Глава 7.
Люди 21 века должны знать, как жилось эвакуированным в сельской местности северо-восточной части России в Отечественную войну. Считалось, что в сельской местности проживут, деревня прокормит, не умрут с голода. А умирали, да еще как.
Найдя бабушку и братишек в таких страшных условиях, я приняла решение. Немедленно, до начала зимы, выбраться оттуда. Пешком по слякоти я ушла в Новленское. Нашла у доброй женщины (у нее муж уже погиб на фронте) бесплатное жилье – мезонинчик на 2-ом этаже с хорошей печкой. Выпросила у председателя колхоза лошадь с телегой и извозчиком – 8-летним мальчиком, перевезла бабушку и братишек в село.
Село Новленское большое, хорошее, со всеми необходимыми службами, и больницей, и школой, и почтой. Одним словом – центр большого очень бедного колхоза с названием «Заветы Ильича». Когда мы уже работали в колхозе, за все четыре года больше чем 100-200 гр. какого-либо зерна «на трудодень не приходилось», как тогда говорили. А снабжение эвакуированных было такое же, как в той деревне. Село было от районного центра на расстоянии 25 км, от Вологды – 60 км, стояло на большой дороге, которая тянулась от Ленинграда до Вологды. Через наше село шли войска с техникой на фронт. Потом, в 1943 году по ней вывозили людей из блокадного Ленинграда.
Братишку (Володю) определили в школу, а вот мне продолжать учебу в 9 классе и мечтать было нельзя. Надо было работать. В селе для 16-летней девчонки в зимнюю пору не было работы. В колхозе пока делать мне тоже было нечего. Нельзя было думать и о переезде в город или райцентр. Везде было много эвакуированных. Напротив села, по другую сторону озера Кубенское был город Сокол с большим деревообрабатывающим комбинатом. Вот бы туда переехать.
Съездила на катере на другую сторону озера Кубенское в город Сокол. Производство сокращалось, а эвакуированных и там было много. Вернулась ни с чем. Пошла пешком (25 км) в райцентр Кубенское, в райком комсомола, на комсомольский учет нужно было встать.
В райкоме комсомола мне предложили хорошую по тем временам работу – должность официантки в транзитной столовой в нашем селе. «Транзитной» столовая называлась потому, что она обслуживала транзитом проезжающих через наше село военных. Меня убеждали, что я буду сыта и детей прокормлю. Но я отказалась. Встала на комсомольский учет и вернулась опять ни с чем.
Нашла работу бабушка. И для нее, и для меня. На окраине села было такое предприятие «Заготзерно», где подготавливали зерно, привозимое из колхоза, для отправки на запад, ближе к фронту. На триерных и сортировочных машинах зерно сортировали и очищали от мусора. «Заготзерно» считалось «военным объектом». Охрана была военная. Эта работа спасла нас в первую военную зиму от страшного голода. Работали много, порядки были жестокие, но это была полезная работа – мы готовили хлеб для фронта. Зерно охранялось строго, за случай его кражи – тюрьма, а то и расстрел (в те годы за сбор колосьев с убранного поля сажали в тюрьму).
И все же мы как бы «воровали» зерно. За день два раза мы уходили с работы: на обед и поздно вечером. В проходной нас обыскивали (ощупывали), заставляли разуваться, и все же, по несколько зерен в карманах, за пазухой, в валенках – мы проносили домой. Запирали дверь, на пол расстилали простыню, раздевались и все зернышки собирали. За день набиралась у нас целая пригоршня чистого блестящего зерна.
Ночью на чердаке, на тяжелых каменных жерновах зерно мололи. Полученная мука, плюс 150 гр. хлеба, выдаваемого по спискам. Это уже хорошо. Ведь кроме этого у нас ничего не было. Заготовок, даже грибов, например, или картошки, мы сделать не могли, так как приехали уже поздней осенью. А поменять что-нибудь на продукты у местного населения тоже не могли. У нас уже ничего не было. Денег было очень мало, только то, что зарабатывали в «Заготзерно». Это по 300-400 руб., а одна буханка хлеба или кусок мыла стоили уже более 500 руб. Голодали. Кроме куска хлеба и какой-нибудь похлебки – ничего. А иногда вместо хлеба по 100 гр. какого-нибудь зерна, похожего на мякину. У кого-то, не помню, покупали сахарин, это вместо сахара, немного картошки у колхозников, иногда молоко.
Стали приспосабливаться к жизни. Появились знакомые. Так, одна женщина, которая работала в сушилке (сушили для фронта картошку, лук и морковь) совсем недорого иногда продавала нам сухую морковь – это очень хорошая приправа к чаю, вместо сахара.
Самой большой трудность было – заготовка дров (с лета-то мы не могли ничего заготовить). Печка большая, зима холодная и топить надо много. Я с братишкой в выходной день ходила в лес, это около двух-трех км и вблизи дороги заготавливали крупные ветки кустарников, маленькие березы. Складывали их в кучки. А вечером, когда уже темнело, в колхозе давали нам лошадь, какую-нибудь клячу, с санями.
Лошадь меня не слушалась, с ней разговаривать нужно было только матом, на что я была совсем не способна. Тогда уговаривали какого-нибудь мальчика нам помочь. Зима была очень снежная, тяжело было и лошади и нам, но это не самое плохое.
Когда становилось темновато, откуда-то появлялись волки. Мы, зная это, заранее запасались бумагой, щепками и спичками, и вот, зажигая огонек, мы грузили наши запасы и двигались, помогая лошади, к селу. Волки боялись огня и близко к нам не подходили, но провожали до самого села.
Думали, как бы дожить до лета! Зима 1941-42 годов была самой тяжелой для нас. Нас не бомбили, даже самолеты над нами не летали, но холод и постоянный голод. Мы всегда хотели хлеба, больше ни о чем и не думали.
Неожиданно из райкома комсомола пришло сообщение в сельсовет. По согласованию с райкомом партии меня назначили заведующей сельского клуба, который пока не работал.
Продолжение в яндекс-дзене