени и плакал. Плакал. Плакал. И, словно тот, кто сидит на небесах, так растрогался, что сам заплакал. Пошел дождь. 

Со стороны это было похоже на большую рекурсию: человек сидит на коленях и плачет. Бог, наблюдающий за этим, плачет над человеком. И где-то, снаружи всех измерений, плачет тот, для кого бог - не более чем глупый малыш, проливший на ковер краски. 

третий

 Найдя укрытие от дождя под карнизом какого-то здания, Человек попытался уснуть. Но капли дождя не давали ему этого сделать. Темнота играла свой блюз. И у нее хорошо это получается. 

Аллюминиевый навес был очень стойким. Его били капли, хлестали его почём зря, а он всё продолжал смеяться своим жестяным скрипящим голосом. Навес этот, словно само время - он был, есть и будет. Даже когда Человек уйдет, навес останется. И Человек ушел. Бомжу не понравился незнакомец, сжавшийся от холода и страха под его навесом. 

четвертый

Вымокший и оголодавший Человек блуждал по городу, а город молчал. Словно это была Припять. Или Сен-Пьер. Или Грозный девяносто пятого года в воспоминаниях одного очкастого музыканта. Человек вышел к вокзалу и, найдя скамейку в зале ожидания, лег на нее. Он не хотел спать. Просто он устал. Снаружи был слышен стук колес и свист тормозов поезда. Из вагонов на перрон вышли люди и ушли кто куда. А поезд уехал. 

Каждый раз, когда поезд уезжал, он плакал. Он знал, что вернётся на свой вокзал, что вокзал не изменится, что сам поезд останется прежним, но всё равно больно было ему покидать родной дом. 

Человек лежал. Смотрел на горизонт и думал о чем-то своем. И вот, когда в своих мыслях он дошел до абсурда, горизонт окрасился в слабо-оранжевый цвет. Мосты вновь сойдутся в объятиях, наверное. Человеку было все равно.

Так и остался он лежать на этой тихой скамейке. И останется, пока уборщики не найдут тело.